Ольга-чаровница и змиев сын (СИ) - Кузнецова Светлана Алексеевна - Страница 20

Дверь открылась без скрипа, однако она, кажется, и во сне почувствовала бы присутствие Горана (кстати, вроде бы и чувствовала — ночью).

Ольга тяжело вздохнула и крутанула запястьем, в единый миг гася кружащие над головой разноцветные искры: как блуждающие огоньки на болоте. Сегодня она пробовала взывать одновременно к нескольким стихиям, следуя советам, описанным в одной из книг. Результат вышел не совсем такой, какого она хотела, сил пока не хватало, но учитывая, что все чаровники, известные в людском мире, если и могли обращаться к нескольким стихиям, то последовательно, попытку можно было счесть удачной.

К тому же огоньки понравились Дворечику — как ласково называла Ольга — белке-не белке, змейке-не змейке, птичке-не птичке, а всему вместе. У него имелись радужные крылышки, рассыпавшие разноцветные искры, узкая курносая мордочка с большущими глазами, лоснящийся золотой мех и целых пять хвостов: пунцовый, лазоревый, сиреневый и серый, последний постоянно цвета менял. Сейчас она буквально кожей чувствовала его одобрение, даже в комнате стало светлее. А еще Дворечик наконец-то (и нескольких дней не прошло!) исполнил ее требование по поводу нормальной человеческой одежды, а не одеяний в пол, платьев, халатов, либо какого-то совершенно неописуемого непотребства. Горан в «непотребстве» умудрялся выглядеть величественно и неожиданно красиво, а Ольга самой себе казалась разряженной куклой малолетней дочки ткача-басурманина: ярких тряпок хоть отбавляй, а вкуса никакого.

— Доброе утро, мой змий, — равнодушно поприветствовала Ольга. Голос прозвучал отрешенно, хотя сердце подпрыгнуло к горлу и забилось пойманной птицей.

— И тебе, моя чаровница, — сказал Горан, входя в опочивальню. — Зря развеяла, было… красиво.

Почему-то эти слова отозвались в душе гордостью и какой-то странной досадой. Ольга задержала дыхание и мысленно выругалась. Противоречивость чувств, одолевавших ее в последнее время, приобрела какую-то болезненность. Наверное, испытывай она острое желание уйти отсюда, никто не воспрепятствовал бы побегу. Вот только куда ей податься? В терем возвращаться пока нельзя: лишь новых ворогов привлечет. Люди ее не примут. Русь, конечно, большая, можно и на Ладогу к тятеньке под крыло, да только не хотела Ольга жить по-прежнему: ни женихов непрошеных, ни девок-прислужниц, ни бесконечной болтовни ни о чем за никчемными занятиями.

За море отправиться? Так хрен редьки не слаще: везде простые люди живут почти одинаково. Королям и раджам прислуживать да интриги плести, как у всех властителей заведено не иначе развлечения ради — скука смертная. У чужеземцев с запада вообще народ на кострах жгут, коли отказывается поклоны навязанному богу бить али дар не скроет.

Уйти к соседям? К тем же русалкам, например? Они примут, хотя чаровничество считают чем-то грубым и некрасивым, но при одной лишь мысли об этом Ольге хотелось поежиться. Жить среди них?.. А чем здесь хуже?! Да и делать что? Венки плести да косы полоскать в воде? Скука же болотная.

Новый терем выстроить в глуши? Долго, да и зачем? Чтобы стать в нем одинокой затворницей? Чем такое существование хуже заточения в Нави? Здесь хотя бы можно ощутить себя по-настоящему живой: гордость в груди жжется, ярость время от времени застит взор алым. А еще книги. Ну какой чаровник откажется от знаний?

А кроме этого… как ни противься, но приходилось признать: Горан спас ее. Вначале Ольга думала, чтобы самому поглумиться всласть, но прошло достаточно времени, а ее никто не мучил, не морил голодом, даже не ограничивал в чтении — хотя, казалось бы, для чего указывать врагу путь к мастерству? Ольга все сильнее склонялась к мысли о том, что Горану лично она задолжала очень сильно: и за обман, и за годы, которые тот провел в заточении, и за недавнее спасение, да и за кров, лечение и еду, вкупе с возможностью получать новые знания. Защиту также сбрасывать со счетов не стоило: вряд ли теперь найдется чаровник, жаждущий вызвать ее на поединок. Для этого ему пришлось бы тащиться аж в Навь.

— Вижу, ты уже полностью оправилась от ран.

Не полностью, но оспаривать данное утверждение Ольга не стала, коротко кивнув.

— Твоими заботами, — сказала она резче, чем хотела и собиралась. Все же от Горана она действительно видела пока только хорошее.

— Ты уже встаешь, но не выходишь.

— А разве я могу? — поинтересовалась Ольга, стараясь не выказать удивления. — Без конвоя в человек… кхм… то есть существ в десять?

Горан нахмурился и наклонил голову к плечу, словно ее замечания так и не понял.

— В пределах дворца ты вольна бывать везде, где угодно, — наконец сказал он. — Отчего бы нет?

— Благодарю, — коротко произнесла Ольга, представляя, какими если не словами, то взглядами встретят ее подданные Горана.

Однажды ей пришлось долгое время жить во дворце на том самом западе, что вызывал весьма неприятные воспоминания. Местный господарь хотел сделать ее придворным чаровником… вернее советником, и не намеревался объявлять злом во плоти, однако интриг, лести, шепотков, вражды и зависти Ольга наелась на тысячу лет вперед. И это при том, что себя она не раскрывала, вес среди людей имела немалый, ее если не уважали, то точно боялись, просили о помощи, дарили подарки и обещали покровительство, если не дружбу. Как же встретят ее в навском дворце, если здесь она всего лишь пленница в зыбком положении невесть кого? Да еще и заняла опочивальню правителя — так себе привилегия — наверняка и слухи уже поползли один другого гаже, и отмахнуться от них не выйдет. Не случись недавней ночи, Ольга нашла бы в себе силы позубоскалить на предмет «новой подстилки «его величества», но теперь вряд ли смогла бы. Даже то, что ее спасали, да и не было между ними ничего особенного, почти не имело значения. Для некоторых просто рядом постоять — уже повод нагородить с три забора и насобирать с три короба сплетен, да и вывалить на всякие свободные уши.

— Благодарю, да? Или благодарю, нет? — уточнил Горан.

— Благодарю, но нет, — ответила Ольга не терпящим противоречия тоном. — Мне и здесь найдется занятие, если ваше змийное величество пока не нашло мне покоев, лучше подходящих для пленницы.

Горан усмехнулся и покачал головой.

— Колю…чая… — протянул он. — Как еж. А ведь это мне впору злиться на тебя, моя прекрасная чаровница.

— Ты в своем праве, — сказала, словно отрезала, Ольга, — а я все еще жду…

— Чего? Водворения в пыточную и растягивания на дыбе? Стоило ли тебя спасать лишь для того, чтобы замучить до смерти?! — воскликнул Горан так, что на столике возле стены, книгами уставленной дрогнул и задребезжал стеклянный кувшин. — Нет, моя чаровница, — произнес он заметно тише, — на тебя у меня иные планы.

— Не поделишься? — Ольга вскинула подбородок. Она понимала, насколько заигралась с огнем, но ничего не сумела бы с собой поделать. Даже удивительно, что Горан терпел ее столь долго и терпит сейчас.

Пауза затягивалась. Молчала Ольга, молчал и Горан, только рассматривал очень внимательно. Время от времени во взгляде проскальзывали золотые искры, и тогда Ольге становилось особенно не по себе.

— Я несъедобная! — глупое смешное замечание вырвалось само собой, но им хотя бы удалось чуть отогнать жар, вспыхнувший в груди и начавший зудеть под кожей. Лицо горело, кололо кончики пальцев. — Отравишься же, живот болеть будет, изжога начнется, огнем кашлять станешь, — предрекла она. — Ну и я прокляну, даже не сомневайся.

— Какая трогательная забота, — восхитился Горан. — Вообще-то я не ем разумных существ. А с тобой к тому же можно проделывать гораздо более занимательные вещи.

Ольга хватанула ртом, как ей показалось, раскаленный воздух и закашлялась, тотчас обругав себя мысленно: «Ведь даже если Горан и имел в виду чего-нибудь непристойное, зачем же реагировать столь бурно?!» Ее многие находили привлекательной, и намеки делали далеко не впервые. Обычно язвить и отшучиваться у нее получалось мастерски.

— Неужели ты действительно можешь читать их? — Горан сполна насладился румянцем, окрасившим ее щеки, наверняка посмеялся про себя, а теперь решил сменить русло разговора, посмотрев на книгу, которую Ольга все еще держала на коленях.