Девочка. Девушка. Женщина (СИ) - Резник Юлия - Страница 7

– Это мое дело.

– Она тобой манипулирует.

– Если тобой никто не манипулирует, это означает лишь то, что на самом деле за тебя взялись профессионалы.

Славка заржал. Упал на диван, ударил по ляжкам:

– Во у нас житуха, а? Весело. Мне вот знаешь что интересно? За что бабы мужиков любили, когда денег еще не было?

Я промолчал. Опрокинул в рот еще рюмку коньяка. Жизнь у нас и впрямь была веселая. Нажраться, и то времени не было. А хотелось. Потому что Есении плевать было на мои деньги. Пришла, только когда мать прижало. Стала себя предлагать… И оттого вдвойне было тошно. Неужели она думала, я настолько жалок, что приму такую подачку? Интересного же она обо мне мнения. И это после всего, что я… Нет, не сделал, тут я счета не веду, и своими делами добрыми никого постфактум попрекать не собираюсь. Я же от души. И помогал ей, и потом… ухаживал. Может, не очень у меня выходило, почему-то в ее обществе у меня напрочь отнимало речь. И я превращался в идиота, который не мог и двух слов связать. При том, что я учился ораторскому мастерству, да и в принципе много чему учился, восполняя недополученные в свое время знания. Так вот я с душой, да. Я, блядь, кожей наружу, а ей все как будто игра. И ведь даже обидеться на нее не получается. Потому что… ну мелкая она. Откуда ей знать, как оно все внутри кипит? Каким она краем ходит…

– Верх, ну ты че скис? Нормально ж все уже было. Катерина вон… Нормальная же баба.

– Слав, ты услышал? – прикрыл я глаза. – Порешай с директором.

Глава 4.1

Чуть более чем за год до основных событий.

– Ну как все прошло? Что он сказал, Сенька? На тебе лица нет! Еще и тайфун таки до нас добрался. Как вы доехали? Нас, наверное, опять затопит, и всем будет плевать.

Мама нервничала. Ее сбивчивая речь была тому наглядным подтверждением. Успокаивающе погладив заполошную по руке, я прошла в комнату. Уселась на разложенный и застеленный к моему возвращению диван.

– Ир, ну что ты опять на нее с порога налетела? – вмешался отец, возвращаясь с балкона после очередного перекура.

– Все нормально, пап, – успокоила я обоих. – Маму можно понять. Я вообще не представляю, как вы умом не тронулись в таких обстоятельствах.

Я устало потерла глаза. Хорошо, свет не включали. Смотреть друг на друга было до смешного неловко. Каждый чувствовал вину и стыд. Мама – за то, что это мы из-за нее попали в такую страшную ситуацию, отец переживал, что не смог нас защитить, как в его представлении должен был бы поступить любой уважающий себя мужчина, а я… За то, что попыталась, и не факт, что смогла.

– Хреново, Сенька. Хреново мы справляемся. – Мама подошла к окну, как раз когда комната озарилась яркой вспышкой молнии.

– Раз, два, три… – начала считать я, как в детстве, и тут загрохотало – мощно, раскатисто. И заискрило где-то.

– Провода оборвало, – тихо заметил папа. – Фонарь или свечи?

– Мне все равно. Я спать.

– Нельзя, Сень. Лучше с первого дня жить по новому времени. Так легче справиться с джетлагом.

– Я знаю, мамуль. Но ты бы знала, как чудовищно я устала, – пожаловалась опустившейся рядом со мной на диван маме, склоняя голову ей на плечо.

– Он тебя обидел?

– Нет. Что ты. Он меня накормил.

– И? Ну, что ты томишь меня, Сенька? – потеряла терпение мама. Смотреть на нее такую – дерганную, испуганную, отчаявшуюся – было совершенно невыносимо.

– Я не знаю, мам. Он сказал, что все будет нормально, но подробностей не объяснил.

Ну не говорить же ей, что под занавес разговора я умудрилась Вершинина разозлить? Она спросит, что я сказала, а я же вроде ничего такого…

– Тут ходят разговоры, что он жениться надумал.

Что-то екнуло в груди, сердце, запнувшись, замерло и застучало вновь, подхватив ритм бьющейся в окно непогоды.

– Ну и что? Главное, чтобы в предсвадебных хлопотах он не забыл о нас.

Я говорила с уверенностью, которой совершенно не испытывала. Говорила просто потому, что мне нужно было верить во что-то хорошее. Иначе… А что иначе? Суд? Надо хоть посмотреть, какой матери грозил срок. Но сначала мне и впрямь не мешало бы выспаться. Почему-то, несмотря на все тревоги, казалось, что здесь я усну нормально. Без таблеток, расслабляющих ванн и обязательной медитации на ночь.

– Мамуль, я засыпаю.

И ведь отрубилась в момент, сразу же. Не слыша, как вернулся отец, их с матерью шепотков на кухне, а проснулась, когда зазвонил телефон.

– Алло, – прохрипела в трубку.

– Нет, я ее жду, понимаешь ли, а она спит! – возмутилась Даночка.

– Ждете?

– Да, мы же условились, что ты забежишь на чай. Или забыла?

Точно. Что-то такое было. Пришлось соскребать себя с дивана, попросив у Романовой полчаса. Жили мы в соседних подъездах, но ведь еще нужно было собраться.

Стоило чуть-чуть прийти в себя после сна, вернулась хандра. За ночь тайфун потерял силу, но грозные тучи все равно нависали над островом как немые пророчества неприятностей, а ветер рвал океан на части, и волны походили на мою жизнь: вверх – вниз, вверх – вниз.

– Сень, давай за стол.

– Нет, мам, меня на завтрак ждет Даночка. – сообщила я, с растерянностью глядя на распахнутый чемодан. Романова свято верила, что женщина должна выглядеть на все сто всегда.

– Каждый раз, когда ты одеваешься, помни то, – говорила она то ли в шутку, то ли всерьез, – что если ты умрешь, это будет вечный наряд твоего призрака.

Жуть, правда? Но это работало. И только сейчас не было ни сил, не настроения наряжаться. Да и смерть, признаться, меня с каждым днем страшила все меньше.

В конце концов, я надела удобные брюки, которые не нужно было гладить, рубашку и невесомый тонкий пуховичок. И не зря. Ветер пробирал до костей, скалился мне в лицо… Казалось, весь остров, подобно скулящей жертве, был во власти этого безжалостного ненастья.

Глава 4.2

Даночка встречала меня, как и всегда, при параде.

– Уф, ну и холодрыга!

– Что ты хотела? Конец апреля. Потеплеет. Проходи. Я как раз заварила изумительный улун.

В уютной кухоньке Даны Родионовны все было по-прежнему. Красивые чайные пары на вывязанной крючком скатерти, салфетки, антикварный китайский заварник. Фиалки в горшочках на подоконниках. Резной буфет, из которого она достала вазочку с кизиловым конфитюром.

– Ну, что ты молчишь? Что молчишь?! Давай, рассказывай!

– Да что рассказывать? Вы все знаете, если только… Дана Родионовна, я такого наделала вчера! Вы еще не в курсе, что у мамы неприятности?

– Нет, – небрежно взмахнула рукой. – Я же теперь тут совсем редко бываю.

– Да? – удивилась я.

– Эх, Сенька, я ж уже два года в театре работаю, а ты и не знаешь.

– Как? Вы же отказались!

– Ну, это поначалу. Потому что куда мне было своих детей деть? А потом я нашла толковых помощников в балетную студию, подготовила их, ну и… – повела плечиком, – согласилась. Сама понимаешь – это совершенно другой уровень.

– Еще бы!

Господи, почему она никогда мне об этом не рассказывала? Наверное, потому что я не интересовалась? Звонила все реже, пока все было хорошо, и больше своими успехами делилась, думая, что ей, как моему первому педагогу, это будет приятно слышать. И мысли не было, что это, в общем-то, довольно эгоистично.

– Так что там с Ирой?

И я рассказала. Все, что знала сама. Ну и, конечно, про мою поездку к Вершинину, потому как знала, что они с Даночкой поддерживают связь. Было стыдно до ужаса упасть в ее глазах, но уж лучше пусть она от меня узнает.

– Дура, – как всегда коротко и хлестко резюмировала Романова. Я только вздохнула и перевела взгляд за окно. Жила Даночка на последнем этаже. И вид здесь был не в пример лучше, чем открывался из нашей квартиры. Даже маяк при желании можно было разглядеть, но в основном – рыбацкие лодки, ведущие за возвращение домой нешуточную борьбу со стихией, которая норовила их утащить в бездонное подводное царство.