Посланец. Переправа - Вторушин Станислав Васильевич - Страница 2

— Глебов!

Кусты барбариса зашевелились, над ними показалась голова сержанта. Глебов слышал весь разговор и понял, что командир собрался уходить. Он не одобрял этого, но знал, что Беспалов теперь уже не изменит своего решения.

— Останешься за меня, — сказал Беспалов. — Я посмотрю, что там, и тут же вернусь. Докладывать наверх будешь по ситуации.

— Командир, возьмите Шугаева, — не сказал, а попросил Глебов. — В ауле может быть все, что угодно.

— Пойду один, — ответил Беспалов и повернулся к старику.

— Не бойся, — сказал старик и снова повторил: — В нашем ауле чужих нету.

Пока спускались вниз, Беспалов разговорился с Зелимханом. У него была большая семья — двое сыновей и четверо дочерей. Но в селении остались только две дочери. Один из сыновей жил в Ростове, две дочери — в Грозном, о втором сыне Зелимхан не сказал ничего. И Беспалов подумал, что он, скорее всего, ушел к боевикам. Страха Беспалов не чувствовал, он верил старику. Если бы Зелимхан дружил с боевиками, они бы уже давно сняли наш наблюдательный пункт. Старик рассказал бы им о нем. В ауле почти все родственники и не может быть, чтобы никто из молодых не был связан с бандитами.

Дом Зелимхана — каменный, приземистый, с плоской крышей — стоял на самом краю селения. Его окружал высокий каменный забор. Старик открыл калитку, пропустил в нее сначала Беспалова, затем прошел сам. В голове Алексея невольно мелькнула мысль: «Зарежут в этом дворе, и никто никогда не узнает, что ты заходил в него». Двор был пуст.

Старик поднялся на крыльцо, открыл дверь и жестом пригласил Беспалова. Беспалов знал горские обычаи и прежде, чем войти в дом, снял ботинки. На пороге комнаты стояла женщина. Молодая, стройная, черноглазая чеченка, волосы которой были покрыты светлой газовой вуалькой. Она ждала русского врача. Беспалов не стал объяснять ей, что он не врач, и молча прошел в комнату. Там у стола сидела старуха с вязаньем на коленях. Мужчин в доме не было. Молодая чеченка показала рукой на дверь следующей комнаты и тихо сказала:

— Алия там.

Все солдаты разведывательно-диверсионных групп проходят короткие курсы медицинской подготовки. Их учат самому малому: как вывести человека из болевого шока, остановить кровотечение и перевязать рану, какие лекарства применять, чтобы сбить температуру. Главное — доставить раненого или заболевшего живым до госпиталя. На эти познания и надеялся Беспалов.

Девочка лежала на кровати, закрытая до подбородка одеялом. Сразу было видно, что у нее высокая температура. Ее щеки горели, на лбу выступила испарина, слипшиеся волосы были мокрыми. Беспалов дотронулся до ее раскаленного лба и спросил:

— Давно мерили температуру?

— Полчаса назад, — сказала чеченка. — Сорок один и две десятых.

— Когда у нее это началось?

— Вчера утром. Глотать ничего не может. Даже воду.

Беспалов осторожно дотронулся пальцами до горла у нижней части подбородка. Девочка вздрогнула и открыла глаза.

— Принесите чистую ложку, — попросил Беспалов.

Женщина вышла на кухню и тут же вернулась с ложкой в руках. Беспалов попросил девочку открыть рот и сразу увидел у основания горла два нарыва. Сомнений не было, что у нее тяжелая ангина. Он осторожно содрал кончиком ложки головки гнойников, достал из своей аптечки упаковку аспирина, протянул женщине и сказал:

— Пусть выпьет сейчас две таблетки. Через четыре часа дашь еще. У нее ангина. Собьете температуру, а завтра везите девочку в больницу.

— Какая больница? — удивилась женщина. — Кто ее туда повезет?

— Отец. Кто же еще? — сказал Беспалов.

— Отца похоронили еще в прошлом году, — отрешенно ответила женщина и опустила глаза.

Алексей не стал спрашивать, отчего тот умер. И так было ясно, что находился в банде и погиб от пуль наших солдат. Эта война казалась ему безумной. Он уже давно понял, что ее ведут ради денег. Чеченцы зарабатывают на ней, захватывая в плен русских и получая за них выкуп, дорвавшиеся до власти российские нувориши отмывают русской и чеченской кровью неправедные деньги. А платить за все приходится уже давно превращенным в пушечное мясо солдатам и простым чеченцам, которым, кроме этой войны, некуда податься.

— Ты хоть знаешь, где он похоронен? — спросил Беспалов.

— Знаю, — все так же отрешенно ответила чеченка. — Я говорила ему: не ходи туда. Он пошел.

— Скажи остальным: пусть возвращаются домой.

— Кто меня послушает? — отрешенно сказала чеченка, и глаза ее наполнились болью. Она посмотрела на дочку и отвернулась.

— Девочку завтра же отвези в больницу, — Беспалов смотрел на чеченку, а перед глазами стояла та, которую он оставил дома. Такая же стройная и красивая, только у Нади волосы были светлые и глаза золотистые, а у чеченки волосы отливали смолью и глаза были темные, как созревшие сливы.

— Как тебя зовут? — спросил Беспалов.

— Надя, — ответила чеченка.

— Не может быть, — удивился Беспалов и почувствовал, как учащенно застучало сердце.

— Почему не может? — чеченка осторожно посмотрела на него своими большими темными глазами.

— Надя — русское имя, — сказал Беспалов.

— Меня по-русски и назвали.

— А дочку Алией?

— Так захотел отец.

— Она поправится, — сказал Беспалов. — Но врачу ее показать обязательно надо.

— Нет у нас врача.

— Неужели и раньше не было? — спросил Беспалов.

— Был, но в прошлом году ушел в горы. Не сам. Заставили. Его тоже убили.

— Я в этом не виноват, — сказал Беспалов.

— Врач тоже, — ответила Надя.

Беспалов посмотрел на дверь, потом перевел взгляд на старика. Тот понял и, кивнув головой в сторону дочки, сказал:

— Она тебя проводит.

На улице уже стемнело. Надя сначала выглянула из калитки, потом проскользнула в нее и подождала, когда выйдет Беспалов. Закрыв калитку, она свернула за угол забора, и они сразу оказались в лесу. Луна была на ущербе, над гребнем горы, покачнувшись, появился лишь ее маленький, бледный серпик. Лес казался темным и затаившимся, под ногами не было видно тропинки, но Надя уверенно шла между деревьев, и Беспалов успокоился. Его проводница хорошо знала, куда идет.

— Ты часто ходишь по этому лесу? — спросил Беспалов.

— Почти каждый день, — ответила Надя. — Мы собираем здесь дрова.

— А кем ты работала? — Он сделал паузу и добавил: — До этой войны.

— Учительницей. В начальных классах.

— У вас есть школа? — удивился Беспалов. Селение было маленьким, и ему казалось, что в нем не должно быть никаких государственных учреждений.

— Теперь уже нет, — отозвалась Надя. — Дудаев сказал, что чеченцам не надо учиться в школах.

— Зачем вам эта война?

— А вам? — спросила Надя.

— Мне она не нужна, — ответил Беспалов. — Я считаю ее безумием.

— Почему же тогда ты здесь?

— Я солдат и выполняю то, что приказывает командование.

— А наши дураки хотят стать богатыми. Они думают заработать на этом деньги.

— Кровь не делает человека счастливым, — заметил Беспалов.

— Это правда, — согласилась Надя. — А деньги лишают его последнего разума. — Она вздохнула и спросила: — Когда это кончится?

— Когда боевики сложат оружие и вернутся в свои дома. Когда в вашем селе снова откроется школа и появится свой врач.

Надя не ответила, и несколько минут они шли молча. Наконец впереди появился просвет, и Беспалов понял, что они выходят на опушку. Глаза уже привыкли к темноте, в сумеречном небе он увидел очертания вершины. Под ней вспыхнуло и тут же погасло несколько розовых искр. По всей видимости, мальчишки подкладывали в костер, на котором готовили себе ужин, сухие ветки. Самого костра не было видно из-за густых кустов. Надя остановилась. Беспалов понял, что дальше она не пойдет. Он оглядел в темноте ее фигуру.

Надя была чуть выше среднего роста, стройной и гибкой, затянутой во все черное. Горские женщины любят носить черные одежды, а может, им предписывают это их национальные традиции. Только вуалька на голове была светлой, и от этого казалось, что она подсвечивает лицо. Надя стояла так близко, что Беспалов слышал ее дыхание, ощущал, как поднимается и опускается грудь при каждом вздохе. И от этой близости женщины, до которой можно было дотянуться рукой, у него начала кружиться голова. Он смотрел на молодую чеченку, а перед глазами стояла та, которую он оставил дома и от которой уже так давно не получал писем. Беспалов еле сдерживал себя от почти нечеловеческого желания схватить ее, прижать к себе, впиться губами в горячие губы. Больше всего он боялся потерять в эту минуту контроль над собой. Ему показалось, что она качнулась в его сторону, он непроизвольно вытянул руки, но Надя произнесла: