Жизнь моя - Пейвер Мишель - Страница 10

Они подъехали к аэропорту. Она боялась аэропортов, но знала, что Майлзу это лучше не показывать. Гудрон на парковке был горячим и мягким, он продавливался под ее сандалиями, а электрические двери издавали ужасный шипящий шум. Она хотела взять Майлза за руку, когда они через них проходили, но Майлз шел слишком быстро, так что она схватила свой рюкзак и поспешила за ним.

— Который час? — спросил он, когда они вошли внутрь и стали пробираться сквозь толпу. Он никогда не носил часов.

Моджи проконсультировалась с «Vulcan Time-Scaner» на своем запястье.

— Шесть минут четвертого.

Майлз вскричал:

— О люди! Это уж слишком даже для меня! Самолет бедного ублюдка приземлился в двенадцать!

Моджи разинула рот. Он хочет сказать, что они заставили Патрика ждать около трех часов?!

Черное отчаяние навалилось на нее. Патрик, наверное, взбешен, а может быть, он настолько взбешен, что, не дожидаясь их, развернулся и улетел обратно в Англию.

Потом он внезапно появился, и был даже красивее, чем она помнила. Он был и Ланселот, и Кассий, и Люк Скайуокер — один во всех лицах. И он ничуть не выглядел сердитым. Он улыбнулся и врезал Майлзу по животу, как это делают мальчишки, когда рады видеть друг друга, хотя удар, возможно, был довольно сильным, поскольку заставил Майлза ловить воздух ртом и согнуться пополам. Но когда Майлз выпрямился, он рассмеялся, и Моджи убедилась, что он невероятно рад видеть своего друга, хотя старается не показывать этого. Она робко ждала с рюкзаком у ног. Она была так счастлива, что хотела плакать.

Потом Патрик нагнулся и повесил рюкзак на одно плечо — в точности так, как ее учила делать Антония. Моджи небрежно проделала то же со своим. Она двинулась в сторону Патрика, надеясь, что Майлз этого не заметит. Майлз ничего не сказал ни о лентах, ни о том, что Патрик ее бой-френд, но она не хотела проверять его память. Патрик посмотрел на нее и усмехнулся. Настоящей усмешкой, как будто он действительно рад ее видеть.

— Привет, Имоджин! — сказал он.

К тому времени, когда они подъезжали к деревне Ля Бастид, Патрик уже был сыт по горло Францией, Майлзом и британцами. Но, главным образом, Майлзом.

— Что ж, это была твоя собственная гребаная ошибка — лететь в Тулузу, а не в Перпиньян, — сказал Майлз в аэропорту, закидывая рюкзак Патрика в джип. — Перпиньян намного ближе, он только вниз по дороге.

— Да, — сказал Патрик сухо, — и «Бритиш Эйрвейс» вдвое дороже, чем «Эйр Экспресс».

— Ах, деньги! И это все, о чем ты думаешь?

Патрик, разомлевший, усталый, голодный и не избавившийся от беспокойства, решил игнорировать его. Оставалось либо это, либо уложить друга на стоянке автомобилей.

Сознание собственной неправоты заставило Майлза вести машину еще кошмарней, чем обычно. Моджи сидела сзади, вцепившись в край своего сиденья, а Патрик сосредоточился на пейзаже.

Юг Франции оказался совсем не таким, как он ожидал. Он думал увидеть нечто вроде Беверли Хиллс. Пальмы, загородные клубы и бирюзовые бассейны. Вместо этого он оказался в суровой пустынной стране слепящих серебристых скал и пыльного колючего кустарника; сумасшедшая геометрия вызывающих головокружение ущелий, высоких башенок и выжженных солнцем нагорий.

«Фенойеды, — гласил путеводитель, который он нашел в оксфордской Центральной библиотеке, — это предгорье Пиренеев. Они гораздо более изолированы и гораздо менее исследованы, чем их именитые кузены».

Он понимал, почему: дороги были до нелепости узкими и до нелепости извилистыми, даже для Европы. В тех немногих деревнях, которые они проезжали, пешеходы вынуждены были отступать в дверные проемы, чтобы избежать столкновения с джипом. Да и деревни, к слову сказать, были практически вымершими. Каждая новая вершина несла развалины замка. Об этом он тоже читал. Сотни лет назад здесь проходила граница между Францией и Испанией: место кровавой вражды и ожесточенных схваток. Но путеводитель не подготовил его к такому количеству проклятых вещей.

Но все же здесь по крайней мере было одно маленькое напоминание о доме: большинство дорожных знаков оказались изрешеченными крупной дробью. Кажется, французы использовали их для стрельбы по целям — так же, как они в Вайоминге.

Примерно через полтора часа они достигли моста через реку с сильным течением, которая пенилась в устье узкого, шириной в шаг, ущелья. Вход в ущелье охраняли две массивные, угрожающе наклонившиеся скалы в несколько сотен футов высотой.

На середине моста Майлз заглушил двигатель.

— Мы на месте. Впереди — Ля Бастид.

У моста дорога резко сворачивала от устья ущелья и шла к беспорядку домов, которые выглядели совсем по-испански — карабкающимися на крутой холм.

Патрик смотрел на терракотовые крыши, толстые беленые стены и крошечные закрытые ставнями окна. Каждый свободный дюйм занимали террасы с виноградными лозами и оливковыми деревьями. Маленькая церковь примостилась у просторного кладбища, обозначенного кипарисами, а на вершине холма — непременный разрушенный замок, за которым горный хребет шел длинной кривой, упирающейся в восточные опоры ущелья.

— Наш дом, — сказал Майлз. — Лез Лимоньерс — тот, перед замком. — Он кивнул в сторону большой белой виллы с небесно-голубыми тентами, несколькими террасами и садом, полным лимонных деревьев и бугенвиллей. — Виды потрясающие, лучшие в деревне.

«Преувеличение», — подумал Патрик кисло, полный решимости не дать себя разбить.

Без шума двигателя, звуки сельской местности затопили его: глухой рокот реки, стрекот цикад, отдаленный скрип — видно, кто-то в деревне открывал ставни. Воздух был острым, с привкусом дымка и пыльного шалфея.

Он указал на склон за мостом, где, сразу у первого деревенского дома, было очищено и поделено на квадраты пространство размером в три теннисных корта.

— Предполагаю, что это главный участок, да?

— Смотри, — сказал Майлз, — это тощее дерьмо, трясущее головой, наш уважаемый лидер, доктор Хант. А тот, застенчивый краснокожий с «конским» хвостом, — Саймон. Блондинка, бездельничающая в тени, конечно, сочная Нисса.

«Молодая Брижит Бардо, — подумал Патрик, чувствуя внезапную слабость. — Вплоть до оттенков».

— Вот что тебе скажу, — начал Майлз, барабаня пальцами по рулю. — Вы с Толстушкой Моджи сейчас вылезаете, идете и со всеми знакомитесь, а я доставляю твой багаж домой.

Патрик открыл рот, чтобы возразить, но Майлз отрезал:

— Нет другого времени, кроме настоящего, Патрокл. Выходи… пожалуйста.

Патрик стрельнул в него взглядом. Глаза его друга были налиты кровью и выражали беспокойство, а на его верхней губе были капельки пота. Ему нужна была доза.

Патрик гадал, было ли это остаточным явлением, или он принял кокс совсем недавно. С Майлзом могло произойти все, что угодно. Пока рядом не было его маленькой сестры, которая могла увидеть, как он принимает наркотики. Майлз, не испытывая раскаяния, сквернословил перед Моджи, мог даже мертвецки напиться, но насчет наркотиков у него было четкое правило: она ничего не должна знать.

Патрик живо кивнул и открыл дверь.

— Мы захватим вас потом. Пошли, Имоджин.

У доктора Ханта, как оказалось, были серые глаза и обсыпанная табаком борода, которая привлекала внимание к жесткому рту. Он не поприветствовал Патрика, не представил его другим, а просто удостоил его самым кратким из рукопожатий и велел идти и найти его дочь, которая даст ему план участка и список «можно — нельзя».

— Это доктор Хант-младший? — спросил Патрик.

Тонкие губы стали еще более тонкими. Ясно, на этом раскопе есть только один доктор Хант.

«Ладно, черт с тобой», — думал Патрик, глядя, как он уходит, и чувствуя, как остатки его доброжелательности быстро испаряются. Вслух он сказал блондинке, подошедшей, чтобы посмотреть на него:

— Догадываюсь, я только что оскорбил профессора, да?

— О, не обращайте внимания, — ответила она. — Он закусил удила, потому что у него была стычка с Тони. И между прочим, — она сняла шляпу и одарила его прохладной улыбкой, — он не профессор. Я знаю, вы, американцы, каждого называете профессором, но здесь получить это звание не так просто, как в Штатах.