Вперед в прошлое 2 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 49

Несколько минут мы молча шли друг за другом: Наташка впереди, я с сумкой и рюкзаком — за ней. Наконец она сбавила скорость, забрала свою сумку и спросила примирительно:

— Думаешь, я ошиблась?

— Да. Когда кто-то нравится, то видишь его в других. Знаешь, что его там быть не может, и все равно видишь. Разум тебя обманывает. Вот что здесь делать твоему Саше?..

— Купаться в море, — пожала плечами она.

— Ты сама сказала, что он учится в меде. Парень из хорошей семьи никогда не поведется на такую девку, как она. Сто пудов!

И опять молчание. Наташка подумала-подумала и решила, что я прав.

— Да. Она ведь грязная! — Она покосилась на меня с сомнением и все-таки спросила: — Паш, а тебе тоже Алиса во всех мерещится?

Внезапно. Остановившись, я запрокинул голову и захохотал. Наташка поджала губы и набычилась, не понимая, что смешного сказала. Я и Алиса, это как Жан Рено и юная Портман! Что мне делать с девочкой тринадцати лет? Разве что воспитывать. Отсмеявшись, я объяснил:

— Я не влюблен в Алису, мне ее просто жалко. У нее в семье очень все сложно.

— Да ну не ври! — не поверила сестра.

— Хорошо, если так тебе удобнее, считай, что влюблен. Ты завтра со своим встречаешься? Как вы найдетесь?

— В двенадцать он подъедет к зданию морвокзала. Он обещал, если не сможет, вызов на переговоры на почту прислать. Бли-ин, как хреново без телефона!

Кое-что показалось мне странным, и я сказал:

— Странно, что он тебе свой номер не дал.

— Сашка из пригорода, живет в общаге, какой там телефон? — сестра заговорщицки улыбнулась. — А домашний его у меня есть!

Так за разговорами мы добрались до рынка, переглянулись, и я сменил тему.

— Работаем так же: ты ждешь с товаром, я калядую.

Сестра рассмеялась — ей понравилось слово. Калядовать Наташе точно не хотелось, стоять с кофе в руках она стеснялась — а вдруг одноклассники увидят? Да и не стоило светить товар, он дорогой, могут найтись желающие поживиться. Я взял две пачки, Наташка уселась на бетонное ограждение в тени платана и показала мне скрещенные пальцы.

Первым делом я подошел к знакомой армянке с абрикосами и — опа! — инжиром. Вот где экзотика! Москвичи с руками его оторвут. Черный, плотный, размером с крупную сливу.

— Почем инжир? — спросил я, понимая, что даже если повезу его на руках и под вентилятором, он не доедет.

— А, это ты, — узнала меня армянка. — Тысяча.

На женщине был тот же сиреневый спортивный костюм, но в этот раз без пятен.

Я достал кофе и сказал громко, чтобы и остальные оптовики слышали:

— Смотрите, что у меня есть. Кофе. Натуральный молотый. Высший сорт!

Женщина заинтересовалась.

— И почем же?

— Пятнадцать.

Ее муж в зеленом «москвиче» присвистнул. Огоньки в глазах торговки угасли.

— Ничего себе!

— Вы же знаете, сколько он стоит на самом деле. И такого качественного больше нигде нет… Удачной вам торговли!

— И тебе, мальчик. Приходи завтра вечером, отдам товар вполцены.

— Спасибо за предложение! Подумаю.

Я побежал дальше. Предложил кофе тетке с джинсами, девушке с трусами, усатому мужику с купальниками. Тот попытался сбить цену, мы торговались до хрипоты, в итоге кофе ушел по тринадцать тысяч девятьсот. И больше никто у меня ничего не купил.

От отчаянья я заглянул к мясникам в крытую часть рынка, и мне повезло: я продал две упаковки по четырнадцать, вышел и чуть ли не носом столкнулся с валютчиком Павлом, стоявшем на своем месте. Он меня узнал и воскликнул:

— Привет, тезка! Что-то ты совсем пропал. Как твое ничего?

— Да вот отец в Ростов мотнулся, — соврал я, — привез крутой кофе. Пытаюсь продать.

— Покажи, — ожидаемо заинтересовался он, взял пачку, повертел в руках.

— Не контрафакт?

— У меня открытый есть. Дать попробовать?

— Хм. Конечно. Похоже, и правда нормальный.

Валютчик сыпанул кофе на руку, слизнул, разжевал.

— Сколько хочешь?

— Отец сказал по пятнарику продавать, — прищурился я.

Валютчик потер подбородок, что-то прикинул.

— У тебя много? Я бы штук несколько забрал, но не по такой цене.

— На перепродажу? — смекнул я. — Такой по двадцатке загоняют.

— Ну и прохаванный ты пацан! — восхитился тезка. — По десятке отдашь?

— Смеешься⁈ — возмутился я совершенно искренне. — Четырнадцать.

— Одиннадцать.

— Тринадцать пятьсот и не дешевле!

Сторговались на двенадцати за пять штук. Павел отсчитал мне шестьдесят два доллара по курсу и попросил принести еще партию через пару дней. Я рванул к Наташке, не считая прибыль даже в уме, будто кто-то мог подслушать мысли. Дома посмотрим. Две пачки остались, и фиг с ними. Если просекут, что я с деньгами, запросто могут средь бела дня проломить головы нам обоим.

— Уходим. — Я взял сестру под руку и повел на остановку.

— Что опять? — заозиралась она.

— Почти все продал. Валим.

Взгляд остановился на «жигулях» с шашечками. При мысли о том, как мы сейчас вместо того, чтобы толкаться на остановке, усядемся в машину, пусть это всего лишь «жулька», и расслабимся наконец, тело словно налилось свинцом и отказалось идти.

Вот бы сейчас…

— До Николаевки сколько? — спросил я у таксиста, не удержался.

Водила осмотрел нас с ног до головы, задержал взгляд на моих стоптанных кедах.

— Семьсот.

— Откуда у нас столько⁉ — возмутился я, хотя готов был расстаться и с тысячей, — вот за пятьсот поедем.

Наташка взяла меня за руку и сжала пальцы. Наверное, она никогда не ездила на такси и боялась, что завезут на пустырь, ограбят. На самом же деле водиле неоткуда было знать, что мы с деньгами, он видел в нас нищебродов.

Мы побрели дальше — Наташкина хватка ослабла.

— Ладно, поехали за пятьсот! — сдался водила и прокричал нам вдогонку.

— Уверен? — шепнула на ухо Наташка.

— Да. Это безопаснее, чем в автобусе.

— Ну, ладно.

Мы расположились на заднем сиденье. Дверцы тут не блокировались автоматически, водила выглядел хилым… Нервная система расшаталась за последние дни. Таксист безопасен, потому что ничего не знает. Я устало закрыл глаза, дернул головой, когда стал засыпать. Нельзя! Черт, еще ж тренировку вести, я хотел ставить удар себе и остальным, но это ж сдохнуть можно!

Ничего, придумаю что-нибудь. Большую часть тренировки помашем руками и поучимся принимать боксерскую стойку. Груши нет — потренируемся на матрасе. Еще ж объяснить надо, откуда я все это знаю…

До чего же кайфово не ехать в автобусе!

Таксист довез нас за двадцать минут, я расплатился сотенными, и только когда машина покатила прочь, Наташка перевела дыхание и спросила, наклоняя голову:

— Посмотри, я не поседела?

Я развел свои волосы в стороны.

— Нет, а я?

Мы двинулись к подъезду, поднялись по лестнице, вошли в квартиру, и только там Наташка спросила:

— Сколько же мы заработали?

— Чистыми сто тридцать семь.

Наташка открыла рот и оцепенела, не веря своим ушам. Икнула, но отмерла, только когда я протянул ей четыре тысячи.

— Вот твоя зарплата. Еще остались две пачки кофе, продашь — купишь себе ботинки или что ты хотела. Но дешевле двенадцати не толкай, не сбивай мне цену.

Сестра уставилась на зарплату, поджала губы и… ушла в спальню, чтобы я не видел ее слез. Расчувствовалась. Но через пять минут она уже скакала козой и строила далеко идущие планы.

Я глянул на часы: было без пяти пять, и вместо того, чтобы поесть, завалился спать, поставив будильник на полседьмого. Полтора часа вожделенного отдыха, а завтра — снова бешеный забег. Чуть свет нужно к бабушке — скакать по дереву с сачком, срывать им абрикосы, потому что первыми созревают те, что высоко, а их иначе не достать. Потом — снова двое суток в поезде, и выходной не взять, потому что все быстро завертелось, и со дня на день могут понадобиться деньги.

Перед тем, как вырубиться, я подозвал Наташку и попросил:

— Ната, поклянись, что ни одной живой душе ты не расскажешь, сколько мы заработали и еще заработаем. Наверное, ты уже поняла почему. Веди себя скромно. Если кто-то спросит, откуда та или другая вещь, говори, что дед или бабушка купили.