Вперед в прошлое 2 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 41

Пришлось ждать, когда парень проорется и покинет вагон. Но быстро у него не получилось: газеты покупали. Женщина с прической «советская барашка», сидящая рядом с нашей площадкой, купила тот самый «Спид-Инфо». Парень заискивающе заглянул в глаза деду.

— Иди отсюда, — рыкнул он, и коробейника сдуло из вагона.

— Что же он такого сделал? — продолжил разговор я, имея в виду преступника, которого пристрелил дед

— Он хуже, чем убийца. У соседки дочь… Была дочь. Больше нет.

Больше он ничего не сказал, стоял молча, заново переживая те события. Я тронул его и сказал:

— Дед, я тобой горжусь!

Он грустно улыбнулся.

— Давно это было. Теперь работаю сторожем на складе. Доски охраняю. Но на жизнь хватает… Следующая станция — Киевская, наша.

Мы вынесли кравчучку из вагона, дед все так же толкал ее, у меня был только рюкзак, и я мог смотреть не только перед собой, но и по сторонам. Какая все-таки Москва красавица! Станции метро — просто произведения искусства. Взять хотя бы эту: массивные люстры, лепнина, картины в узорчатых рамах. Если бы не толпа народа, можно было бы водить сюда иностранцев на экскурсию. Интересно, кто автор картин? И гугла нет, чтобы узнать!

Когда вышли из подземки, я отыскал взглядом место, где должны выситься башни Москвы-Сити. Нет ничего. Нет стеклянно-пластиковых строений, дорогих иномарок. Зато прямо на грязи, окруженный окурками, стоял мужик с тележкой. На клеенке поверх кравчучки лежали караси, от которых он хворостиной гонял мух.

Рядом продавала блузку женщина тощая настолько, что хотелось купить ей пирожок у соседней торговки.

— Тут идти далеко, — сказал я. — Дед, давай везти тележку по очереди.

Но дед справлялся неплохо, так все пятнадцать минут меня к ней и не подпустил. Мама шагала рядом, оглядывалась по сторонам и всем своим видом говоря: «Что я здесь делаю? Страшно-то так!» Наверное, грядущий визит в онкоцентр так сильно ее пугал.

По широкой дороге мы добрались до рынка. Точнее до площади возле него, где толпился народ. Оставив деда и маму, я прошвырнулся по ряду, узнал цены. Черешня от шестисот до тысячи, такая, как у нас — восемьсот. Орехи — от тысячи до тысячи восьмисот. Абрикосов не было ни у кого, потому что еще не сезон.

Как и в прошлый раз, я предпочел прилавок торговле с пола и побежал на сам рынок договариваться с бабками.

Рынок делился на две части: крытую, где имелись овощные ряды с советскими весами, за которые следовало платить. Возле лотков с молочкой, консервами и колбасами толпились покупатели, в основном старики и молодежь, людей среднего возраста почти не было, и к каждому продавцу стояла очередь, как в Советском Союзе — за дефицитом.

Да, очереди остались и в это время, особенно — в ларьки за сигаретами, но чтобы так… Интересно, почему?

За прилавками, которые меня интересовали, продавцы стояли стеной, локоть к локтю, и приткнуться было совершенно некуда, потому я вернулся к железным точкам под открытым небом, но и тут свободных мест не оказалось.

Торговцы из Украины то ли платить не хотели, то ли просто не понимали, что можно договориться с местными, и все продавали с земли перед входом в рынок. Впрочем, как и на Таганке. И не брали в расчет, что тут, на рынке, есть хоть минимальная охрана, а там любой может ограбить. Да и те же менты явно больше берут, чем администрация рынка, а они такой поживы не упустят.

В этот раз быстро договориться не получилось. Бабки с петрушкой меня не пустили, картошечница тоже дала от ворот поворот. У остальных были соседи с черешней.

Я глянул на плотного мужика протокольного вида, продающего ножки Буша, и решил рискнуть.

— Добрый день, — проговорил я.

— Цена написана, че, повылезло? — писклявым голосом ответили мне, и я понял, что это не мужик, а женщина. Хорошо молодым человеком ее не назвал, а то мог бы и без зубов остаться.

Слова застряли в горле, но раз уж начал, я продолжил чисто для приличия:

— Мне нужно торговое место, малая его часть. За пятьсот рублей.

— Что продаешь? — спросила она уже без агрессии.

— Черешню, абрикосы…

— По полкило того и другого мне — и валяй.

Особого выбора не было, и я согласился.

— По рукам.

— Только на моих весах взвесишь, а то знаю я вас.

Еще не оттаявшие ножки Буша лежали в тазу на витрине, за прилавком были еще две коробки, откуда натекла вода вперемешку с сукровицей, попахивающая формалином. Но слетевшимся зеленым мухам было все равно.

Я выбежал к своим, которые ждали недалеко от входа на рынок. Мама сказала:

— Я с вами пойду, да?

— Да, но соседка вредная. И она похожа на уголовника, так что не пугайся. Я договорился расплатиться товаром. Идем. В принципе, вы можете ехать, спасибо за помощь. Адрес дедушки у меня есть, доберусь.

— Вот уж нет, — сказал он приказным тоном.

— А мне так интересно посмотреть, — робко пробормотала мама. — И ехать еще рано.

Мы двинулись к прилавку всей процессией. Увидев торговку окорочками, мама оробела, а деда ее вид не шокировал, он лучезарно улыбнулся:

— Доброго дня, красавица!

— Ой да ладно вам, — улыбнулась она, и я заметил, что у нее нет одного зуба сверху. — Какая я…

— Это вам! — Дед выудил абрикос и протянул ей. — Из солнечной Армении.

Женщина цапнула абрикос, вытерла о замызганный передник и принялась есть, а я застелил прилавок и начал выкладывать товар: абрикосы, черешню, орехи.

— Че-то кислые ваши абрикосы, — чуть ли не проорала она, отпугивая покупателей.

Я дал ей примятый, спелый.

— О, это, в натуре, мёд! — обрадовалась она, распробовав. — Мне вот таких.

— Ма, выбери восемь штук янтарных, — распорядился я, видя, что к прилавку подошли покупатели.

— Чейто восемь? — возмутилась соседка.

— Потому что это полкило, — ответил я, глядя на мужчину, отправившего в рот черешню.

— Сколько? — спросил он.

— Семьсот.

— Килограмм сделай.

Понеслась! Дед наблюдал со стороны, мама отдала абрикосы мужикобабе, которая так и не представилась, та положила их на чашу весов и сразу же сгребла, потому что там было немного больше, чем полкило.

— Абрикосы! — крикнул я. — Ни у кого нет, у нас есть! Удиви соседей! Порадуй девушку! Заткни рот теще!

Соседка хрипло расхохоталась, хлопнув себя по ляжкам. Взвесила окорочок покупателю, прогнала бабульку, которая просила самый маленький, вон тот, который вмерз, и попутно возмутилась цене.

— Крохоборы, — ворчала бабка, удаляясь. — Там дешевле!

— Так и вали туда, покупай гнилье с опарышами! — Торговка объяснила мне: — Там есть точки, где сбывают просрочку вполцены. Вот и прут, и прут. Рыба с глистами, мясо с опарышами, вонючее. Склизкая колбаса.

Правильно, что я внутри здания не остался, там не наш покупатель. Слышавший наш разговор дед подтвердил:

— Соседка аж из Перово ездила, пока с отравлением не слегла.

Вспомнились очереди из, теперь ясно, студентов и пенсионеров. Вот оно что!

Дед с мамой то отходили от прилавка, то приближались к нему, изображая покупателей, и к часу дня я распродал почти все, осталось по пару килограммов черешен и абрикосов и восемь — орехов. Не шли они сегодня.

Мама сказала:

— Я поеду, уже пора, а то мало ли.

— Знаешь, как добраться? — спросил я.

Она развернула тетрадный листок, где была нарисована и расписана схема перемещения.

— Не знаю, но разберусь. Шевкет Эдемович написал. Удачи, Павлик!

— Это тебе удачи!

Мы разговорились с мужикобабой. Оказалось, ее звали Яна, она «с Ростова» приехала покорять Москву. Покупает окорочки оптом на мытищенских складах, продает здесь. Выгодно! Наценка 100%! Вон, одна коробка осталась.

Я понял, что она — бесценный источник информации, задал пару вопросов и выяснил, что на тех складах очень многие закупаются, а еще есть оптовики в Балашихе, но в Мытищах лучше и удобнее. Я молчал. Мотал на ус и больше слушал, а Яна охотно делилась историями из жизни, приправляя их крепким русским словцом. Дед играл в телохранителя и топтался неподалеку.