Дж. Р. Р. Толкин: автор века. Филологическое путешествие в Средиземье - Шиппи Том - Страница 17

Еще одно качество Бильбо, отмеченное выше Торином, — отвага, которую он проявляет вновь и вновь. Однако этот вид или тип отваги совершенно не похож на героическое или агрессивное поведение его спутников, их союзников и противников. Бильбо так и не научился драться с троллями, стрелять в драконов или побеждать в бою. Во время битвы пяти армий, уже достигнув своего расцвета, Бильбо остается в стороне: «роль его тогда была весьма незначительна. Собственно говоря, он с самого начала надел кольцо и исчез из виду, не избавившись, однако, полностью от опасности». Но после встречи с Горлумом и бегства от гоблинов Бильбо уже демонстрирует определенное мужество, сравнимое с мужеством гномов и даже превосходящее его. Теперь, когда у него есть кольцо, не должен ли он «вернуться в кошмарные туннели и разыскать своих друзей»? «Только он пришел к решению, что это его долг», как услышал голоса гномов, препирающихся по поводу того, надо ли вернуться и поискать его; по крайней мере один из них был против: «Коли еще идти обратно искать его в темных туннелях, так плевать я на него хотел». Конечно, Гэндальф мог заставить их передумать, но здесь Бильбо впервые показывает свое превосходство перед спутниками. Его отвага не агрессивна и не импульсивна. Она сосредоточена внутри, не явлена постороннему взору, основана на чувстве долга — и абсолютно современна: ни в «Беовульфе», ни в «Эдде», ни в скандинавских сагах нет ничего подобного. И все же это своего рода мужество, и даже героям и воинам надо научиться его уважать.

Гномы и впрямь начинают уважать Бильбо с этого момента, и Толкин отмечает этапы его роста. В главе 6 «Бильбо сильно вырос в глазах гномов». В главе 8 «кое-кто даже поклонился ему до земли», а в главе 9 «он [Бильбо] очень высоко вознесся во мнении Торина». В главе 11 ему лучше, чем остальным, удается сохранять присутствие духа, а к главе 12 «хоббит вырос в их глазах до настоящего вожака». Все это не мешает гномам возвращаться к своему прежнему мнению о нем («какой толк было посылать хоббита?»), и значительную часть времени он по-прежнему является пассажиром, как в сценах с Беорном. Однако автор все больше подчеркивает мужество Бильбо, которое всегда проявляется в одиночестве, всегда в темноте. Бильбо убивает гигантского паука «в темноте, в одиночку» и чувствует себя «совсем другим — более храбрым и беспощадным». После этого он дает имя своему кинжалу: «Отныне я буду называть тебя Жалом^[20]» — это больше подобает герою саги, нежели современному буржуа. Но главный момент величия он переживает, когда, заслышав храп дракона Смога, продолжает идти по темному туннелю, совсем один:

Это был самый мужественный поступок в его жизни. Бильбо одержал настоящую победу над самим собой перед лицом неведомой опасности, подстерегающей его впереди.

Всеми этими способами Толкин показывает, что Бильбо, или «мистер Бэггинс», как его продолжают часто называть, остается представителем современного мира, однако это не значит, что люди из этого мира должны чувствовать себя чужими или ущербными в мире сказочном.

Филологические фантазии

Таким образом, один из аспектов структуры «Хоббита» состоит в том, что Бильбо постепенно осваивается в сказочном мире, или Средиземье, как он стал называться. Но есть и еще один аспект, на создание которого Толкин употребил свою уникальную квалификацию, — в этом мире потихоньку осваивается и читатель. Можно было бы сказать, что Толкин мало-помалу придумывает этот мир, хотя сам он, наверное, не одобрил бы выбор такого слова. Как уже говорилось, «Хоббит» во многом построен на постепенном введении новых персонажей (Горлума, Беорна, Смога), новых существ (гномов, гоблинов, варгов, орлов, эльфов) или новых мест (Туманных гор, Черного Леса, Озерного города) — обычно по одному-два за главу. Некоторые из них изобретены автором. Не известно никакого иного источника происхождения Горлума, кроме фантазии самого Толкина; это была его собственная блестящая идея — выделить Горлума за счет нетипичного использования местоимений. После самой первой своей реплики в «Хоббите» («[Я вижу^[21],] угощ-щ-щение на с-с-славу!») Горлум больше не говорит слово «я» («Властелин колец» — это уже другая история). Он всегда называет себя «мы» или «моя прелес-с-сть». Не говорит он и «ты», хотя, как и в случае с характерными особенностями речи троллей, издатели изо всех сил пытались «привести в порядок» эту ненормальность — например, без предупреждения исправляя «мы» (we) на устаревшую форму «вы» (ye). (Ошибки корректоров и редакторов много лет создавали путаницу в «Хоббите». Так, недоразумение по поводу Дьюрина дня было устранено только в поздних изданиях, а владельцы более ранних могут заметить, что в конце главы 3 написано «последняя осенняя луна», а в начале главы 4 — «первая». Правильный вариант — «последняя».)

Эта устойчивая речевая особенность Горлума создает отчетливое впечатление о его личности — или об отсутствии у него личности, — и это совершенно оригинальный прием. То же относится к гигантским паукам: хотя Толкин сказал или якобы сказал, что заимствовал их из германских легенд, это неправда. Они тоже придуманы самим автором.

Однако Горлум и пауки составляют исключение. Большинство существ, которые встречаются в «Хоббите» и «Властелине колец», являются плодом профессиональной деятельности Толкина. Очевидный пример — варги. Древнескандинавское vargr означает и «волк», и «изгой». В древнеанглийском есть существительное wearh — «изгнанник» или «изгой» (но не «волк») и глагол awyrgan — «осуждать», а также «душить» (так казнили осужденных изгоев) и, может быть, «тревожить, грызть, загрызать насмерть». Зачем в древнескандинавском языке понадобилось еще одно слово для обозначения волка, если в нем уже есть расхожее úlfr? И почему в древнеанглийском это слово имеет какой-то более сверхъестественный и менее очевидный физический смысл? Придуманное Толкином слово «варг» (warg) представляет собой явный компромисс между древнескандинавским и древнеанглийским произношением, а описание этих существ — волки, но не простые, а наделенные интеллектом и злой волей, — совмещает в себе оба древних понятия.

Еще один пример — Беорн. Можно себе представить, что в этом случае Толкин действовал несколько иначе. На посту преподавателя ему, наверное, каждый год приходилось разбирать со студентами древнеанглийскую поэму «Беовульф», и одна из самых простых вещей, которые надо знать об этом произведении, состоит в том, что имя героя означает «медведь» (на выяснение этого и большинства других аспектов поэмы ушло полвека). Беовульф — это bee-wolf (пчелиный волк), он разоряет ульи, таскает у пчел мед, а значит (как очевидно всем, кто читал «Винни-Пуха») это медведь. Однако Беовульф хоть и обладает недюжинной силой и отлично плавает — и то и другое характерно для медведей, особенно белых, которые одинаково хорошо передвигаются по суше и по воде, — но на протяжении всей поэмы остается человеком, лишь с намеком на некую странность. Впрочем, можно провести параллель между его похождениями и сюжетом древнескандинавской «Саги о Хрольфе Жердинке», которую иногда называют «Сагой о конунге Хрольфе и его воинах» и которая связана с «Беовульфом» и по другим причинам. Во главе дружины конунга Хрольфа стоит некий Бёдвар Бьярки, в чьих поступках явно прослеживается аналогия с Беовульфом. Бёдвар — это обычное имя (оно до сих пор существует в йоркширской деревне Баттерсби), а вот прозвище Бьярки означает «медвежонок». Поскольку его отца зовут Бьёрн (Медведь), а мать — Бера (Медведица), очевидно, что Бёдвар в том или ином смысле является медведем, точнее оборотнем. Как и многие древнескандинавские герои, он eigi einhamr, «имеющий несколько шкур». В кульминационной битве он превращается в медведя, точнее, направляет в бой свою медвежью сущность, но по недоразумению его выводят из транса, и войско конунга терпит поражение.

Толкин свел воедино все эти черты — заметим, все они хорошо знакомы любому исследователю «Беовульфа», не говоря уже об ученых уровня Толкина. В отношении Беорна в «Хоббите» ясно одно — он медведь-оборотень: обладает недюжинной силой, питается медом, днем выглядит как человек, а ночью превращается в зверя и способен принять участие в битве «в обличье медведя». Его имя, Беорн, имеет тот же корень, что и имя отца Бёдвара — Бьёрн, — и переводится с древнеанглийского как «человек»; ранее оно означало «медведь», но потом было «очеловечено», как, например, обычное современное английское имя Грэм (Graham < grey-hame (серый хомут) < древнеанглийское *græg-háma = grey-coat (серая шкура) = волк). Но так же, как и со «Списком гномов», Толкин пошел дальше этих словесных упражнений и задумался над тем, каким был бы медведь-оборотень, учитывая все вышеприведенные сведения. Ответом на этот вопрос стал Беорн, в котором причудливо сочетаются грубость и благодушие, свирепость и доброта, а преобладает над ними черта характера, которую можно назвать необщительностью, — все это, разумеется, связано с тем, что у него «несколько шкур», «он меняет шкуры».