«Древоходец». Приблудный ученик. Книга первая - Колокольников Александр - Страница 4

Ну, а умом в отца? Что было, то было – кобелём он оказался очень хорошим, удержать его около дома во время собачьих свадеб – задача невозможная. Или срывался с цепи, или выл так, что сами отпускали.

Да и кличка, которую ему придумала жена Григорича, тётя Клава – Гусар, заставляла соответствовать – постоянно волочиться за хвостатыми прелестницами.

Однажды Костя увидел Гусара рядом с домом своей матери в Георгиевске, это где-то километров пятнадцать от Каменки.

Пёс его узнал, подбежал виляя хвостом, ткнулся носом, вроде как: «Рад тебя видеть, но прости друг, – дела, дела», и побежал дальше догонять собачью свадьбу.

При своих кобелиных чрезмерностях, полученных по наследству от отца, у него были и явные достоинства. Он не лаял попусту, не трогал кур, или другую живность во дворе, кроме крыс, но по команде бросался на человека и мог прикусить за ногу, или за руку. Гусар иногда бегал встречать с работы тётю Клаву, и, однажды, защищая её, покусал пристававшего к ней пьяного мужика, обратив того в бегство.

Было у него и ещё одна полезная способность, которую часто использовала тётя Клава – Гусар легко находил знакомых людей.

Григорича, или как его называли некоторые местные – Колю Шлёп Нога, жители деревни часто приглашали к себе домой: проверить электропроводку, отремонтировать холодильник, или телевизор. А ещё у него имелся сварочный трансформатор, и, если кому-то по хозяйству требовалась электросварка, он брался и за это. Приглашали его не только деревенские, но и из города.

Когда же Клавдии требовалось срочно найти Григорича, она привязывала к ошейнику Гусара записку и давала команду искать.

Гусар обычно быстро его находил. Когда вплотную подойти не получалось, начинал коротко, звонко лаять, вызывая хозяина.

Получив представление о деревне, где Костя проводил свои каникулы, о доме бабушки, о соседях бабушки, и даже о собаке соседей, необходимо, конечно, рассказать более подробно и о семье Константина. Исстари, чтобы понять, что за человек, старались узнать: «Чьих будет?».

Так вот, его прадед – Пётр Васильевич Волков родился в Петербурге, в семье не очень богатого купца.

В одну из своих поездок, отец Петра Васильевича провалился вместе с лошадью и товаром на зимней переправе через какую-то речку. Лошадь с подводой и кучером быстро ушли под лёд, сам выбрался, но сильно простыл и вскоре умер, оставив жену вдовой, а троих детей сиротами.

Жена продолжить дело сама не смогла, да и не пыталась, – потихоньку распродала оставшийся товар. Продала она и дом с лавкой и переехала с детьми в дом поменьше.

Пётру Васильевичу, пришлось уйти из реального училища, где обучался до кончины отца. Родня по матери хотели пристроить помощником приказчика в галантерейный магазин, но его очень привлекала техника, и он ушёл на Орудийный завод, где работал токарем, и где затем познакомился с простым шлифовщиком – Михаилом Калининым, в честь которого завод позже и переименуют в завод им. М.И. Калинина.

Завод, во время гражданской войны, перевели в Подмосковье, куда пришлось перебираться Петру Васильевичу, забрав туда затем жену с тремя детьми, среди которых и была дочка Евгения – будущая бабушка Константина.

Дальше, по семейной легенде, Пётр Васильевич, тогда уже начальник цеха и член партии, встретился с Михаилом Ивановичем Калининым, посетившим завод имени М.И. Калинина. Тот, якобы, его узнал по-доброму с ним поговорил и посоветовал: «Учиться и ещё раз учиться!».

Получив правильный посыл, Пётр Васильевич закончил двухгодичные инженерные курсы, и, опять же исходя из семейных легенд, якобы, по протекции Калинина, был направлен в Комиссариат путей сообщения.

После назначения вся семья переехала жить в Москву на служебную квартиру.

Бабушка Константина – Евгения Петровна, поступает в МГУ, и, отучившись два, курса выходит замуж, за сокурсника – Павла Юрьева.

А дальше произошли события, которые в те времена казались им катастрофой, а по прошествии лет они поняли, что это было их спасением. Петра Васильевича неожиданно переводят в Читу, руководить службами по ремонту паровозов и подвижного состава. Московскую квартиру отбирают, и, чтобы продолжить обучение, Евгения Петровна с мужем снимают комнату в небольшом домике рядом с Мытной улицей.

Там, на Мытной и появляется на свет мать Константина – Валентина Павловна Юрьева. Девочке ещё не исполнилось и двух лет, когда её отца, химика по специальности, непонятно каким порядком и не понятно в каком качестве, отправляют, как тогда в 1940 году говорили, на войну с белофиннами.

С войны он не вернулся. Умер он уже после окончания боевых действий от скоротечной формы туберкулёза, оставив семье пачку писем, да фамилию-отчество маленькой дочке.

Практически одновременно с мужем, у Евгении Петровны в Чите умирает мать и тоже от туберкулёза. В те предвоенные годы, да, впрочем, как и в военные и послевоенные, туберкулёз забирал много жизней, не щадя ни молодых, ни старых.

Евгения Петровна, вместе с маленькой дочкой, переезжает к отцу в Читу в достаточно большую квартиру в центре города. После смерти жены Пётр Васильевич оставался там вместе с младшей дочерью – Любой. Сестра Люба, или Любочка, как все окружающие обычно её называли, была намного моложе старшей сестры- Евгении Петровны. На начало войны ей было чуть больше десяти лет.

Так, вчетвером, в достаточно комфортных, для военного времени условиях, они и переживут все эти страшные сороковые годы.

По приезду в Читу Евгения Петровна сразу устроилась на работу. Преподавателей с высшим образованием в Чите катастрофически не хватало. Она преподавал и в школе рядом с домом, да ещё и в университете.

Во время войны она ещё находила силы и время, вместе со студентами, ухаживать за ранеными. Часть строений университета была отведена под госпиталь, и студенты после занятий шли туда и старались, как могли, помогать медперсоналу.

Со всеми её заботами, основная нагрузка по уходу за дочерью легла на малолетнюю тётку – Любочку.

Там же в госпитале, Евгения Петровна встретила и Фёдора, своего будущего мужа.

Фёдор привёз для раненых тушу лося, сбитого составом на перегоне. Увидев во дворе группу студентов в белых халатах и выделив среди них руководителя – женщину, направился к ней. В свою очередь, Евгения Петровна, заметив капитана железнодорожных войск, решила, что его сюда направил отец, с каким-то сообщением, поэтому быстро пошла навстречу.

Не доходя несколько шагов, она, во избежание недоразумений, представилась, а затем произнесла: «Я вас слушаю».

Фёдор, немного стушевавшись под строгим взглядом, указал рукой в сторону стоявшего грузовика и сказал: «Вот, привезли в госпиталь, надо чтобы приняли».

Поняв, что это не по её душу, а капитан просто, видимо, привёз со станции новую партию раненых, ответила: «Я приёмом раненых не занимаюсь».

– Да он и не ранен, он убит. – Фёдор уже оправился от смущения и решил просто «подурковать» с симпатичной дамочкой.

– Как убит? – с удивлением переспросила Евгения Петровна.

– Никто точно не знает, никто не видел, но есть серьёзное подозрение, что его восемьдесят шестой прикончил, – доверительно прошептал Фёдор.

Евгению Петровну разговор начал пугать, и она нервно оглянулась, – далеко ли люди и окликнула ближайшую студентку.

– Да, я вас слушаю Евгения Петровна, – отозвалась та подходя ближе.

– Позови кого-нибудь из работников госпиталя.

– Завхоза позовите, – вмешался Фёдор, – Мы для раненых тушу лося привезли, сдать требуется, – пояснил он.

– Я так понимаю, что восемьдесят шестой убийца – это номер эшелона? – рассмеявшись, поинтересовалась Евгения Петровна.

Эта история про убийцу номер восемьдесят шесть вошла в семейный эпос. А тогда, после разговора, капитан запомнил имя приглянувшейся женщины, и при случае постарался побольше про неё разузнать. Она ему очень понравилась: умное и симпатичное лицо, заразительный смех, а главное, главное – она была высокого роста. Как все, не очень высокие мужчины, он буквально млел от высоких женщин, и, чем выше была цитадель, тем отчаянней Фёдор бросался в атаку на неё.