Горбун, Или Маленький Парижанин - Феваль Поль Анри - Страница 49

• Предыдущая
• 49/153
• Следующая

Анри побледнел « опустил глаза. Я думала, он скажет, что идальго ошибся.

— Первая шпага в мире! — продолжал дон Мигель. Человек, которого никто не в силах победить. Не отрицайте шевалье, я уверен в том, что говорю.

— Я не отрицаю, — мрачно произнес Анри. — Но как бы вам не пришлось дорого заплатить за то, что вы проникли в мою тайну.

И он захлопнул дверь на лестницу. Дылда дон Санчо затрясся всем телом.

— Por Dio!66 —воскликнул дядюшка дон Мигель, не потерявший самообладание. — Мы заплатим, сколько вы пожелаете, сеньор шевалье. Мы пришли к вам с карманами, набитыми… Племянник, выкладываем la bolsa!67

Племянник дон Санчо, стуча зубами, молча выложил на стол две полных пригоршни двойных пистолей, столько же

добавил дядюшка.

Анри с удивлением смотрел на них.

— Хе-хе! — хмыкнул дядюшка, пересыпая золотые монеты. — Столько, небось, не заработаешь, полируя эфесы шпаг у мастера Куэнсы! Не беспокойтесь, сеньор шевалье, мы здесь не для того, чтобы вызнавать ваши тайны. Мы вовсе не намерены выведывать, почему блистательный Лагардер унизился до ремесла, которое портит белизну его рук и вредно для груди. Не правда ли, племянник?

Племянник неуклюже поклонился.

— Мы пришли, — объявил словоохотливый идальго, — чтобы рассказать вам про одно семейное дело.

— Слушаю вас, — промолвил Анри. Дон Мигель уселся и закурил сигарку.

— Да, семейное дело, — повторил он, — просто семейное дело. Не правда ли, племянник? Надобно вам знать, сеньор шевалье, что все мы в нашем роду отважны, как Сид, чтобы не сказать больше. Помню, как-то повстречал я в Бискайе двух идальго из Толосы. Представьте себе двух здоровенных малых. Впрочем, эту историю я расскажу вам как-нибудь в другой раз. Речь не обо мне, а о моем племяннике доне Санчо. Мой племянник дон Санчо почтительно ухаживал за одной красивой девицей из Сальватьерры. Хотя он хорош собой, богат и неглуп, девица долго не могла принять решение. Наконец она ответила взаимностью, но представьте себе, сеньор шевалье, отнюдь не моему племяннику. Я верно говорю, племянник?

Молчаливый дон Санчо что-то буркнул в знак подтверждения.

— Ну, вы же понимаете, — усмехнулся дон Мигель, — два петушка и одна курочка — это всегда драка! Город у нас небольшой, и оба молодых человека все время встречаются. В голове у них огонь. Мой племянник, выведенный из себя, поднял руку, но ему недостало, сеньор шевалье, быстроты, и пощечину получил он. Нет, вы вообразите, — возмущенно воскликнул дядюшка, — Кренча получает пощечину! Смерть и кровь! Не правда ли, племянник мой дон Санчо? За такое оскорбление можно отомстить только сталью!

Рассказывая все это, дон Мигель посматривал на Анри, щурясь одновременно и грозно, и добродушно.

Право, только испанцы способны сочетать в себе и Живоглота68, и Санчо Пансу.

— Но вы пока еще не сказали, что вам угодно от меня, — заметил ему Анри.

Несколько раз он бросал взгляд на лежащую на столе кучу золота. Мы были так бедны!

— Ну, разумеется, разумеется, — подхватил дядюшка дон Мигель, — сейчас мы все объясним. Не правда ли, племянник мой дон Санчо? Никто из Кренча никогда не получал пощечину. Такое произошло впервые в истории. Поймите, сеньор шевалье, Кренча — это львы, и особенно мой племянник дон Санчо, но…

После «но» он сделал паузу.

Лицо моего друга Анри прояснилось, и он опять взглянул на кучу двойных пистолей.

— Кажется, я понял, — сказал он, — и готов к услугам.

— В добрый час! — воскликнул дон Мигель. — Клянусь святым Иаковом, шевалье, вы достойнейший человек!

Племянник дон Санчо утратил свою флегматичность и с довольным видом потер руки.

— Я знал, что мы сговоримся! — продолжал дядюшка. — Дон Рамон не мог обмануть нас. А этого мерзавца зовут дон Мамиро Нуньес Тональдилья, он из деревни Сан-Хосе. Ростом он невысок, бородатый, плечи вздернутые.

— Мне ни к чему все это знать, — прервал его Анри.

— Ну да, ну да! Но ошибки, черт меня побери, не должно быть! В прошлом году я пошел к зубодеру из Фонтарабии. Вы помните, племянник мой дон Санчо? Я заплатил ему дублон, чтобы он вырвал мне больной зуб. Так этот негодяй взял деньги и вместо больного вырвал у меня совершенно здоровый зуб.

Я заметила, что мой друг нахмурился, брови у него сдвинулись. Но дядюшка дон Мигель не обратил на это внимания.

— Мы платим, — тараторил он, — и желаем, чтобы работа была исполнена точно и как следует. Ведь это справедливо? Дон Рамиро — рыжий и носит серую шляпу с черными перьями. Каждый вечер около семи он проходит мимо таверны «Три мавра», что находится между Сан-Хосе и Ронсевалем.

— Достаточно, сеньор, — прервал его Анри. — Мы не поняли друг друга.

— Как это? — удивился дядюшка.

— Я думал, речь идет о том, чтобы научить дона Санчо держать в руках шпагу.

— Santa Trinidad! — вскричал дядюшка. — Да в роду Кренча все отличные фехтовальщики. Мальчик в зале фехтует, как архангел Михаил, но во время дуэли может всякое случиться. Вот мы и подумали, что вы согласитесь подождать дона Рамиро Нуньеса в таверне «Три мавра» и отомстить за честь моего племянника дона Санчо.

На сей раз Анри ничего не ответил. Но ледяная улыбка, появившаяся у него на устах, выражала такое презрение, что племянник и дядюшка смущенно переглянулись. Анри указал пальцем на лежащие на столе золотые монеты. Не говоря ни слова, дон Мигель и дон Санчо собрали их и рассовали по карманам. После этого Анри вытянул руку в сторону двери. Племянник и дядюшка, сжавшись, не смея надеть шляп, бочком проскользнули мимо него. По лестнице они помчались так, словно он за ними гнался.

В тот вечер мы ужинали черствым хлебом. Анри ничего не принес, и наши деревянные тарелки остались пустыми.

Я была слишком маленькой, чтобы понять весь смысл этой сцены. И тем не менее она произвела на меня живейшее впечатление. Я долго еще вспоминала, каким взглядом смотрел мой друг Анри на золото этих двух наваррских идальго.

Мой возраст и одиночество, в каком я тогда жила, не позволили мне в ту пору узнать, что значило имя де Лагардер и какая слава шла за ним. И все же это имя находило во мне отзыв. Мне слышался в нем звук боевой трубы. Я помнила ужас моих похитителей, когда Анри, сражаясь один против семерых, бросил им в лицо это имя. Позднее я узнала, каким был некогда шевалье Анри де Лагардер. И это опечалило меня. Его шпага играла жизнью мужчин, а его каприз играл сердцами женщин. Да, это опечалило, очень опечалило меня, но все равно я не стала его меньше любить.

Дорогая матушка, я ведь почти не знаю жизни. Быть может, другие девушки не похожи на меня. Но я, когда узнала, как много он грешил, еще сильней полюбила его. Мне казалось, что он нуждается в моих молитвах за него. И мне казалось, что я занимаю в его жизни очень много места. Ведь он так переменился с тех пор, как стал моим приемным отцом!

Не обвиняй меня в гордыне, матушка, но я чувствовала, что это я была причиной его мягкости, его целомудрия и добродетельности. Я, наверно, неправильно выразилась, написав, что стала еще сильней любить его, нет, я стала любить его по-другому. Когда он по-отцовски целовал меня, я краснела, а, оставаясь в одиночестве, тихонько плакала.

Но я забегаю вперед и рассказываю тебе о совсем недавнем…

В Памплоне мой друг Анри начал учить меня грамоте. У него почти не было времени для этого и не было денег, чтобы купить мне книжки, потому что работал он каждый день подолгу, а платили ему очень мало. Он тогда был всего лишь подмастерьем и только учился искусству, которое прославило его по всей Испании под именем Синселадор, то есть Резчик. Он был медлителен и неловок. Хозяин все время бранил его.

Он, бывший конный гвардеец короля Людовика XIV, надменный молодой человек, убивавший за одно-единственное невежливое слово, за косой взгляд, терпеливо сносил упреки и ругань испанского ремесленника! Ведь у него была дочка! Когда с несколькими мараведи, заработанными в поте лица своего, он возвращался домой, он был счастлив, как король, потому что я улыбалась ему.

• Предыдущая
• 49/153
• Следующая