Самый жаркий день (СИ) - Березняк Андрей - Страница 16

– После случая на Городском острове[6] без Вас такие дела точно не обойдутся, – усмехнулся Аракчеев и раскланялся, столкнувшись в дверях с Асланом и Андреем.

Их он поприветствовал сухо, но с покровительственной улыбкой, словно признавая полезность и похвальное усердие при исполнении своих обязанностей.

В гостиной все осталось по-прежнему, гости никуда не собирались, а Пущин так и вообще сидел в недоумении, не понимая, что ему теперь делать. С одной стороны, его разыскивает полиция, с другой – сам всесильный Аракчеев заявил о его ненужности для следствия. Однако служивому ведь не объяснишь, что сам граф простил дурака, так что в крепостной камере он очутиться не просто может, а попадет туда обязательно до дальнейших распоряжений. Я могла бы приютить Ваню у себя, но желания такого не имела нисколечко.

Вместе с Асланом зашла и Танька.

– Ужель та самая Татьяна! – воскликнул Пушкин.

Горничная выглядела сейчас просто чудесно: строгое ампирное платье, подаренное мной, в нежно голубых тонах, даже волосы подвиты и спадают игривыми локонами на скулы. От нее пахнуло лавандой, а лицо, и так по-девичьи свежее, аккуратно было поправлено румянами. Киноварь для этих целей я пользовать запретила, а потом и вовсе разрешила брать свои – не карминовые даже, а шафрановые, еще и пришлось учить служанку не малевать на щеках два ярких пятна. Науку Таня восприняла с рвением, и сейчас предстала истинной нимфой!

Еще совсем недавно мода требовала выбеливать лицо до мертвенной бледности, а затем и румянить. В трюмо моей матушки до сих пор сохранился специальный скребок, которым снимали излишки белил, но сейчас ценится естественность и почти незаметное украшательство. И с Таньки сейчас можно писать картину идеальной умеренности!

Аслан на замечание поэта насупился ревниво, но тот на черкеса никакого внимания не обратил.

– Новое стихотворение цитируешь? – поинтересовался Горчаков, долгое время молчавший.

– Нет, – смутился Саша. – Но запомнить надо[7]…

А охранник выпрямился, вид принял торжественный. Он оглядел окружающих и поклонился мне.

– Александра Платоновна, после разговора с Вами я принял решение…

– Погоди! – прервала я его. – Ты понимаешь, что желание твое должно быть искренним и не идти от любви и тем более похоти?

– Да, – кивнул черкес. – Мне сказал о том же ахун[8], которому я пришел для ат-табуа[9]. Он трижды спросил меня, сильна ли моя вера, я трижды ответил, что предан ей. Он снова трижды спросил, сильна ли моя вера в парфянского пророка, я ответил трижды, что сам многожды видел чудеса, творимые именем Его, и эти чудеса были во благо. И что видел деяния отступников от Него, и эти деяния были ужасны. Что я готов стать воином на пути Мрака, стать рукой Господа, как его ни называй. Я приму веру в Мани и буду защищать ту, которая своим Светом встала на пути предавшего Его.

Черкес упал на колени и склонил голову.

Я задумалась, оценивая его слова. Фаравахар уколол кожу между грудей теплом, и знак был мной принят.

– Я вижу твою искренность и твердость в вере, Аслан сын Заудина. Я чувствую силу в твоих речах и правдивость их. Я принимаю твою душу и предъявляю ее Свету. Пусть он укажет тебе путь праведный.

– Я подтверждаю сказанное и свидетельствую искренность и твердость в вере, – встал рядом со мной Пушкин. Свой символ веры он вытащил из-под фрака, и от него чувствовалось исходящее тепло.

Мани принял нового последователя.

Аслан оказался недвижим, и мне прекрасно было известно, что он сейчас ощущает – словно костер разгорается внутри. Это видели и я, и Александр, что были манихеями, но, кажется, и остальных проняло: Горчаков аж рот раскрыл от удивления, Пущин крестился, Танька уже вовсю ревела, хотя еще ничего не поняла. Только сослуживцы черкеса оставались невозмутимыми.

– Я… – хотел сказать Аслан, но я снова его остановила.

– Татьяна, дочь Еремея! Сим днем при свидетелях я даю тебе вольную! Бумагу напишем сейчас, подадим позже, не думаю, что кто-то мне откажет в немедленной регистрации, а если попробует, – улыбка моя стала хищной. – Все слышали?

Все слышали и согласились, что я в своем праве, только горничная аж прекратила плакать, смотрела на меня в недоумении и обиде. Я кивнула Аслану. Он встал, подошел к своей зазнобе и при всех объявил о своем желании взять девушку себе женой.

На танькин рев прибежала даже соседка Варвара, но, узнав о счастливой причине слез, сама принялась промокать уголки глаз.

– Дела… – ошарашено прошептал мне Пушкин. – Дерьмовый я поэт – до такого сюжета никогда бы не додумался.

[1] До 1864 года деятельность адвокатов в Российской Империи практически не регулировалась. Стряпчие или ходатаи обычно не имели никакого юридического образования, в обществе полагались людьми низких моральных качеств и сомнительной репутации.

[2] В реальной истории заступничество влиятельных друзей позволило А.С. Пушкину отправиться в ссылку в Молдавию, хотя рассматривался вариант с Соловками. До Кишинева Пушкин доехал только в сентябре 1820 года, хотя Петербург вынужден был покинуть еще весной, но по дороге заехал в Крым.

[3] Шуйца – левая рука.

[4] Карл Людвиг Занд – немецкий студент, убивший кинжалом в грудь писателя Августа фон Коцебу, травившего студенческие организации. Был казнен через обезглавливание по приговору Мангеймского суда, утвержденного великим герцогом Баденским. Стал культовой фигурой и для немецких националистов, и либералов. Пушкин также им восхищался, посвятив Занду стихотворение «Кинжал».

[5] Авторство данной эпиграммы точно не установлено,

[6] Городской остров – простонародное название Санкт-Петербургского острова, ныне Петроградского, занимающего большую часть Петроградского района Санкт-Петербурга.

[7] Имя Татьяна долгое время считалось простонародным, мода на него пошла как раз во многом из-за пушкинского «Евгения Онегина». Из литературы же пошла и популярность имени Светлана – после публикации в 1802 году одноименной баллады Василия Жуковского. Имя это он выдумал, но оно стремительно прижилось, хотя официально стало признаваться только после революции, так как не соответствовало церковным канонам.

[8] Ахун – мусульманский ученый, у арабов – кади. Человек, чьи слова об учении Пророка считаются авторитетными.

[9] Ат-табуа – некий аналог исповеди в исламе, но в отличие от христианства совершается не перед священником, потому что простить грех может только Аллах, и обращаться с покаянием надо к нему напрямую.

«Саванна» горела.

А я орала на Бенкендорфа, ругаясь такими словами, что портовые грузчики, выползшие из тех щелей, в которые забились при начале беспорядков, с интересом прислушивались.

Само дело с самого начала, как только оно стало обговариваться в служебных апартаментах графа Аракчеева, вызывало у меня сомнения. Слишком много лиц захотело быть причастными.

Горголи – он кричал, что убит его подчиненный, поэтому Управа должна как минимум присутствовать при задержании английского шпиона. Хотя я и пыталась убедить Ивана Саввича в том, что приставы и городовые не имеют никакого опыта в таких историях, он был непреклонен, и Аракчеев не смог не уважить настойчивое требование обер-полицмейстера.

Бенкендорф, еще не вникший в работу Тайной полиции, тоже проявлял дюжее рвение, полагая такой казус отличным началом для своей карьеры. Вот только все его предложения виделись мне абсолютно дурацкими, но Александр Христофорович парировал все возражения тем, что дело сие – политическое, заняться им должно его ведомство.

Уже после, оставшись с графом наедине, я вдруг сказала, что в России не существует до сих пор службы, которая бы занималась не расследованием преступлений, не сыском по врагам внутренним, а благородным ремеслом иноземной разведки и противостояния заграничным коллегам.

– Есть Управление генерал-квартирмейстера Главного штаба, – задумчиво ответил Алексей Андреевич. – Но Вы правы, деятельность его слишком скромная. Не было больших войн давно, вот и упущение такое допустили.