Соседи (СИ) - "Drugogomira" - Страница 23

«Малая, ты этого не видела. Будет наш с тобой секрет. Нет, тебе нельзя! Потому что это вредно! Усекла? ...Бинго».

«Ну и где ты опять взяла этого блохастого? Теть Надю удар хватит! Мне тоже жалко, но всех не переспасаешь. Ладно… Пошли вместе».

«Ты как маленькая, малая, ну!».

Ну и… И кто из них другого предал? Это он или она? Теперь выходит, что оба. Оба предатели.

Вино дало по мозгам, расслабило и развязало язык. Лишь бы голос опять не сорвался.

— Мы очень давно не общались, около тринадцати лет точно, как нормально не общались, но вообще-то, лет до десяти моих или одиннадцати Егор немало времени со мной проводил. Так уж вышло. Наши мамы дружили. Моя всегда могла позвонить тете Вале и попросить забрать меня из сада или школы. Тетя Валя Егора посылала. Ты, наверное, уже не помнишь. Он постоянно со мной возился. Потому что его просили, по привычке или по каким-то своим соображениям – я не знаю.

Почему, в самом деле? Хороший вопрос. Правда, не знает Ульяна. Но когда он испарился вдруг из ее жизни, она, уязвленная, задетая до глубины души, как никогда остро ощутившая разницу в возрасте, нарекла его предателем и, ведомая подростковым максимализмом, «вычеркнула из жизни навсегда» и всё «забыла». Она была ранена тогда, да, и сильно. Как еще можно было такое воспринимать и как еще можно было такое пережить?

— В общем… А потом всё, институт у него начался, своя движуха, никто его не видел, потом в армию пошел, потом родители погибли и… — в горле встал ком. Вот с этого места, набравшись смелости, как на предательницу можно посмотреть и на себя. Нет, она пару раз заходила, пыталась что-то, скорее, для очистки совести, но без толку всё. — Ну, это-то ты точно знаешь. Я вчера вдруг так ясно вспомнила детство… Да, мы давным-давно не общаемся, но когда-то ведь много хорошего было, правда, много. И я ужаснулась, как могла всё забыть, как позволила себе поддаться эмоциям, чужому влиянию, пусть и маминому, а всё равно. И сама хороша, что тут скажешь? Обиды детские повылезали вчера опять, оказалось, что никуда они не делись. Если бы не Том, так бы и сидела в своем коконе в тепле, негодовании и непоколебимой уверенности в своей правоте.

Юлька долго молчала. Болтала в воздухе тапкой, хмурилась: судя по её взгляду, количество вопросов в её голове множилось в геометрической прогрессии, ход минутной стрелки на висящих на кухонной стене часах нервировал, она пыталась удержаться в русле основной проблемы, с которой Уля к ней пришла, но мысли скакали туда-сюда.

— Ну, вопросов у меня к тебе, Ильина, вагон с тележкой, — заключила Юлька наконец, подтверждая Улины предположения. — Но давай начну с главного. А мама при чем? Я что-то четкой связи не улавливаю.

— К Егору мы с Вадимом пошли при маме, она же дома была – все видела. И сегодня она мне выпотрошила за это мозг. Вадим же с Егором дружит, это плохо, подобное тянется к подобному, значит, ничего хорошего от Вадима ждать не приходится, а сосед наш ­– конченый человек, и она не хочет, чтобы я с ним общалась, потому что он будет дурно на меня влиять. Как-то так, — пытаясь воспроизвести мамину логическую нить, выпалила Ульяна на одном дыхании. — Я как услышала это после вчерашнего, после бессонницы сегодняшней – всё. Меня со стула подкинуло! Накидала в тарелку сырников, чуть дверь ему не выломала, сунула эти сырники и свалила. Хотела до мамы посыл донести.

— Донесла?

Уля растерянно пожала плечами.

— Не знаю. Знаешь, вроде и донесла. За некоторые слова я сейчас себя уже ненавижу, они звучали жестоко, но я как в воздухе нуждалась в том, чтобы меня услышали. А как дальше пойдет – без понятия. Но я всё еще в шоке. Мне всегда казалось, что она искренне за людей переживает, всегда думала: «Ну да, не подарочек у нас сосед, не повезло, но ты-то всё равно его любишь, мама, я же вижу, потому и терпишь». А сегодня почудилось, что все это – лицемерие, попытки казаться лучше, чем она есть, что ни черта я не вижу, как оно на самом-то деле, что слепая. Она потом плакала и клялась, что я неправильно её поняла, что она и впрямь до сих пор места себе не находит, и корит себя, и как-то помочь хочет, только не понимает уже давно, как именно. Но… Юлька, я же сегодня всё своими ушами слышала. Как мне теперь ей верить?

— В чужую голову не залезешь, так что никак, — эхом отозвалась подруга. Время шло, рассказ тёк, а она становилась все задумчивее и задумчивее. — Своими мозгами живи.

«Легко сказать…»

— Я пытаюсь! Но сейчас там такая каша, — Уля тяжело вздохнула. — Я никак не могу понять, чего во мне больше: собственного мнения или её мнения. Откуда все эти убеждения взялись вообще в моей голове.

— По-моему, ты сама на этот вопрос уже ответила: от мамы, — смешно поджав губы, предположила Юлька. — Она для тебя всю жизнь была истиной в последней инстанции.

— Ни фига, — покачала головой Ульяна. Проще всего назначить виноватого, а самой остаться в белом пальто. Смотреть на себя под другим углом оказалось неприятно и больно. Как Том и сказал: страшно, выбравшись из кокона, сотканного из устоявшихся убеждений, обнаружить: а король-то голый. — Теперь мне кажется, началось все задолго до того, как мама включила эту свою волынку про «Горе луковое. В кого он превратился?». В подростковом возрасте еще, злость какая-то поднялась, про меня ведь забыли. А когда лютый треш пошел, я же даже чуть ли не обрадовалась, потому что его поведение стало прекрасным оправданием моему отношению. Я себя тогда почувствовала выше, мы как будто поменялись местами: я стала взрослой, а он – ребенком. Смотрела на его беспечную физиономию и думала о том, что я такой никогда не буду. Никогда! Что бы мне жизнь ни уготовила. И мама еще со своими причитаниями добавляла. А сейчас я себя больше не понимаю, перестала понимать. Где мое, где чужое, где главное, где второстепенное, где корень, где гниль, что еще живо, а что мертво, какие эмоции справедливы, а какие нет. Ни-че-го. Полный раздрай внутри.

Юлька как-то приуныла. Кажется, Ульяна за всю свою жизнь не вываливала на неё столько, сколько вывалила на минувшие сорок минут. Грузанула по полной программе, а не сказанного еще столько осталось. Ничего – о Вадиме, о прогулке этой, ничего о том, как Чернов живет, а ведь ей интересно, по лицу видно. Всё, что связано с Егором, всегда было и будет ей интересно, пусть и не пытается она ничего с ним ловить.

— И что… Будешь теперь общаться? — осторожно уточнила Юля.

— Не буду. Не могу сказать, что нам вчера обрадовались, — это правда: не обрадовались. — И… Столько ведь времени прошло. Каждый давно живет своей жизнью. Как ты себе это представляешь? «Привет! Я тут решила вновь с тобой дружить!»?

— Ну… Через Вадима, например, — повела плечами подруга. — Как вариант…

«Нет, не вариант»

— Предлагаешь мне общаться с человеком лишь для того, чтобы поближе подобраться? Это низко, — еще как! — Да и нет у меня все равно такого уж острого желания. Так что буду дальше тихонечко копаться в себе.

— Не только для того! — воскликнула Юлька. Она явно собиралась продолжить мысль, но тут лежащий на столе смартфон засветился входящим сообщением. Бросив на экран мимолетный взгляд, Уля застыла истуканом.

— Вадим… — растерянно пробормотала она.

Юлька оживилась, усмехнулась. Расслабленно откинувшись на спинку стула, кивнула в сторону телефона: отвечай давай, мол. Что Вадиму уже могло успеть от неё понадобиться? Вчера, что ли, не наболтался?

16:20 От кого: Вадим: «Привет! Я тут мимо проезжал и подумал, что хочу тебя увидеть! Как насчет вместе поужинать?»

— Уж не знаю, что он там тебе предлагает, но соглашайся! — читая ярко проявившееся на Улином лице сомнение, закивала Юлька. — Ты же матери сказала, что будешь общаться, с кем хочешь. Вот – очень удачный момент, подтвердишь намерение, так сказать. И развеешься заодно.

— Да? — Уля все еще не могла понять, хочет ли она сама сегодня с ним видеться или нет. Воде да, а вроде и… И не очень.

— Да. И чтобы дома не раньше десяти вечера – для пущего эффекта. А соскочить всегда успеешь, не ссы!