Три кило веселья - Гусев Валерий Борисович - Страница 25

• Предыдущая
• 25/29
• Следующая

Субботник мы все-таки отработали. Вся школа почти вышла на стадион.

Семен Михалыч затребовал из своего бывшего славного полка целый бронетранспортер и даже достал где-то саженцы лип.

– Осень уже, – зевнул Михал Потапыч. – Не приживутся.

– Как раз очень даже приживутся, – возразила ботаничка. – Нужно только хорошенько их полить. Вот вам ведра.

В общем, работа пошла. Бронетранспортер, весь облепленный пацанами, растащил все обломки бетонных плит, ржавое железо. И весь этот хлам тут же увезли зеленые самосвалы (из полка нашего директора). Лопатами и граблями мы заровняли все ямы, вырыли гнезда для саженцев.

Малышня под руководством ботанички начала сажать будущие развесистые липы.

– Воды, воды! – истошно вопила ботаничка. Будто не деревья сажала, а пожар тушила.

Сонливый наш Михал Потапыч изнемогал, таская из туалета ведра с водой. И вот что удивительное я заметил. Мы все почему-то очень дружно работали. И все друг другу помогали – просить не приходилось. Как у кого-то что-то не ладится, тут же подскакивают непрошеные помощники – и дело сделано. Иногда, правда, так, что переделывать приходилось. Но все равно – дружно и весело. Но вот все видели, как толстяку Потапычу тяжело, как он один не справляется, какие у него уже мокрые брюки и ботинки, но никто не подумал взять у нашей уборщицы еще ведра и быстренько залить все деревья по уши.

И, самое главное, это понял и Потапыч. Что-то до него дошло. Он остановился, опустил пустые ведра на землю, вытер со лба пот, тяжело вздохнул:

– Ребята, не поможете? Совсем замучился.

А ребята, видно, только и ждали от него именно этих слов.

Короче говоря, через пять минут ботаничка уже не просила воды, она заполошно кричала:

– Все! Все! Хватит! Нам стадион нужен, а не озеро.

К вечеру, когда мы оглядели все пространство, то чуть не ахнули. Стадион радовал глаз. Все вычищено, выровнено, даже яма для прыжков была наполнена чистым речным песком. Даже футбольные ворота стояли на месте, радуя глаз свежей краской. И все это великолепие было обсажено тоненькими хвостиками будущих лип, утонувших по шейку в грязной воде.

Семен Михайлович объявил всем благодарность, но напомнил: спорт спортом, а учеба учебой. Но дисциплина, она важнее всего.

В общем, до дома мы с Алешкой еле доплелись. Переоделись и рухнули на свои спальные места.

– Вот, – сказала мама, – дома вы так не работаете. Дома вас не допросишься. Ну и директор у вас – до чего загонял ребятишек. Ведь вы же не солдаты.

Мама часто в своих монологах меняет темы. Иногда начнет с одного, а закончит совсем противоположным.

– Но он все-таки хороший организатор, настоящий полковник. Чтобы такую безалаберную ораву заставить работать, талант нужен. И главное – какое полезное дело сделали. Я теперь тоже буду по утрам на вашем стадионе бегать. Вместе с Гретой.

Грета вильнула хвостом, улыбнулась и явно дала понять, что бег на стадионе – не ее хобби. Ее хобби – это миска на кухне.

– Ой! Да вы ж голодные! Бедняжки! Ну и директор у вас! Солдафон! Быстро мыть руки!

Мы доплелись до ванной, помыли руки, кое-как поужинали и бухнулись в постели.

– Ты не радуйся, Дим, – сонным голосом сказал Алешка. – Завтра кортик пойдем искать.

Завтракали мы так же вяло, как и ужинали накануне. Ныли все косточки, болели все мышцы.

Но мама будто и не замечала этого. И сказала со своей логикой:

– Раз уж вы вчера так славно потрудились для родной школы, то уж сегодня потрудитесь для родного дома.

Логика! Папа так и говорит: «Есть логика обычная, есть женская, а есть – мамина».

Мы чуть не взвыли.

А папа безжалостно сказал:

– Это вам полезно будет. Разомнетесь немного. И все пройдет.

– Мы вчера уже разомнулись, – буркнул Алешка. И вдруг глаза его хитро сверкнули – что-то придумал. – Придется, папочка, тебе сегодня дома разминаться. Мы никак не можем.

– Это еще почему? – Папа здорово расстроился, у него на всякие домашние дела просто-таки аллергия.

– Ботаничка велела, – коротко пояснил Алешка.

– Не ври, ничего она мне не велела.

– Не тебе. Нам велела. Сказала, что саженцы надо обязательно еще раз полить, на следующее утро. А то не приживутся. Правда, мам, жалко будет?

Мама кивнул, но по ее глазам я понял, что ей жалко будет не саженцы, а папу.

– А мне сейчас с работы позвонят, – сказал папа не очень уверенно. – У меня там дел полно.

– Дома тоже дел полно, – сказала мама, со своей логикой. – Даже еще полнее.

– Ой! – сделал папа последнюю попытку. – Я, кажется, сейф в кабинете забыл запереть. – И он стал выбираться из-за стола. – Надо съездить, проверить.

Но мы с Алешкой оказались проворнее. Папа еще выходил в кухонную дверь, а мы уже вылетали в наружную.

Начали мы поиски с Арбата. Там, посреди улицы, стояли всякие палатки – и чего в них только не было. Вся военная атрибутика. И форма, и солдатские сапоги, и погоны, и ремни, и каски, и пилотки, значки и звездочки. Всякие бюстики великих полководцев и других людей. Глаза разбегаются.

– Чем интересуетесь, молодые люди? – спрашивали нас торговцы раритетами.

– Кортиками.

– Не держим-с. Идите на тот конец, предпоследняя палатка.

В предпоследней палатке кортики были, но не настоящие. Муляжи, как объяснил нам продавец.

– У меня, – сказал он, – на настоящие клинки лицензии нет. Езжайте в Измайлово. Вы там и пистолет купите, если денег хватит.

– Пистолетов у нас полно, – сказал Алешка. – Сами продавать можем. Нам кортик нужен.

И мы поехали в Измайлово.

Там вообще было все! Я даже не стану перечислять. Но скажу: что бы ни захотелось вам купить, вы это обязательно там найдете. А если не сразу, то вам тут же подскажут: где, у кого и сколько стоит.

Кортики на прилавках не мелькали. Но они были. Как только продавец узнавал, что нам нужно, он подмигивал, отгибал уголок какого-нибудь флага, а под ним пряталось то, что нельзя продавать в открытую.

Кортиков мы перебрали, наверное, штук сто. Они были всякие, даже иностранные. Не было только нашего. То есть адмиральского.

– Не поступил еще в продажу, – вздохнул Алешка.

– Или уже его кто-то купил. И на стенку повесил.

– Нет, Дим. Папа говорил, что такие краденые вещи сначала в отстойнике держат.

– Где?

– Ну, прячут некоторое время. Пока шум от кражи не уляжется. И пока опера искать не устанут.

Не знаю, как опера, я уже здорово устал. И Алешка тоже. Даже не столько от ходьбы и впечатлений, сколько от отсутствия результата.

– Поехали домой, – сдался Алешка. – Мы здесь уже все обшарили.

Но даже возвращаясь домой, мы по привычке шарили глазами.

И вот в одном переходе остановились у киоска, где торговали холодным оружием. Там его было полно: и кинжалы, и шпаги, и мечи, и сабли с шашками, и даже копья с алебардами. И даже рыцарь стоял во весь рост в своих доспехах.

Но все это было не настоящее. Подделки современные. Все блескучее, нарядное, яркое, но сразу видно – это не оружие, а так, побрякушки на стену, чтобы гости удивлялись:

– Ах, какая у вас прекрасная коллекция!

– Да, моя гордость! От прадеда досталась. Вот этот меч – тринадцатого века. Сабля – четырнадцатого. А щит найден на поле Куликовом.

– Да что вы говорите! Какая прелесть. А далеко это поле? Там что-нибудь еще осталось?

А на самом деле всю эту прелесть три дня назад какой-то умелец из консервных банок склепал.

Но вот охотничьи ножи в этом ларьке были хорошие – сразу видно. Мы стали их разглядывать... И вдруг среди них мелькнуло что-то знакомое. Желтая костяная рукоятка!

– Дим, – шепнул Алешка, – действуй.

– Можно вот этот кортик посмотреть? – спросил я продавца. Мордастый такой парень, стриженный наголо. На голой шее – цепочки.

– А чего его смотреть? – лениво отозвался он. – Это не кино.

– Мне нравится, – сказал я. – Я хочу его купить.

• Предыдущая
• 25/29
• Следующая