Смятение сердца - Фетцер Эми - Страница 88
- Предыдущая
- 88/116
- Следующая
Барлоу поднял ее за шиворот и спросил будничным, слегка даже скучающим тоном:
— Похоже, тебе понравится, если я вышибу твоему выродку мозги?
И он способен это сделать, подумала Сэйбл, способен убить ребенка ради несуществующего золота. Маленький Ястреб может, конечно, погибнуть, оставленный на произвол судьбы, но у него все-таки будет больше шансов, чем рядом с этим свихнувшимся от жадности негодяем.
На подкашивающихся ногах она подошла к нарам и устроила ребенка в самом центре их, со всех сторон подоткнув поношенное одеяло. Маленький Ястреб казался таким беззащитным, таким крохотным! Он почти затерялся на своем нешироком ложе. Сэйбл погладила темноволосую головку ребенка, всем сердцем надеясь, что видит его не в последний раз.
Неожиданно ее грубым рывком оттащили от нар. Кровь бросилась Сэйбл в голову. Она повернулась к Барлоу, скрючив пальцы, и бросилась на него, царапаясь и пинаясь, оскалив зубы, как разъяренная кошка. Она не думала о бессмысленности своего бунта, сознавая только то, что перед ней убийца, мерзавец, человек без чести и совести.
Сыпля грязными ругательствами, Барлоу выволок ее из хижины за шиворот, а когда Сэйбл споткнулась о тело Хан-тера, мешком переволок ее через него.
— Бестолковая дрянь! Истеричная сука! Мне надоело тратить на тебя пули, которые стоят денег.
И он ударил ее сапогом в живот. Сэйбл согнулась в три погибели, плача от боли и ненависти. Второй удар свалил ее на землю. До револьвера Хантера было рукой подать, но, когда она потянулась за ним, Барлоу наступил каблуком ей на пальцы и как следует надавил. Он поднял ее на ноги за волосы, бормоча проклятия. Запах его рта был гнилостный, еще более мерзкая вонь поднималась снизу, от ног.
Отдышавшись, Сэйбл первым делом пнула его в ногу, на которую он прихрамывал. Он отпустил ее и от неожиданности выстрелил в воздух. В ее голове пронеслось: одна пуля для Быстрой Стрелы, одна для Хантера, чри потрачены на нее — значит, ему придется перезарядить револьвер!
Сэйбл побежала. Густая трава прерии хватала за ноги, мешала двигаться, но она неслась изо всех сил, несмотря на боль во всем теле, несмотря на резь в легких. Однако она недооценила Барлоу. Сзади приблизился стук копыт, лошадь пронеслась рядом, толкнув ее в бок, и Сэйбл отшвырнуло с такой силой, что она покатилась по земле.
Развернув лошадь, Барлоу подъехал вплотную к тому месту, где она лежала, едва дыша. Копыта лошади почти прошлись по ее голове. Он помахал револьвером:
— Вставай!
Сэйбл поднялась на четвереньки и некоторое время стояла так, покачиваясь от слабости. Рука Барлоу схватила ее за запястье и накинула на него кожаный ремень.
Сэйбл собралась с силами и начала вырываться, стараясь не дать связать себе обе руки. Раздраженный до крайности, Барлоу так резко завел их ей за спину, что они чуть было не выскочили из суставов.
— Золото! — прошипел он, обдавая ее тошнотворным запахом. — Много золота! Где-то оно лежит и ждет Ната Барлоу.
Сэйбл продолжала вырываться.
— Я прав или нет?
Она могла бы все отрицать — и была бы убита на месте. Сэйбл решила поддержать наивную веру Барлоу в несметные сокровища. Он ждал, что она отведет его к ним. Что ж, пусть будет так.
Она молча кивнула.
— Так я и знал! — захихикал тот с идиотски торжествующим видом.
Как следует затянув узел, он привязал к ремню веревку, достаточно длинную, чтобы Сэйбл могла трусить за его лошадью, и прикрепил ее к седлу. Вскоре он уже ехал по направлению к пустыне, посмеиваясь скрипучим смехом.
Несколько индейцев в боевой раскраске молча стояли перед нарами, посреди которых гугукал ребенок, суча ножками под одеялом. Самый высокий и статный воин склонился над ним и поднял на руки. Заметив, что ребенок весь покрыт засохшей кровью, он тщательно его осмотрел и удовлетворенно склонил голову, не обнаружив ран. На его каменно неподвижном лице не отразилось никаких эмоций, хотя мысленно он улыбался в ответ на невинную детскую улыбку. Повернувшись к своим спутникам, он молча кивнул.
Один из индейцев указал на распростертые тела мужчин — одно внутри хижины, другое снаружи. Высокий воин сделал знак и отвернулся, чтобы закутать дитя все в то же поношенное одеяло. Прижимая к груди теплый сверток, он вскочил на неоседланного жеребца, движением колен направил его вперед и поехал прочь от хижины, не оглядываясь на то, что там происходит.
Глава 32
Хантер глубоко вздохнул и едва не закашлялся от дыма. Где-то совсем рядом горел костер, слышался негромкий гортанный напев. Он попробовал шевельнуться — левый бок пронзила боль, словно множество длинных острых игл впилось разом. Голова тоже болела, особенно затылок. Слишком слабый, чтобы двинуться, даже чтобы приподнять тяжелые веки, Хантер мог только вдыхать запахи и прислушиваться. Что-то еще пахло рядом. Он хорошо знал этот прогорклый запах, но не любил его.
Теплые руки коснулись обнаженного тела, обмывая его. Вода была прохладной, шелково-мягкой.
— Сэйбл?
— Спи, — прошептал женский голос.
— Фиалковые Глаза, — пробормотал Хантер едва слышно, стараясь собраться с мыслями.
Но все сливалось в его памяти, словно подернутое густым туманом. Рядом переговаривались шепотом, раздавалось мелодичное звяканье, словно кто-то пересыпал из ладони в ладонь бусины. Мягко, но настойчиво его удержали на ложе, когда он дернулся в полусне. В рот полилась тонкой струйкой холодная жидкость.
Измученный жаждой, Хантер принял ее с благодарностью. Он пил и пил, и очень скоро сверху спустилось облако, окутало его и погасило боль, унесло далеко от страданий души и тела.
Он погрузился в глубокий сон без сновидений, и последней его мыслью было: Сэйбл, где она?
Мрачный и обеспокоенный, Быстрая Стрела сидел, скрестив ноги и привалившись спиной к целому вороху мехов. Он был погружен в нерадостные размышления. Голова раскалывалась от боли, и время от времени, не в силах это терпеть, он хватал с пола веточку, раздраженно ломал и швырял кусочки один за другим в огонь, горевший в очаге посередине вигвама.
Он не мог простить себе того, что так глупо подста-вился под пулю этого жалкого хорька, Ната Барлоу. Всему виной был запах гнили, который проник в хижину и который он принял за запах падали. Слишком поздно он понял, что вонь исходит от гангренозной раны на ноге Барлоу. Подумать только, этот хиляк не только выжил, но и вернулся!
А ведь отец учил его еще в детстве, что только глупец недооценивает противника. Подобная ошибка может стоить воину жизни. Он попался в ловушку, как последний болван, а все потому, что слишком долго жил среди белых. Если бы отец узнал, что с ним случилось, он был бы вне себя от гнева и обязательно сказал бы, что его сын размяк от любви к чужому ребенку. И был бы прав. Но Быстрая Стрела не сумел защитить ребенка, отданного под его защиту.
Индеец откинулся поудобнее на ворох мехов, стараясь успокоиться, Разумеется, так сильно чувствовать недостойно настоящего воина, но как подавить страх? Страх отца, только что потерявшего единственного сына? Именно таким было состояние Быстрой Стрелы.
Он понимал, что пустые переживания ничего не изменят. Ребенок исчез. Белая женщина исчезла тоже, и он даже не знал, приезжала ли она с Хантером к хижине. Если она мертва, то кто убил ее? Пауни — тогда, много недель назад, — или Барлоу? Быстрая Стрела надеялся, что она все еще жива, что она где-то рядом, внутри одного из вигвамов. До сих пор никто не подтвердил этого, но никто и не отрицал. По правде сказать, никто вообще не разговаривал с ним.
Схватив очередную веточку из груды на полу, индеец сломал ее и начал швырять в огонь кусочки, стараясь размять затекшие мышцы. Он был все еще очень слаб и не мог позволить себе роскошь выйти из вигвама.
Шкура, прикрывающая отверстие входа, внезапно откинулась. Внутрь хлынул дневной свет, заставив Быструю Стрелу заморгать. В вигвам, низко пригнувшись, шагнул могучий воин с ребенком на руках.
- Предыдущая
- 88/116
- Следующая
