Смятение сердца - Фетцер Эми - Страница 81
- Предыдущая
- 81/116
- Следующая
— Скажи, я… — это прозвучало, как скрип несмазанной дверной петли. Хантер откашлялся, облизнул сухие губы, — я не обидел тебя?
— Нет. Конечно, нет.
Как уверенно прозвучал голос Сэйбл! Она все еще верила в него. Разве он заслуживал такой веры?
Наконец Хантер достаточно собрался с силами для того, чтобы расправить судорожно ссутуленные плечи. Сэйбл почувствовала это и отодвинулась. За прошедшие несколько часов ветер поменял направление, теперь ливень почти не падал внутрь пещеры. Там, где стояли Хантер и Сэйбл, он больше напоминал назойливую холодную изморось.
— Тебе нужно высохнуть, — прохрипел Хантер, неуклюже отбрасывая револьвер подальше.
Было слышно, как где-то ниже по склону сталь ударилась о камень, — и все стихло, остался только звук падающего дождя. Даже ветер не шумел больше, неистовствуя где-то за обрывом.
— Пойдем со мной. — Сэйбл попробовала потянуть Хантера внутрь пещеры, но тот молча вырвал руку.
— Иди туда!
Он глянул в сторону входа только однажды, на несколько мгновений, и сразу же отвел глаза, но она успела заметить в них страх. Неужели все случилось только потому, что Хантер вынужден был провести какое-то время в пещере? Это казалось странным, но по крайней мере объясняло недавние события.
Она стояла в нерешительности, изнывая от желания помочь и не зная, как это сделать. Весь вид Хантера недвусмысленно говорил о том, что уговоры ни к чему не приведут. Сэйбл прошла в пещеру, подобрала одеяло, отброшенное к стене во время борьбы, и закуталась в него поплотнее. Поворошив догорающий костер, она подбросила в него побольше дров, стараясь не смотреть на Хантера, так и сидевшего под дождем, как насквозь промокшая и больная птица. Она напрягала воображение, придумывая способ как-то заманить его внутрь.
Она пыталась утешить себя тем, что он жив, что он по крайней мере дышит, но каждую минуту ожидала поворота ситуации к худшему. Она насторожилась, когда Хантер поднялся (его движения были так скованны, что казалось: стоит напрячь слух, и можно будет уловить скрип суставов). Но ничего страшного не случилось. Он просто ступил под арку и скорчился там, глядя наружу, в темноту. Некоторое время длилось молчание, только огонь весело потрескивал, создавая тревожный контраст с повисшим в пещере напряжением.
Теперь Сэйбл была уверена, что именно каменный мешок вызвал в Хантере очередной приступ безумия.
Она была бы рада присесть возле него, укутать его потеплее и держать в объятиях, как он делал много раз, когда ей бывало холодно или она была без сил. Но интуиция подсказывала, что сочувствие будет воспринято как жалость, и Сэйбл продолжала бездумно помешивать палкой костер, едва ли замечая пляшущие языки пламени. У огня было так горячо, а там, почти под дождем, так холодно. И ему, конечно же, было стыдно, стыдно и больно.
В ее ли силах было облегчить эту боль, если бы даже ей стало известно, что породило ее?
Сэйбл казалось, что она провела долгие часы в уюте, согреваемая теплом огня, попивая кофе, приготовленный Хантером, пока она была без сознания. Она уже решила, что он уснул, в полном опустошении не сознавая ни холода, ни своей наготы, когда тот вдруг передернул плечами и провел ладонью по лицу, как бы стирая с него паутину тягостных воспоминаний. Он был совсем мокрым и, должно быть, продрог до костей. Даже такой крепкий человек не мог безнаказанно проводить столько времени под холодным дождем. Тепло и еда — вот то, в чем он сейчас особенно нуждался. Но как заставить его подчиниться? Как уговорить принять ее заботы? Хитростью? Но что за уловку придумать?
К этому времени вещи, разложенные у костра, успели просохнуть (в том числе одежда Хантера). Ощупывая их, Сэйбл косилась в сторону входа. Ее активность осталась для Хантера незамеченной, и это заставило ее еще сильнее опасаться за его рассудок. Наконец у нее родилась более или менее подходящая идея: соорудить грелку из одеяла и горячих камней. Для начала она загнала несколько штук в костер при помощи самодельной кочерги, а когда они достаточно нагрелись, замотала в одеяло. Шерсть скоро стала теплой. Сэйбл отнесла горячий сверток ко входу.
Хантер не шевельнулся, когда она приблизилась. Он как будто даже не заметил ее присутствия. Его сильно трясло. Сэйбл расстелила рядом с ним одеяло, положила сверток поверх и демонстративно уселась поудобнее.
— Иди сюда, поближе ко мне, — начала она уговоры, словно имела дело с упрямым ребенком. — Ты можешь не заходить в пещеру, просто отодвинься подальше от дождя.
Хантер повернулся к ней с усталым вздохом.
— Нет, правда, иди сюда! Посмотри, какая у меня есть грелка.
Она поглаживала ладонью сверток, от которого распространялось тепло. Тихий, вкрадчивый голос манил, как дружеская рука, протянутая в тумане. Волей-неволей Хантер потянулся на звук ее голоса. Он не был уверен, откуда исходит тепло, и в своем полубреду верил, что оно исходит от Сэйбл. Только сейчас он заметил, что промерз насквозь.
— А т-ты сам-ма не з-замерзнешь?
Она отрицательно помотала головой, заставив гриву рыже-каштановых волос качнуться на плечах, как роскошная шаль. В его глазах она как бы парила в воздухе, не касаясь каменного пола пещеры, белое пятно лица светилось и мерцало, окруженное, как нимбом, отсветом костра. Сам того не замечая, Хантер двинулся к маяку ее лица, к манящему звуку ее голоса. Теплый бок грелки коснулся его колен, на плечи опустилось успевшее нагреться одеяло. Сэйбл протянула ему кружку с кофе, над которой поднимался ароматный парок, и Хантер покорно ее принял. Он сидел и глотал горячую жидкость, согреваясь снаружи и изнутри, и Сэйбл прильнула к нему, и все это было, как первое чудо, случившееся с ним в жизни.
Хантер думал о том, что встретил, наверное, самую упрямую женщину в мире, самую упрямую и самую храбрую. Сам того не замечая, он сползал все ниже по стене, устраивался все удобнее и уютнее, согреваемый сразу с трех сторон. Кофе, грелка и Сэйбл втроем боролись с промозглым холодом, и они побеждали. Хантер потерялся в своих мыслях, не сознавая окружающего, уже не во власти кошмаров или бреда, но в изнеможении от тройного жара, отдыхая, приходя в себя, возвращаясь к жизни. Он протянул руки. Сэйбл с готовностью прильнула еще ближе.
Ему было все еще стыдно, и этот стыд требовал выхода, требовал исповеди. Хантер заговорил. Он шептал сбивчиво, невнятно, рассказывая все, что случилось и чего никогда не случалось, кроме как в его кошмарах, он исповедовался в грехах и просил их отпущения. Он не слышал ответа и не ждал его.
Не только за последние пять лет, но и никогда в жизни он не испытывал такого облегчения. С ним происходило нечто правильное, очень чистое, и — о Господи! — это было прекрасно.
Хантера разбудил упоительный аромат жареного мяса. Он лежал, уютно свернувшись под одеялом, другое одеяло было под ним, а третье — свернуто в виде подушки. Он чувствовал себя, как человек, которого сбила и проволокла по земле упряжка лошадей. Каждая клеточка тела отчаянно ныла.
Вначале он просто наслаждался теплом, потом разом вспомнил все и рывком сел в своей импровизированной постели.
— Нет уж, лежи, — раздалось рядом, и рука, протянувшись, толкнула Хантера в плечо, заставив опрокинуться.
Он был слаб, как ребенок.
Сэйбл присела на край одеяла и улыбнулась краешками губ. Хантер помнил теперь, как они лежали совсем рядом с промозглой тьмой, откуда доносился близкий шум дождя и далекий звук беснующегося ветра. Он сознавал, что она заманила его внутрь, мало-помалу. В этом заговоре участвовала и кружка с горячим кофе, и желание высохнуть, и тепло, идущее отовсюду, и обещание долгого крепкого сна. Сон. Хантер думал, что способен проспать неделю.
Однако, еще не успев вновь задремать, он вдруг сообразил, что находится внутри пещеры. Каменный свод нависал над головой.
Чувства счастья как не бывало. Тотчас это почувствовав, Сэйбл положила ладони ему на плечи и начала растирать их медленно, ласково. Она шептала что-то невнятное, но очень доброе, щекотно перебирая на шее завитки волос, и постепенно, к великому удивлению Хантера, он начал дремать вопреки всем своим страхам. Вокруг была всего лишь небольшая пещера на склоне горы, а не тюремная камера. Здесь не было ни тюремщиков, ни решеток, ни параши. Здесь никогда не стоял на коленях труп лейтенанта, повесившегося на собственных цепях. Здесь была только Сэйбл, нежная, любящая Сэйбл.
- Предыдущая
- 81/116
- Следующая
