Смятение сердца - Фетцер Эми - Страница 73
- Предыдущая
- 73/116
- Следующая
Она стояла на коленях, чуть откинувшись, словно под тяжестью пронизанной солнцем гривы волос, в этот момент темно-рыжей. Только чулки и подвязки оставались на белом, как пена, теле, создавая острый контраст невинности и чувственности. Хантер протянул руку… но так и не коснулся единственной одежды Сэйбл. Вместо этого его ладонь скользнула вниз между ее ног. Подчиняясь, она развела колени. Ее покорность, как обычно, сработала как сильнейшее возбуждающее средство.
Он был вне себя от желания оказаться внутри, изведать наконец все сладкие уголки, о которых столько мечтал. «Люби eel — нашептывал внутренний голос. — Люби ее — другого шанса может не представиться». Лицо Сэйбл, влажно блестящее, чуточку искаженное, было поднято к нему с застывшим выражением удивления и счастья. Она слегка покачивалась в унисон с движениями пальцев Хантера, но, очевидно, не сознавала этого. Она так и не закрыла глаз, даже когда момент самого острого наслаждения приблизился, когда она начала извиваться и вздрагивать, совершенно потерявшись в нем. Она была прекрасна.
Удовольствие было мощным, всеобъемлющим… Но это было всего лишь началом. Хантер был рядом, но слишком далеко. Казалось, что подлинное наслаждение возможно только во время подлинной близости, во время полного слияния, когда двое становятся одним существом, одним телом. Сэйбл бессознательно потянулась к нему обеими руками. Хантер прижал ее ладони к себе, остановив их.
— Ты и вправду этого хочешь?
Она судорожно кивнула, беззвучно ахнув, когда ладони Хантера закрылись на ее ладонях, сжимая их вокруг «той части».
— У меня есть только это, Сэйбл, — прошептал он, — и ничего больше.
Что-то скользнуло в глубине его глаз — тень печали, словно тень грозовой тучи посреди сияющего летнего дня. Ненадолго страсть отступила, сменившись нежностью. Сэйбл высвободила руку, положила ладонь Хантеру на лоб, провела по щеке, по губам. Для нее он был ангелом тьмы, бесконечно блуждающим в своем личном аду, в нем было больше жестокости, чем ласки, и прикосновения его приносили боль наряду с наслаждением. И все же она полюбила его, где-то в промежутке между днем показательно жестокого потрошения кроликов и ночью в нищей гостинице, когда он был беспомощным и достойным жалости.
— Ты ошибаешься, — возразила она, почти касаясь губами его рта. — Ты очень богат, только не понимаешь этого. Поцелуй. Возвращение страсти с новой силой.
— Ты просто не знаешь, что делаешь для меня, Сэйбл. — Хантеру хотелось сжать ее в объятиях изо всех сил, но она была слишком хрупкой для подобного неистовства.
— На этот раз я увижу звезды?
Он не удержался от улыбки. Как она неопытна! И она полностью в его власти.
— Увидишь, обещаю.
— Ты уже обещал однажды. Просто сделай это.
Забывшись, с блестящими от волнения и любопытства глазами, Сэйбл потянулась к пуговицам его брюк. Хантера изумила, почти смутила подобная смелость в чопорной светской леди, которую он так хорошо знал. Правила приличия были отброшены и забыты. Как это ей удавалось? Что за странная сила присутствовала в дикой и скудной природе равнин, какими странными нитями опутывала она сердце и душу, каким способом подчиняла себе, сметая, как шелуху, условности, придуманные человеком? Леди и дикарь исчезли, остались мужчина и женщина, которых не разделяло больше ничто, даже одежда.
Они могли теперь быть вместе, могли любить друг друга, все взять и все отдать, как только и бывает во время настоящей близости. Он ждал этого долго, очень долго, и теперь собирался все испытать сполна: как прижимаются к его груди атласные женские груди, как трутся друг о друга голые бедра, как звучит стон наслаждения, вызванного его движениями.
— Иди ко мне! — Это была уже не просьба, а приказ. Хантер сел, вытянув ноги, и притянул Сэйбл к себе на колени. Когда последняя пуговица брюк оказалась расстегнутой, его член вырвался наружу во всем великолепии.
У Сэйбл испуганно округлились глаза. Она смотрела вниз — туда, где с силой прижималась к ее животу твердая, как железо, штуковина, и пыталась представить ее внутри себя… Но не могла. Как же в таком случае все происходит между мужчиной и женщиной? Внутри женского тела просто не найдется столько места!
Как, однако, странно все это выглядит… Она протянула руку и провела кончиком пальца вдоль всей длины члена, понятия не имея, что это прикосновение заставило невидимую молнию пронзить пах Хантера. Сжав зубы до скрипа, он судорожным рывком привлек Сэйбл ближе, раскачивая вверх-вниз. Ее плоть была нежной, горячей и очень влажной, обещая объятие необыкновенной сладости.
Сэйбл отодвинулась (ее любопытство не было удовлетворено) и вернулась к созерцанию и осязанию. Интересно, как еще называлась «та часть», кроме «мужского достоинства» — чудное, нелепое название, услышанное случайно. Она была поразительно твердой и подвижной, она не хотела просто покоиться между ее бедрами и временами судорожно вздрагивала. Ее вершинка была блестящей и более темной, а ниже оказалось очень удобно обхватывать рукой. Оказавшись в ладони, она пульсировала, живая и нетерпеливая.
— Что же ты делаешь со мной, ведьма!..
И на этом истекло время, отпущенное Сэйбл на исследование. Хантер отодвинул ее еще чуточку дальше, вдоль своих ног, чтобы удобнее было оказаться внутри — сначала едва прикасаясь, потом осторожно раздвигая, потом делая первый несильный толчок. Как горячо было внутри нее… и как узко! Он очень надеялся, что не причиняет ей сильной боли.
Сэйбл совсем не было больно. Восхитительное чувство заполнения поражало новизной, заставляло прислушиваться к тому, как Хантер вдвигается внутрь толчками, все глубже и глубже. Она чувствовала, что растягивается, принимает нужную форму, и вместе с этим росло чувство густой, почти вещественной сладости. Движение внутри становилось все быстрее, пока одним сильным рывком внутри не оказалась вся «та часть» без остатка.
Как раз в этот момент Сэйбл как будто рассекли пополам.
Каким мимолетным ни было ощущение преграды, Хантер успел заметить его. Абсурдная мысль мелькнула в его затуманенном мозгу, но тотчас исчезла. Он с досадой отмахнулся от подобной нелепости. До мыслей ли было ему, чего бы они ни касались! Он был в огненных ножнах, шелковых, податливых и одновременно невероятно тесных. Он мог утратить контроль над собой в любую секунду!
Между тем Сэйбл разом потеряла интерес к происходящему. Острота боли быстро пошла на убыль, но тупая ноющая пульсация осталась, мешая воспринимать любые ощущения, кроме этого. А потом всякое движение прекратилось и появилась ласка, уже знакомая, но от этого не менее сладостная: Хантер дотронулся там, где их тела соприкасались. Это и его поцелуй, простой и жадный, заставили вернуться и жар внутри, и сладость, похожую на густой мед. Сэйбл шевельнулась, качнулась вперед-назад. Он был внутри, он был ее, он предоставлял ей полную свободу. И он был невероятно, неописуемо сладок там, внутри. Ничто — никакая другая ласка — не могло сравниться с тем, что она чувствовала сейчас.
Она забылась, потерялась в толчках и качаниях. В этом было что-то от езды верхом, от наслаждения всадницы властью над своим скакуном. Но сознание этого было всего лишь фундаментом, на котором строилось ослепительное здание, тянулась к солнцу вершина, готовясь коснуться живого опаляющего огня.
Сердце стучало в неистовом темпе, наполняя уши грохотом, подобным раскатам грома. Казалось, кровь вот-вот закипит во всем теле, и хотелось быть заполненной до отказа, до боли. Невидимые волны сталкивались вокруг и внутри, становились все горячее, ревели все громче.
— Еще, еще, еще! — слышала Сэйбл почти у самых губ, но не в силах была открыть стиснутые веки, чтобы увидеть лицо Хантера. — Моя ведьма… Моя дикая кошка…
Прохладный воздух речной поймы странно раскалился, его не хватало, и дыхание все чаще прерывалось в горле.
— Что со мной, Хантер? — прошептала она, чуть не плача. — Помоги мне!
Они были совсем рядом — звезды, — они метались вокруг разноцветным фейерверком, и казалось, их можно коснуться, протянув руку.
- Предыдущая
- 73/116
- Следующая
