Тайны Космера (сборник) (ЛП) - Сандерсон Брэндон - Страница 41

— Мутный, ты не мог бы просто пойти…

— Мне нужно было оставить знак, — прошептал Мутный, остановившись рядом с Кельсером. — Такой, чтобы он не мог его изменить. Знак насчет оружия, что я спрятал. Думаю, это точка кипения воды. Или точка замерзания? А если единицы измерения с годами изменятся? Я нуждался в чем-то таком, о чем будут помнить всегда. Нечто такое, что сразу узнают. — Он наклонился к Кельсеру. — Шестнадцать.

— Шестнадцать?.. — переспросил тот.

— Шестнадцать, — ухмыльнулся Мутный. — Хитро, как считаешь?

— Потому что это означает…

— Количество металлов. В алломантии.

— Их десять. Одиннадцать, если считать тот, что я нашел.

— Нет! Нет, нет, глупости. Шестнадцать. Это идеальное число. Они поймут. Должны понять.

Мутный снова принялся расхаживать, и его голова почти вернулась к прежней форме.

Кельсер уселся на краю своей тюрьмы. Бог вел себя еще более сумасбродно, чем раньше. Что-то изменилось или просто богу, подобно человеку с душевным расстройством, становилось то лучше, то хуже?

Мутный вдруг вскинул голову и, вздрогнув, глянул на потолок так, будто тот вот-вот обрушится. Открыв рот, подвигал челюстями, но не издал ни звука.

— Что… — наконец произнес он. — Что ты наделал?

Кельсер встал.

— Что ты наделал? — крикнул Мутный.

Кельсер улыбнулся и тихо произнес:

— Надежда. Я надеялся.

— Он был совершенным. Он был… единственным из вас… кто…

Резко развернувшись, Мутный уставился вглубь туманной пещеры за пределами тюрьмы Кельсера.

В другом конце пещеры кто-то стоял — высокая, внушительная фигура не из света. Знакомая одежда, контраст черного и белого.

Вседержитель. По крайней мере, его дух.

Кельсер шагнул к каменной кромке вокруг бассейна и подождал, пока Вседержитель приблизится к свету Источника. Заметив Кельсера, тот остановился как вкопанный.

— Я убил тебя. Дважды, — сказал Вседержитель. — А ты все равно жив.

— Да. Всем прекрасно известно, что ты вопиюще некомпетентен. Я рад, что ты начинаешь это осознавать. Это первый шаг к изменениям.

Фыркнув, Вседержитель оглядел пещеру с полупрозрачными стенами. Мазнул взглядом по Мутному, но не обратил на него особого внимания.

Кельсер возликовал. У нее получилось. У нее и правда получилось. Как? Какой секрет он прозевал?

— Эта ухмылка невыносима, — сказал Кельсеру Вседержитель. — Я же убил тебя.

— А я вернул должок.

— Не ты меня убил, Выживший.

— Я выковал поразивший тебя клинок.

Мутный прочистил горло.

— Мой долг — быть рядом во время твоего перехода. Не волнуйся, не…

— Замолчи. — Вседержитель изучал тюрьму Кельсера. — Ты понимаешь, что наделал, Выживший?

— Я выиграл.

— Ты привел в мир Разрушителя. Ты его пешка. Ты возгордился, как солдат на поле битвы, уверенный в том, что управляет своей судьбой, при этом игнорируя тысячи тысяч себе подобных. — Он покачал головой. — Оставался всего год. Я был так близок. Я бы снова заполучил эту недостойную планету.

— Это просто… — Мутный сглотнул. — Это промежуточная остановка. Между смертью и другим местом, куда должны отправиться души. Куда должен отправиться и ты, Рашек.

Рашек? Кельсер снова глянул на Вседержителя. Террисийца трудно определить по цвету кожи, многие совершали эту ошибку. Некоторые террисийцы темные, другие светлые. Но кто бы мог подумать…

Комната, устланная мехами. Этот человек на холоде…

Идиот. Вот что это значило.

— Все ложь, — сказал Кельсер. — Обман. Твое легендарное бессмертие? Твои исцеления? Ферухимия. Но как ты стал алломантом?

Вседержитель подошел вплотную к столпу света, который поднимался из тюрьмы Кельсера. Оба уставились друг на друга — так же, как на площади, когда были живы.

Затем Вседержитель сунул руку в свет.

Кельсер стиснул зубы, представив неожиданную и ужасную картину того, как он проводит вечность с человеком, убившим Мэйр. Однако Вседержитель выдернул руку, и свет потянулся за ней как патока. Он повернул ладонь, изучая угасающее свечение.

— И что теперь? — спросил Кельсер. — Останешься здесь?

— Здесь? — Вседержитель рассмеялся. — С бессильным мышонком и крысой-полукровкой? Не смеши меня.

Он закрыл глаза, и его потянуло к точке, нарушающей законы геометрии. Потускнев, он исчез.

Кельсер разинул рот.

— Он ушел?

— В Запределье, — подтвердил Мутный, присаживаясь. — Не стоило мне так надеяться. Все проходит, ничто не вечно. Так всегда утверждал Ати…

— Ему не обязательно было уходить. Он мог остаться. Мог выжить!

— Я говорил тебе: к этому моменту разумные люди хотят двигаться дальше.

Мутный исчез.

Кельсер остался стоять у края тюрьмы. Освещенный бассейном, он отбрасывал на пол тень. Вглядываясь в туманную пещеру с колоннами, он ждал, сам не зная чего — подтверждения, чествования, каких-то изменений.

Ничего. Никто не пришел, даже инквизиторы. Как прошла революция? Правят ли теперь скаа? Он не отказался бы посмотреть на казнь аристократов. Пусть с ними обойдутся так же, как прежде они обходились со своими рабами.

Не было ни намека насчет того, что происходит наверху. Очевидно, они не знали об Источнике. Кельсеру оставалось лишь расположиться поудобнее.

И ждать.

Кельсер что угодно отдал бы за карандаш и бумагу.

Что угодно, на чем можно писать, чтобы как-то скоротать время. Зафиксировать мысли и придумать план бегства.

Текли дни. Он пытался царапать заметки на стенках Источника, но ничего не вышло. Пробовал выдергивать нитки из одежды и завязывать на них узелки, представляющие слова. К сожалению, нитки вскоре исчезали, а рубашка и штаны немедленно возвращались к прежнему виду. Во время одного из своих редких визитов Мутный объяснил, что одежда не настоящая, вернее, она всего лишь продолжение духа Кельсера.

По той же причине не получалось использовать для письма волосы и кровь. Строго говоря, ни того, ни другого у него тоже не было. Все это крайне раздражало, но примерно на втором месяце заточения Кельсер осознал правду: возможность писать не так уж и важна. В Ямах ее тоже не было, но он все равно строил планы. Да, планы, рожденные воспаленным разумом, неосуществимые мечты, но отсутствие бумаги никогда его не останавливало.

Все его попытки — способ занять себя, как-то убить время. Его хватило на пару недель. Когда он осознал правду, стремление писать угасло.

К счастью, к тому времени он открыл для себя в тюрьме нечто новое.

Шепоты.

О, слышать их он не мог. Но мог ли он вообще «слышать»? Ушей у него не было. Он — как там сказал Мутный? — когнитивная тень. Сила разума удерживала дух, не давая ему рассеяться. Сэйз пришел бы в восторг, ему нравились такие мистические темы.

И все же Кельсер кое-что ощущал. Источник продолжал пульсировать, посылая во внешний мир волны. Пульсация словно нарастала, превращаясь в постоянный гул: похожее ощущение возникает, когда поджигаешь бронзу и «слышишь» алломантов в действии.

Внутри каждой волны таилось… нечто. Кельсер называл это шепотами, хотя в них заключались не только слова. Шепоты были насыщены звуками, ароматами и образами.

Он увидел книгу с чернильными кляксами на страницах; группу людей, обменивающихся историями. Террисийцы в одеяниях? Сэйзед?

Волны нашептывали леденящие душу слова: Герой Веков, Вестник, мироносец. Он припомнил эти термины из древних террисийских пророчеств, упомянутых в дневнике Аленди.

Кельсеру открылась неутешительная правда. Он встретил бога, и вера — не пустые слова. Значит, что-то есть и в том множестве религий, которые Сэйзед держал в кармане, как колоду карт?

«Ты привел в мир Разрушителя…»

Со временем Кельсер обнаружил, что если погрузиться в мощный свет Источника, в самый его центр, перед очередной волной, то можно ее ненадолго оседлать. Его сознанию удавалось вырваться из Источника и мельком увидеть место, куда стремилась волна.