Тайны Космера (сборник) (ЛП) - Сандерсон Брэндон - Страница 28

Я решил написать обо всем этом небольшую повесть. Вдохновила меня Матисс, поэтому я решил, что дам одному из персонажей ее имя. Матисс из повести ведет себя не так, как настоящая. Настоящую Матисс я тогда не знал. Теперь мы знакомы: она иногда приходит на мои автограф-сессии. Она даже подарила нам на свадьбу тот самый доклад по «Элантрису».

Спустя время мне кажется, что повесть вышла слегка сентиментальной. Надеюсь, она не воспринимается излишне эмоциональной (хотя так может показаться вне контекста «Элантриса»). Впрочем, самой историей я вполне доволен.

Во внутренней области системы только одна планета — Скадриал, что можно считать везением, учитывая, каким огромным изменениям подверглась система под влиянием своих осколков.

Отличительная особенность Скадриала в том, что человечество на нем процветает, несмотря на неоднократные катаклизмы. Конечно, другие планеты Космера подвергались бедствиям и похуже, но ни на одной вы не найдете такого преуспевающего и технологически продвинутого общества, как на Скадриале.

Более того, я убеждена, что если бы Вседержитель не угнетал технологическое развитие на планете на протяжении тысячи лет, то Скадриал затмил бы все другие планеты в области научного познания и прогресса самостоятельно, без взаимодействия между сообществами, как мы привыкли в Сребросвете.

Скадриал, еще одна двуосколочная планета, обладает множеством уникальных особенностей. Это одно из двух мест Космера, где человечество появилось только после прибытия осколков — Охранения и Разрушения. Более того, в ходе своих исследований я убедилась, что сама планета появилась только после того, как осколки обосновались в системе. Они намеренно выбрали звездную систему без планет во внутренней области, чтобы можно было поместить в эту область все, что захочется.

Да, при создании жизни осколки, несомненно, взяли за образец людей с Йолена (более того, оба сосуда этих осколков до вознесения были людьми). Из-за этого флора и фауна Скадриала очень похожа на йоленскую, разумеется, кроме фейновых видов[3]. Скадриал очень схож с Йоленом по размерам и силе тяжести, обе планеты соответствуют космерскому стандарту.

Осколки создавали эту планету совместно, однако она быстро превратилась в символ — и трофей — в конфликте между ними. В мою компетенцию не входит обсуждение личностей сосудов, лучше обратиться не к арканисту, а к одному из моих коллег, который специализируется на биографии сосудов и истории до раскола. Тем не менее можно утверждать, что конфликт между осколками напрямую проявляется в том, как используют инвеституру на Скадриале.

Это мощная магия той разновидности, когда обычные люди часто получают доступ к огромным выбросам силы. Попробуйте назвать другую планету, за исключением разве что Рошара, где в руки простых смертных регулярно попадает подобное количество инвеституры. В истории Скадриала насчитывается несколько мужчин и женщин, которые обретали доступ к огромной силе, и это приводило к невероятным эффектам. Самое очевидное доказательство можно увидеть на звездных картах, любезно предоставленных Гуйном: у Скадриала указаны две орбиты. В определенные моменты отдельные личности буквально передвигали планету с места на место (к слову, это сильно усложнило попытки разобраться в летоисчислении).

Я много писала о магии этой планеты. Более того, моими мыслями по поводу алломантии, ферухимии и гемалургии можно заполнить еще много томов. Тем не менее я придерживаюсь мнения, что наибольшее влияние на Космер может оказать гемалургия. Она доступна любому, у кого есть нужные знания, и позволяет искажать души без привязки к планете и инвеституре, создавая ложные связи, не предусмотренные ни одним осколком.

В самой планетной системе нет ничего интересного, однако Скадриал сам по себе раз за разом интригует. И это вопреки тому, что человечество освоило относительно небольшую часть планеты. (Впрочем, ситуация начала меняться после того, как экстремальные условия времен Последней империи остались в прошлом.)

Скадриал моя любимая планета для научных изысканий, будь то адаптация человечества (как вынужденная, так и естественная) или обширные трансформации ландшафта в разные эпохи. Взаимодействие между магией и законами природы здесь велико, разнообразно и захватывающе.

Кельсер держал двумя пальцами трепещущий клочок бумаги. Ветер рвал и трепал его, но Кельсер держал крепко. Рисунок опять не получился.

Раз двадцать он пытался изобразить его правильно, повторить рисунок, который она всегда носила с собой. Оригинал уничтожен, это несомненно. У него ничего не осталось на память о ней, поэтому он пытался воссоздать рисунок, которым она дорожила, — правда, безуспешно.

Цветок, вот как это называлось. Миф, выдумка. Мечта.

— Пора тебе завязывать с этим, — проворчал его спутник. — Не то я сам тебя отучу.

— Рискни, — негромко отозвался Кельсер.

Он зажал клочок бумаги меж двух пальцев и сунул в карман рубашки. Позже он попробует еще раз. Лепестки должны больше походить на слезы.

Кельсер одарил Джеммела спокойным взглядом и улыбнулся. Улыбка вышла натянутой. Как можно улыбаться в мире, где нет ее?

Однако он продолжал улыбаться до тех пор, пока улыбка не стала естественной. Пока оцепенение, скрученное узлом внутри, не отпустило и не вернулись чувства. Если такое вообще возможно.

Возможно. Пожалуйста, пусть будет возможно.

— Все эти рисунки заставляют тебя вспоминать прошлое, — бросил Джеммел.

У старика была клочковатая седая борода и настолько нечесаные волосы, что они выглядели ухоженнее, когда их трепал ветер.

— Так и есть, — ответил Кельсер. — Я ее не забуду.

— Она тебя предала. Живи дальше.

Джеммел не стал ждать ответа и пошел прочь. Он часто прерывал спор на середине.

Кельсер не зажмурился, не испустил непокорный вопль в угасающем свете дня, как ему хотелось. Он отбросил мысли о предательстве Мэйр. Не следовало даже заикаться Джеммелу о своих тревогах. Но он рассказал. Ничего не поделаешь.

Кельсер улыбнулся шире. Пришлось постараться.

Джеммел оглянулся.

— Ну и жутко ты выглядишь, когда так делаешь.

— Это потому, что ты ни разу в жизни по-настоящему не улыбался, старая куча пепла.

Кельсер подошел к Джеммелу. За парапетом крыши утопал в пепле Мантиз. Здесь, на дальнем севере Западного доминиона, улицы чистили не так хорошо, как в Лютадели.

Кельсер думал, что здесь будет меньше пепла: поблизости только один вулкан. Судя по всему, в этом краю пеплопады и правда случались реже. Но из-за того, что пепел никто не убирал, казалось, что его выпадает гораздо больше.

Кельсер провел рукой по краю кладки. Эта часть Западного доминиона ему никогда не нравилась. Здешние дома казались… оплавленными. Нет, не то слово. Они выглядели чересчур плавными, без углов, и редко бывали симметричными: одна сторона здания всегда выше или более округлая, чем другая.

Впрочем, пепел был привычным. Он покрывал этот дом так же, как и везде, придавая окружающему миру равномерный черно-серый оттенок, лежал на улицах, облеплял коньки крыш, скапливался кучами в переулках. Вулканический пепел походил на сажу — гораздо темнее, чем от обычного костра.

— Которая?

Кельсер повел взглядом между четырьмя массивными крепостями, что выделялись в панораме города. По меркам этого доминиона, Мантиз был крупным городом, но, конечно, не шел ни в какое сравнение с Лютаделью. Других таких городов нет. И все же Мантиз внушал уважение.