Скелеты в тумане - Гусев Валерий Борисович - Страница 13

• Предыдущая
• 13/34
• Следующая

Алешка слушал его, открыв рот, так что даже ему туда комар залетел. Папа посмеивался. А мама спросила:

– Акимыч, а как у вас тут с речным жемчугом? Водится еще?

– Не найдешь, милая, – огорчил ее дед. – Речка больно грязная стала от промышленности, не выживает раковина. – Помолчал. – Но, однако, если хорошо поискать...

Мама посмотрела на папу. Папа приложил руку к сердцу: поищу, мол, милая.

Мы очень устали за день и стали собираться спать. Дед ни за что не согласился лечь в палатке, сказал, что будет лечиться на свежем воздухе. И стал командовать: меня послал на «пароход» за одеялом, а всех остальных заставил ломать ему лапник.

Не соскучишься!

Потом дед разгреб угли, разложил на них камни, а на камни начал укладывать лапник. Навалил чуть не гору, а сверху постелил свое брезентовое одеяло и завернулся в него, покряхтывая:

– Ох, хорошо, завтра буду свежий. Как всегда.

– Жареный он завтра будет, – шепнул мне Алешка, – а не свежий.

И мы полезли в палатку к маме.

– Да, милок, – вдруг спохватился дед, – а друзья-то ваши где? На рыбалке?

– Какие друзья, – удивился папа. – Нет у нас здесь никаких друзей.

– А как же? На моторке. Двое. Один еще с бородой.

– Что, что? – заинтересовался папа и посмотрел на меня.

– А как же? Подходили ко мне, еще на Лесозаводе. Интересовались – куда это вы пошли? Сказывали, что знакомцы ваши. Да вот в пути разминулись... Ну я им все обсказал. Как вас, однако, найтить. В бескрайних просторах.

Дед явно ждал признательности.

Дождался.

– Спасибо, – сказал папа таким тоном, что дед юркнул головой себе под мышку. Как птичка. – Удружил...

Оказывается, это старый... дед навел на нас бандитов. То-то они так быстро нас разыскали...

Сидел бы уж лучше на дереве! Или на печке!

Папа взял из палатки свой спальник и сказал маме, что он ляжет у костра. Давно мечтал об этом.

– Что еще за новости? – проворчала мама. – Тебя комары съедят. Не выдумывай!

Но я сразу все понял и поддержал папу.

А сам почти всю ночь не спал. Ожидал нападения...

Утром мама погнала нас за рыбой. И все ночные страхи остались позади. Я даже успокоил себя тем, что бандиты заблудились в болоте. Или волки их напугали, у них же ружье без патронов...

Правда, у папы были усталые глаза. И когда мы собрались на рыбалку, он остался в лагере, не захотел, чтобы мама была одна.

Зато Акимыч вскочил бодренький, будто и не висел вчера на сосне. И вовсе не изжаренный. И тоже собрался с нами в море.

– За треской пойдем, – сказал он решительно. – А как же! Здеся, знаешь, она какая водится!

Дед научил нас добывать в мокром песке морского червя, до которого «треска сильно охоча». И под его руководством Алешка поймал такую рыбину, что она чуть не сдернула его с лодки в воду. Дед еле успел ухватить его за подол тельняшки.

Мама обрадовалась рыбе, а дед сказал, чтобы голову и печень трески она выкинула.

– Еще чего! – пожалел Алешка свою добычу.

– Оне плохие, – объяснил дед, – нельзя их кушать.

– Почему плохие?

– Видать, вода в море не та стала, не вовсе чистая.

А папа добавил:

– И звезды гибнут. Крабов почти не осталось. Да и тюленя, наверное, мы последнего видели.

– Кто это натворил? – Алешка даже вскочил с лосиного кресла, которое занял сегодня по праву. Из-за большой рыбы. – Браконьеры?

– Да и браконьеры. Вообще – мы плохо родную природу бережем. Загрязняем.

– И что, это все, такое красивое и полезное, – Алешка развел руками, – исчезнет без следа?

– Вполне возможно, – сказал папа. – Ведь не так давно здесь в реках мы жемчуг собирали. А теперь и рек этих уже нет...

– Кончились? – выдохнул Алешка.

– А как же, – сказал Акимыч. – Лесом их гнилым завалили, они и выдохлись.

Алешка завял. Этот разговор его сильно расстроил. Ему так здесь нравилось, а, оказывается, вся эта природа под угрозой полного истребления.

– Я больше звезды собирать не буду, – тихо сказал он, – я их буду обратно в море выбрасывать, пусть живут. У меня десять штук есть, и хватит.

После завтрака Акимыч собрался домой. Папа проводил его до лодки и о чем-то с ним пошептался. Дед потряс бородой в ответ: «А как же?»

Когда он уплыл, папа сказал:

– Бродяги мы или нет? Долго мы будем сидеть на одном месте? Не наскучило?

Я-то сразу понял, что он хотел. Он хотел сменить место нашей дислокации. Чтобы снова затерялся наш след.

– Точно! – завизжал Алешка. – Поплыли на необитаемые острова! Где руины!

– Где руины – не поплыву, – сказала мама. – Я змей боюсь.

Папа подмигнул Алешке, и тот успокоился. Понял, что его любимых змей везде полно. И без руин.

И мы стали собираться.

Было даже немного грустно расставаться с этим местом. Мы как-то уже прижились к нему. Все здесь было знакомо, каждый пенек. Мы даже успели за это время тропинку к морю протоптать. Теперь-то я понимал папу.

К полудню мы погрузились в лодку и отчалили. Ветерок был хороший, ровный. Казалось, что лодка тоже радуется, что вышла в море. Она легко и плавно взбиралась на волны, мирно покачивалась на них. И скоро папин любимый берег стал оставаться все дальше позади.

А острова стали приближаться к нам.

Особенно те два, между которыми исчез «Летучий голландец». Папа правил именно туда, гусей ему захотелось...

Мы вошли в узкий пролив между островами. А за проливом был залив, с песчаными берегами, возле которых плавали сотни уток. Или тысячи.

– Прямо зоопарк, – сказал Алешка.

Утки с шумом и паникой разбегались по воде, поднимались на крыло, но далеко не улетали, вскоре снова плюхались в море и продолжали свою кормежку.

Мы высадились на Волчий остров и сразу разбрелись по нему. Здесь тоже было настоящее царство Лоухи. Кривые мшистые деревья, сцепившиеся корявыми ветвями, заросли черники, стаи куропаток, которые неожиданно, с треском, взлетали из-под ног и снова скрывались в траве.

Алешка тайком выслеживал змей, которых здесь не оказалось, мама собирала грибы, а папа неожиданно поднял стрельбу и принес к костру, который я разложил на уютной полянке, двух белых куропаток.

С водой только было плохо – одни лужи. Но мы ухитрились набрать ее и для чая, и для грибов. А куропаток папа зажарил прямо на огне.

– Хвойные, – подмигнул он Алешке, – с корочкой.

– Пригорелые, – не остался в долгу тот и похвастался: – А я медвежье логово нашел.

– Где? – насторожился папа.

– А там, – махнул рукой Алешка, – на дальнем берегу.

– Пойдем, посмотрим, – сказал мне папа, забирая ружье.

Мы пересекли островок и осторожно вышли на тот его край, который был ближе к материку. Отсюда хорошо виднелся наш прежний лагерь.

– Вот она, – сказал папа и показал мне на впадину в скале, в которой был постелен лапник. – Берлога?

Аккуратный медведь, подумал я.

– Курящий, – добавил папа, разглядывая разбросанные по камням окурки. – Странно. Непонятно.

И тут я рассказал ему про «Летучий голландец».

– Ах, вот оно что! – догадался папа. – Они отсюда наблюдали за нами. Пошли к нашим.

Мы бегом вернулись к костру.

– Кто за вами гонится? – спросила мама с испугом.

– Медведь? – спросил Алешка с надеждой в голосе.

– Змей Горыныч, – сказал я с гордостью. – От медведя мы бы не побежали.

– Ладно, ребята, – сказал папа, – нужно устраивать лагерь, ночь близится.

И мы спустились на берег, чтобы забрать наши вещи из лодки.

Но лодки у берега не было...

– Опять полнолуние не учел? – рассердилась мама, еще не понимая – что все это значит.

– Ага, – вздохнул папа, указывая на здоровенную корягу, к которой он привязывал лодку.

На этой коряге шевелился от ветра только обрезок веревки.

Не обрывок и не огрызок. Именно – обрезок.

– Ну и что все это значит? – мама уперла руки в боки. – Объяснитесь, господа!

• Предыдущая
• 13/34
• Следующая