Физрук 2: назад в СССР (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 26

— Ну что, коллеги, — обратился я к ним. — Как у вас со временем сегодня, после уроков?

— Мы свободны! — дружно откликнулись они.

— Тогда мы идем в гости к Карлу Фридриховичу! — резюмировал я. — Будем обсуждать вашу идею… Глядишь, и придумаем хороший сюжет.

Пацаны смутились, но согласно кивнули. Я их оставил одних, продолжать обсуждение. А на большой перемене подтвердил Рунге, что можно сегодня ждать гостей. Плохо только, что Илгу я не мог предупредить, что задержусь. Привык быть один, вот и не догадался спросить номер ее рабочего телефона. Да что — номер! Я ведь даже не знаю, где она работает! Знаю только, что логопедом или кем-то вроде этого. Детским психологом. Впрочем — это же тоже почти педагогика. Может, уточнить у директора? Он, наверняка, знает, где в городе занимаются с детьми с нарушениями речи?

И я направился в кабинет директора. Однако силы, управляющие моей судьбой еще не исчерпали все, заготовленные для меня сюрпризы. В приемной меня перехватила завучиха, о которой я уже и подзабывать стал. Не в том смысле, что не встречал ее больше — каждый день она инспектировала учительскую, проверяя: весь ли преподавательский состав в наличии — но вот меня она некоторое время не дергала. И вот — приспичило! Впившись в меня сверлящим взором, старуха Шапокляк прошипела:

— Александр Сергеевич, уделите мне пару минут!

Какого черта ей от меня понадобилось? Эвелина Ардалионовна пропустила меня в небольшой закуток, который служил ей кабинетом, а на самом деле был выгородкой в приемной. Старательно меня обошла, чтобы не дай Маркс, не прикоснуться, заняла стратегическую позицию напротив и, понизив голос почти до шепота — ну да, стеночки-то в ее кабинетике тоненькие — произнесла:

— Я вызвала вас для серьезного разговора, товарищ Данилов.

— Слушаю вас, товарищ Царева! — нарочито громко откликнулся я.

Она нервно оглянулась, словно боялась, что кто-то нас и впрямь подслушивает, и прошипела:

— Речь идет о вашем моральном облике, Александр Сергеевич.

— А что с ним не так?

— Вы зачастили к своему ученику Кривцову Толику…

— Я имею право знакомиться с бытом своих учеников.

— Верно, но кого еще из них вы посещали?

— Пока — никого, — не стал врать я.

— Вот видите! — обрадовалась завучиха. — А у Кривцова одинокая мать!

— То есть, вы хотите сказать, что если у кого-то из моих учеников не полная семья, я не имею права их посещать?

— Не юлите, товарищ Данилов! Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю.

— Если вас это утешит, Эвелина Ардалионовна, больше я не намерен посещать своего ученика Кривцова. Сосредоточусь на изучении бытовых условий других учащихся.

— Я рада, что сумела достучаться до вашей совести, — чопорно сообщила она. — Мы обязаны соблюдать моральный кодекс строителей коммунизма неукоснительно!

— Даже, если это идет вразрез с нашими чувствами?

Шапокляк опешила. Она явно не ожидала такого поворота темы.

— У настоящего коммуниста не должно быть порочных желаний, — пробормотала завучиха.

Я шагнул к ней, приблизившись вплотную. Вырваться она не могла, а позвать на помощь было ниже ее достоинства. Она смотрела на меня выпученными глазами, не зная, чего от меня ждать.

— Все очень просто, товарищ Царева, — прошептал я. — Не надо приходить на работу в костюмчике старой девы… Наденьте что-нибудь более интересное… Сделайте модную прическу, макияж… Купите туфли на каблуке… И когда он заметит это, войдите к нему в кабинет, закройте дверь на ключ и начните медленно раздеваться…

Эвелина Ардалионовна была близка к обмороку и беззвучно хватала ртом воздух, когда я покинул ее закуток. Секретарша директора смотрела на меня с восхищением. Несомненно она слышала хотя бы часть нашего с завучихой диалога. К Разуваеву я не стал заходить, решил спросить у Раечки, где в городе может работать логопед? Она сказала, что в Литейске есть специализированный детский сад для детей с нарушениями речи, а также — соответствующие группы в обычных дошкольных учреждениях.

Это несколько осложняло ситуацию, но можно было попробовать позвонить хотя бы в специализированный детсад. Печально, конечно, что я не знаю даже фамилии Илги… Муж называется… Однако вряд ли у них там несколько сотрудниц со столь экзотичным для советской глубинки именем… Я попросил Раечку отыскать мне номер этого детского спецсада, ибо у нее, как у всякой правильной секретарши, был под рукой городской телефонный справочник.

Она поелозила пальчиком по страницам, взяла бумажку и выписала на нее номер. Я ее поблагодарил, забрал листок и вышел в учительскую — оттуда можно было позвонить. Правда, в учительской находился не только телефон, но и мои коллеги. В том числе — и женского пола. И хотя они тщательно делали вид, что им не интересно, кому я собираюсь звонить, но все же навострили ушки, когда я принялся набирать на диске номер. Некоторое время на том конце провода никто не отвечал. Я сидел и слушал повторяющиеся гудки.

Наконец, в трубке щелкнуло и старушечий голос прошамкал:

— Детский садик «Белочка» слушает!

Я набрал в легкие побольше воздуха и сказал:

— Добрый день! Попросите к телефону Илгу, пожалуйста!

Произнеся это, я зыркнул на Людмилу Прокофьевну и Екатерину Семеновну, и те стремительно отвернулись, словно это могло помешать им подслушивать.

— Кого? — переспросила старушка на другом конце провода. — Иру?

— Да не Иру! — едва не заорал я. — Илгу! Илгу Артуровну!

— Ах, Артуровну! — расслышала, наконец, моя престарелая собеседница. — Сейчас приглашу…

В наушнике раздался громкий стук. Видать, старушенция положила трубку на стол. Я слышал, как она шаркает ногами. Потом хлопнула дверь. Я ждал. Прозвенел звонок. Коллеги начали расходиться по своим рабочим местам. Из приемной выскочила Шапокляк, увидев меня с трубкой возле уха, поджала губы, схватила журнал и выскочила из учительской. Наконец я услышал в трубке быстрый перестук каблучков, послышался шорох и любимый голос произнес:

— Да!

— Илга, привет, это я!

— Добрый день! — откликнулась она. — Что случилось?

— Ничего. Все в порядке, — быстро проговорил я. — Я только хотел предупредить, что задержусь немного после работы. Приду, расскажу — почему…

— Хорошо, — сказала жена. — Спасибо, что предупредил. До вечера!

— До вечера, — сказал я в трубку, в которой уже раздавались короткие гудки.

Удивительный человек. По ее интонации совершенно невозможно понять, как она относится к ситуации. Вот и сейчас, расстроилась ли она из-за того, что я задержусь или ей все равно?.. Ничего. Со временем я разберусь в нюансах психологии Илги и мне станет легче ее понимать. А пока придется принимать — как есть. Я тоже взял журнал и отправился на урок. Наблюдая за тем, как пятиклашки делают упражнения, я думал о том, что, конечно же, мог бы отменить на сегодня встречу у Рунге, ну или они могли бы пообщаться без меня, но это будет проявлением слабости.

После уроков мы с Толиком и Алькой направились к Карлу Фридриховичу. Пацанята шагали притихшие. Видимо, им прежде не доводилось ходить к учителям в гости. Ну да. На них все махнули рукой. Собрали в один класс, который спихнули молодому преподавателю физкультуры — мне, то есть. А для того, чтобы сделать хорошую мину при плохой игре, приклеили ярлык «экспериментальный». Как будто эти пацаны кролики, а не люди. Ладно, разберемся… Главное, чтобы не вставляли палки в колеса.

Преподаватель немецкого встретил нас в подъезде. Видимо, для того, чтобы «фрау Миних» не задавала нам лишних вопросов. В тихой, чопорной квартире Рунге вкусно пахло. Увидев антикварную мебель, восьмиклассники совсем оробели. Разулись, поснимали курточки и застыли, не зная, что делать дальше. Хозяин принял у них одежку, повесил в шкаф. Потом проводил в гостиную, где они уселись, сложив исцарапанные лапки на коленях. Пай-мальчики, да и только!

Меня Карл Фридрихович позвал на кухню.