ОН. Дьявол - Гуляева Евдокия - Страница 2

Поэтому я уверен, что Бенни не врёт мне, когда произносит:

– Она сбежала.

С плохо скрываемым раздражением Оскар тихо сплюнул на землю. Он спустился с точки обстрела и встал, подперев спиной кирпичную стену, рядом с полицейской машиной, но остался абсолютно незаметным для посторонних глаз. Наверняка и его указательный палец сейчас зудит от нетерпения, но жёсткая дисциплина заставляет его ждать.

Офицер больше не таится. Теперь он живо смотрит по сторонам, обдумывая возможные варианты развития событий. Должно быть, догадывается, что всё идет не очень-то гладко.

– Она сбежала? – безэмоционально интересуюсь я, и выдерживаю паузу, позволяя Бенни подумать, как лучше объяснить мне это дерьмо.

Сейчас мне больше интересно сбежала сама, или это он велел ей спрятаться?

Бенни кивает. Он то и дело нервно вытирает пот со лба платком, и каждый раз засовывает его в карман брюк:

– Сбежала, – повторяет снова и снова тяжело сглатывает, – вчера ночью.

– Она знала, что я приеду за ней?

Очередной короткий кивок и почти удушливое покашливание.

– Разумеется. Я всё рассказал ей. Не буду же я швырять собственную дочь в багажник без объяснения.

Интуитивно чувствую, что он что-то недоговаривает.

Улыбаюсь ему и всё своё внимание переключаю на фотографию в кармане. Запас терпения почти иссяк. Старый снимок вот-вот разорвётся в чёртовых подвижных пальцах, если придурок ляпнет какую-нибудь очередную хрень в процессе разговора.

Не произношу ни слова. Просто знаю, что он облажается.

– Нужно было не говорить ей. Так было бы проще. Я не подумал.

Боится. Страх не в голосе, не в сбивчивой речи или дёрганных движениях. Всё написано во взгляде.

Странно, не правда ли?

Так бывает, когда вдруг смотришь в чьи-то глаза, и появляется возможность заглянуть в чужую душу и мысли, будто через окно в чужую жизнь, в чужие тайны, даже в чужую боль.

Глаза – это они не могут скрыть правду.

А в чём она заключается?

Меня боятся. Все. Даже если ничего от меня не скрывают – отводят взгляд от осознания собственного ничтожества.

Бенни Аддерли, а теперь и его девчонка, совершили непоправимую ошибку: у него всё пошло не так и грузовое судно с контрабандным оружием угодило в чужие руки – в результате около двадцати миллионов долларов, которые должны были лечь в мой карман, исчезли; у неё хватило наглости бросить мне вызов и сбежать; а у меня появилось чертовски веское основание для их показательного наказания с пристрастием.

При нынешнем раскладе, уже насрать на деньги.

Однако последнее, на что у меня есть время – гоняться за восемнадцатилетней девчонкой, которой предстоит стать ничем иным, как шлюхой, стелющейся подле ног власть имущих. В том, что придётся её поискать сомнений не было.

Взглядом предупреждаю Бенни отвечать честно и не пытаться казаться храбрее, чем есть:

– Где она может находиться? Подумай. Сейчас ты решаешь её судьбу. Не то чтобы я планировал это, но если лично буду вынужден обшаривать всю Европу, то потом попросту прикончу её нах*й.

Бенни вздрагивает, как будто я внезапно заорал, а не тихо озвучил возможные последствия; и гулко сглатывает, так, что его кадык под кожей ходит ходуном.

– Она с моим сыном, – обречённо шепчет он, едва шевеля помертвевшими губами, – в Брайтоне, в полутора часах езды от Лондона.

В сфере организованной преступности есть кодекс, но не существует моральных принципов.

Очень интересно, когда мужчины вот так просто идут на отказ от собственных детей. И речь сейчас именно о девочках. Сыновья намного важнее дочерей.

– С Томасом? – спрашиваю его, вдруг он успел настрогать ещё парочку отпрысков на стороне. – Я знаю, где живет твой сын. Побережье?

Лицо Бенни побледнело.

И тут я его отлично понимаю. У меня никогда не будет детей. Они – пешки, единицы шахматной силы, используемые в серьёзной игре интересов.

Повернувшись к Бенни спиной, иду к спортивному чёрному McLaren, припаркованному чуть в стороне от его «Майбаха», и на ходу бросаю:

– Я нанесу визит Томасу.

Сажусь в автомобиль, завожу двигатель и опускаю стекло:

– Передавай привет супруге.

С улыбкой наблюдаю, как его лицо становится пунцовым, а глаза округляются от ужаса. Его жена давно мертва, ему ли не знать этого.

Схватив пистолет с передней панели, резко выставляю его в окно, прежде чем Бенни успевает и глазом моргнуть.

Пуля вылетает почти без звука, благодаря глушителю. Первый хлопок – и он тяжело падает на одно колено.

В то же мгновение в переулке раздаётся очередь громких выстрелов. Лобовое стекло полицейской машины разлетается вдребезги, когда Оскар устраняет ненужного свидетеля.

Недовольно пищат потревоженные крысы.

Бенджамин Аддерли с трудом поднимается. Держась за раненую ногу, он опирается на крыло своего «Майбаха» и изо всех сил старается не скулить с голос, понимая, что моё решение оставить ему жизнь неокончательное.

Теперь у него нет дочери, но осталась одна здоровая коленная чашечка. Кстати, не самый плохой выбор.

Он должен усвоить, когда следует вставать передо мной на колени!

Ева

Я не рассчитывала, что ОН найдёт меня так скоро.

Томас где-то на пляже зависает в зале игровых автоматов, когда стеклянная дверь нашего дома в Брайтоне рассыпается вдребезги, и тысячи её кусочков разлетаются в разные стороны.

Так не приходят гости. Так врываются лишь те, кто, как и отец, связан с криминалом.

Только ОН, кто имеет столько власти и наглости, мог позволить себе переполошить курортный прибрежный городок, как этот, и остаться безнаказанным.

Но я была к этому готова. Настолько, насколько это вообще представлялось возможным.

Томасу следовало прислушаться ко мне. Мы планировали уехать в Эдинбург, а оттуда на автомобильном пароме в Норвегию, и затеряться где-нибудь в её западной части. Но брат вот уже лет пять как оторван от реальности. В свои двадцать три года, на пять лет старше меня, он был зависимым игроманом. Нет, конечно, он не всё время проводил за игровым столом, но когда садился за него, то терял чувство времени, иногда пропадая днями и неделями, забывая об ответственности и нарушая данные обещания.

Но он обязан был вытащить меня отсюда!

Отец потакал пагубной привычке своего ценнейшего отпрыска, считая это обычным баловством. Томас же вовсю пользовался своим статусом и привилегиями.

В криминальной среде к наследникам относятся уважительно. Ведь уходя из жизни, ничего нельзя унести с собой. И отец это понимает. Если бы не его вера в то, что брат обязательно наиграется, одумается и впряжётся в лямку «семейного бизнеса», Томас был бы уже мёртв.

Впрочем, я была бы первой.

Так не должно быть. Но мы с братом к этому привыкли.

Однако отец ценит сына, а тот, в свою очередь, дорожит мной. Поэтому для дражайшего папочки моя жизнь стоит чуть больше, чем ничего.

Я успеваю схватить мобильник, забежать на второй этаж и набрать номер Томаса. Шанс на то, что он ответит, совсем крошечный. Длинные гудки ожидания действуют мне на нервы. От горечи понимания того, что он не возьмёт трубку хочется завыть. Это происходит тогда, когда у него на руках расклад с высокой вероятностью выигрыша. Тем не менее, я в надежде жду, не сбрасывая вызов, ставлю на громкую и хватаю с письменного стола нож для открывания корреспонденции.

Конечно, это не совсем нож, этот больше похож на короткую декоративную спицу; и не пистолет, с которым мне вообще не по себе. Но когда в детстве тебе пихают в рот огнестрельное оружие, вместо того чтобы хвататься за отцовский ремень, ты уже никогда не избавишься от пережитого страха и не возьмёшь его в руки.

Монотонные гудки в моём мобильном замолкают. Дисплей телефона гаснет.

После звона разбитого стекла в доме остаётся лишь полная и страшная тишина.

Я в удобных для бега кедах, плотных чёрных легинсах и безразмерной футболке Томаса того же цвета. После того, как отец вскользь проговорился мне, что последняя сделка с оружием прошла совсем не так, как всем виделось, отчего-то мне расхотелось спать в коротеньком шёлковом топе и шортиках. В обуви, наготове, с небольшим дорожным рюкзаком вместо подушки, даже в собственной кровати я чувствовала себя «на старте».