Двуногое всесилие (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович - Страница 17

На этот раз нужная мысль мелькнула в голове вспышкой сверхновой. Зуд, внутренний огонь, напряжение, спутанность сознания, всё это за краткую долю бытия приобрело для меня смысл. Это неимоверно медленно растущее внутри меня напряжение, вышедшее рядом с левитирующим кристаллом за рамки обычных человеческих ощущений, оно не могло закончиться просто так. У него должен был случиться конец, апофеоз, взрыв, что принесут мне облегчение даже через уничтожение тела и окончательную смерть. Я это понимал, я с этим жил, но вот уж точно не предполагал, что этот конец настанет ровно в ту же секунду, как я отпущу кисти рук ошеломленных женщин, чтобы повернуться и убежать во тьму, но… не успею.

Волнообразно поднявшийся из глубин меня взрыв сотрет всё. Реальность, мысли, желания, устремления. Каждую искорку моего сознания. Каждый порыв воли. Каждый ошметок мысли.

…и лишь самый последний, неведомым образом осознающий себя мизерный кусочек Вити удивлением поймет, что всё это, то, что сейчас стирает его из небытия — является просто… оргазмом. Небывалым, неестественным и непонятным, совершенно непредставимым по сути, но… не более чем.

А уж как удивятся свидетельницы…

Глава 7

Застрявшее колесо Сансары

— Здравствуйте, Кирилл Дмитриевич!

— Здравствуйте, Тамара Васильевна, здравствуйте! Ну что у нас сегодня, чем порадуете?

— Разве что стабильностью, Кирилл Дмитриевич! Никаких изменений!

— Что, совсем никаких? Давайте посмотрим, почитаем. Ну или своими словами скажите, будьте любезны. Я же, Тамарочка, не про что-то глобальное спрашиваю, а про пульс там, давление, реакцию зрачков, ну хоть что-то?

— Ничего, совершенно! Вот, смотрите на показатели! Я их трижды сверяла! Точно такие же как вчера, как три дня назад, как… ну, помните, когда нас убрали на полдня, а потом вернули и он весь был…

— Помню-помню, успокойтесь. Да… дела… А ведь это, Тамарочка, это еще более странно, чем то, что наш пациент человеком стал обратно. Не может быть у настоящего живого человека таких вот стабильных показателей, это я вам со всей ответственностью говорю. Организм не может не реагировать на травмы, на электрический шок, на… да какая разница. Мы всё испробовали. Никаких реакций. Ни малейших. Даже ампутация не помогла. Он даже моргать чаще не стал.

— Вот, кстати, я хотела…

— Не надо хотеть, Тамарочка, честно. Молчим и делаем свою работу. Здесь у нас не просто молодой человек в заключении, а некто… в общем, жалеть его — последнее дело, точно вам говорю. Так что, вот я вам тут распишусь и пойду дальше. Отсутствие результата — тоже результат!

Слова… слова огибали сознание, как это делало и всё остальное. Зрение, осязание, обоняние. Я всё понимал и ощущал, но, при этом, был абсолютно пассивен. Сатори. Нирвана. Полное недеяние. Существование в несуществовании. Мне было всё равно. Ни желаний, ни чувств, ни каких-либо мыслей. Понимание чего-либо приходило сразу, целиком, и также испарялось, не встречая никакой реакции. Я был как камень в форме человека, дышащий, потеющий, слегка аномальный и совершенно, полностью равнодушный ко всему.

На нас была расставлена ловушка. Около Центра в Дремучем, как оказалось, работала дивизия научников, вылетевших туда чуть ли не через несколько часов после того, как упали мертвецы. «Стигма»? Нет. Наши, из какого-то близлежащего научного городка. С полным военным сопровождением. Был развернут полевой лагерь, налажены маршруты, разминированы дороги.

Нас просто подпустили с «дикой стороны». Там все стороны были «дикими», к Центру вела одна дорога, так что всё, что нужно было сделать людям, решившим захватить нас в плен — это скоординировать атаку на дом с дирижаблем, парализовать «когтей» и пригрозить остальным огнеметами. Даже грозить особо было некому, потому что… всё пошло не по плану. Не по-нашему, каким бы шатким он не был, ни по плану кремлевских агентов. Мой контакт с Центром Дремучего спровоцировал импульс, вырубивший всех неогенов в радиусе нескольких километров. Не только вырубивший.

Дремучего больше нет. Есть обычный кусок сибирского леса. Совершенно обычный, полностью, абсолютно. Висящий в воздухе ромб просто пропал, а вместе с ним исчезла энергия из всех заряженных деревьев, и даже еще не использованных артефактов, собранных в Дремучем. Вроде бы пропало что-то еще. Как минимум — Симулянт, то есть я. Вроде бы я стал обычным человеком…

Вроде бы нас перевезли, используя наш же транспорт. Вроде бы обследуют. Вроде бы все живы.

Всё равно.

Полный дзен.

Моё понимание не имеет ничего общего с нормальной мозговой активностью. Я понимаю, что в плену, что надо мной проводят эксперименты, снимают показания с тела и мозга. Что несколько дней назад несколько человек пытались меня допрашивать, задавая сотни вопросов о Системе, о Центре, о Валиаччи. Угрожали, отмахиваясь от того самого Кирилла Дмитриевича, пытавшегося служить голосом разума. Даже приказали ему отрезать мне… мизинец? Да, мизинец, по вторую фалангу. Планировали привести кого-то из моих, для угроз или для чего-то иного, но это им запретили?

Боятся.

Дверь палаты открывается вновь, внутрь буквально врывается Нина Валерьевна. Свободная, без наручников, без следов побоев, приходит ко мне понимание. Именно оно, потому что глазами я многого не вижу. Вися на специально закрепленной крестовине, я вижу лишь участок пола и стены. Бокового зрения и слуха хватает, чтобы достроить картинку. Хотя это и бессмысленно.

— Витя, — говорит ученая, подходя ко мне и начиная гладить по голове, — Как же ты… так.

— Мы пытаемся понять, что с ним случилось, — почти извиняющимся тоном говорит Кирилл Дмитриевич, — Все остальные, включая вас, никак не… пострадали.

— Я вашим сразу же объяснила, что спровоцировало инцидент! — рычит невысокая пухленькая женщина, — У него был прямой контакт с Центром! Прямее не бывает, через эякулят! И вы, вместо того чтобы хотя бы выделить ему койку, держите всё тело на весу! Хотите, чтобы он умер⁈

— Нина Валерьевна, успокойтесь, — в голосе мужчины звучат строгие нотки, — Мы его так держим лишь потому, что он не меняется. Нет никакой деформации кожного покрова, реакции мышц, деградации тканей… вот, посмотрите, пожалуйста, на обрубок мизинца…

— Сволочи!

— Вы знаете, что мы не при чем! — в голосе врача прибавляется металла, — Я лишь наблюдаю пациента! Так вот, культя не кровоточила, а сам палец вы видели. В нём вообще не происходит никаких изменений! Он не гниет, кровь в нём как будто бы застыла… а еще я взял на себя смелость разрезать его на две части. Почти сразу соединил их, и угадайте что? Они слились назад!

— Не заговаривайте мне зубы! Нас предали, взяли в плен, держат в клетках, запрещают общаться, а теперь еще хотят, чтобы мы вам помогали⁈

— Товарищ Молоко!! — тон Кирилла Дмитриевича внезапно стал высоким и истеричным, — Я, в отличие от вас, стакомовских мясников, обычный теоретик! Хороший теоретик! Я никого не ловил, не принуждал, ни для кого не являюсь угрозой! Однако, я тут, как и двадцать пять человек персонала! А еще тут, буквально в пяти метрах, за стенкой, вот этой вот, товарищ Молоко, находится атомная бомба на пятьдесят мегатонн! Взорваться она может в любую секунду, а знаете, почему?!! Нет, молчите, я вам объясню! Потому что одна из ваших, та самая Цао, сумела каким-то образом передать информацию на сторону, дав КНР повод передать в Кремль как ноту протеста, так и требование открытого расследования! Раз! Некто Валиаччи… знаете такого? Так вот, он требует немедленного доступа к Симулянту, либо начнет бомбардировать крупные города СССР! Мне совершенно пох*й на всё это, я просто хочу вернуться домой, к жене и детям!!

Пауза, после которой короткая теплая ладошка женщины прикасается к моей щеке.

— А еще тут он, — говорит Нина Валерьевна, — И если он придёт в себя, если у него, как и остальных, кто был у Центра, окажется новый усиленный набор способностей…