Фальшивый талисман. Зашифрованный счет - Самбук Ростислав Феодосьевич - Страница 59

Удар в челюсть прервал его лепет. Капитан умел бить, у Карла закружилась голова, он чуть не упал.

— Вы не имеете права! — вдруг закричал Гюнтер. — Мы иностранные подданные, и вы будете отвечать!

— У нас поручение к полковнику Пфердменгесу, — добавил Карл, держась за щеку, — и я требую, чтобы вы…

— Ты здесь ничего не можешь требовать, — ударил его носком ботинка капитан. Подумал и решил: — Ясно, шпионы… Расстрелять!

Карл сказал как можно убедительнее:

— Вы ошибаетесь, капитан, мы не шпионы, и я вам говорю: это легко проверить.

Капитан схватил его за воротник.

— Кто назвал тебе имя полковника? Здесь ни одна душа не знает его.

— У нас письмо к полковнику от самого Момбе.

— Где оно? Нет? Я так и знал… Довольно трепаться! — оттолкнул Карла. — Расстрелять!

Солдаты схватили их, скрутили руки назад, связали. Парень с автоматом подтолкнул Карла к обочине.

— Давай… Нет времени…

Карл хотел крикнуть капитану что-то, но вдруг понял: что бы он ни говорил, этот человек не отменит своего решения и их судьба решена.

Карла подтолкнули в бок автоматом, и он покорно пошел к кустам.

Гюнтера тоже подтолкнули, но он вывернулся между двух солдат, подбежал к капитану и упал на колени.

— Даю вам слово чести, — начал в отчаянии, — мы журналисты, и у нас есть поручение к полковнику… — Солдаты подхватили его под руки, потащили. — Умоляю, не убивайте! Пфердменгес не простит вам!

Капитан обернулся, какая-то тень промелькнула по его лицу, словно заколебался, но махнул рукой и пошел к дереву, под которым стоял американский «джип».

Гюнтер отбивался, что-то кричал, но солдаты тащили его в кусты. Метрах в пятидесяти от дороги, на полянке, их привязали к стволам деревьев. Парень с автоматом отошел на несколько шагов, спросил у солдат по-немецки:

— Кто хочет?

— Кончай их, сержант, — безразлично отозвался кто-то.

Сержант стал поднимать автомат, черное дуло сверлило мозг, Карлом овладела апатия, он все видел и слышал, но не мог пошевелиться, все было миражем, нереальностью — и солдаты, и деревья, к которым их привязали, и желтая трава под ногами, — реальным был только автоматный ствол; он сейчас вздрогнет, но Карл уже не увидит огня, пули долетят быстрее…

Рядом Гюнтер закричал:

— Не убивайте нас!

Сержант повел автоматом, сейчас Карл видел только черное дуло — оно увеличивалось и напоминало жерло орудия.

И вдруг — нет черной бездны, сержант, опустив автомат, поворачивается к ним боком…

Что там, на краю обочины? Почему опять появился капитан и рядом с ним Леребур?

Уже убедившись, что пришло спасение, Карл никак не мог избавиться от чувства, что у него на груди обожжена кожа…

— Я должен принести вам свои извинения, — сказал капитан, пока их развязывали, но Карл плохо понимал его, апатия не отпускала, и под сердцем жгло.

— Дайте ему воды… — заметил состояние Карла Жорж Леребур.

К его губам приложили баклажку, он машинально глотнул, виски обожгло горло, но сразу стало легче — закашлялся, слезы выступили на глазах, но боль под сердцем утихла, вернулась способность слышать и видеть.

Гюнтер стоял рядом, опершись о дерево. Ему тоже дали глотнуть виски, он отпил чуть ли не половину баклажки. Поднял кулаки, что-то хотел сказать, но, так и не произнеся ни одного слова, сел на траву.

— Вас заподозрили в шпионаже в пользу бунтовщиков, — объяснил Леребур.

Гюнтер зло плюнул.

— Я же объяснял ему, что у нас письмо!

— Ну… ну… — примирительно проворчал Жорж. — К счастью, меня догнал грузовик, и я разжился парой галлонов бензина.

— А если бы не было грузовика? — не сдавался Гюнтер.

— Пили бы вы сейчас шнапс на том свете! — засмеялся сержант. — Но здесь по-другому нельзя.

— Если бы вы знали местные условия… — подтвердил капитан. — Хотите еще? — он протянул Карлу свою баклажку.

Тот отрицательно покачал головой. Его тошнило.

— Поехали… — предложил Карл. Эта поляна, где они чуть не остались навечно, вызывала беспокойство и даже раздражение.

— Да, поехали, — согласился Леребур. — Тем более что осталось нам… Полковник здесь, в городе…

— Вот и хорошо! — обрадовался Гюнтер. — Конец нашим блужданиям.

Он хлопнул Карла по плечу, но тот не разделял его энтузиазма. Как-то было все равно: полковник так полковник, есть — пусть будет, нет — и не надо…

В голове шумело, лицо капитана расплывалось. Знал: эта черная точка, что разрасталась в жерло, теперь будет сниться ему и сны эти будут кошмарны…

— Моя профессия убивать, и я не стыжусь ее! — так начал пресс-конференцию полковник Людвиг Пфердменгес.

Они сидели на веранде большого одноэтажного дома, где расположился штаб батальона «Леопард»… Только что полковнику доложили, что карательная экспедиция против бунтовщиков-партизан, засевших на западном берегу большого озера, завершилась успешно, и он пребывал в том благодушном настроении, когда все кажется лучше, чем на самом деле, и поэтому тебя тянет на откровенность, язык развязывается, и начинаешь рассказывать то, что при других обстоятельствах сам вспоминаешь неохотно.

— Да, господа, я не стыжусь. Ибо какая же другая обязанность может быть у солдата, тем более здесь, где дикость и первобытные обычаи? Не убьешь ты — убьют тебя, поэтому мы и стараемся убивать как можно больше. Левая пресса — иногда я читаю эти красные листки, господа, — кричит о нашей жестокости, о том, что партизаны ведут справедливую борьбу за права туземцев. Время, господа, покончить с пустой болтовней! Все это выдумки коммунистов, я убежден в этом. С нашей точки зрения, с точки зрения солдат моего батальона «Леопард», война, которую мы ведем против черномазых партизан, справедлива, мы защищаем свои интересы и интересы состоятельных, а значит, самых культурных и самых прогрессивных сил страны. А кто не разделяет эти взгляды, пусть катится ко всем чертям! И мы с удовольствием поможем ему быстрее добраться туда!

Полковник расстегнул пуговицу на рубашке и выпил полстакана газированной воды. Далее продолжал сдержаннее:

— В свое время меня причислили к эсэсовским преступникам, и я должен был эмигрировать в эти паршивые джунгли. За что, спрашиваю вас? Меня — к преступникам? Я командовал полком, потом дивизией СС, мы воевали, как могли, ну, уничтожали партизан в России, но и они уничтожали нас. Война шла без правил! Опыт русской кампании научил меня, сейчас мы используем его: лучше убить десяток партизан, чем оставить одного раненого. Потому что и раненые кусаются.

— А что вы им дадите, если победите? Ваша позитивная программа? — спросил Леребур.

— Пусть с программами выступают другие, — отмахнулся Пфердменгес. — Момбе или кто другой. Они мастера затуманивать головы, их профессия — болтать, а наша — устанавливать твердую власть. Моя программа очень простая: негры должны работать.

Полковник остановился, глотнул воды и продолжал дальше с нажимом:

— Заставляя негров работать, мы делаем великое, благородное дело прежде всего для них самих, для развития нации, господа, если хотите. Мы совершаем великую цивилизаторскую миссию, пробуждаем, я убежден в этом, Черную Африку от вековой спячки.

— У вас есть плантации в этой стране? — спросил полковника Гюнтер.

— Наивный вопрос, — засмеялся полковник. — Эти джунгли и саванны оказались не такими уж и дикими. Плантации кофе, хлопка, масличных пальм… При умелом землепользовании это дает неплохой доход. У меня есть управляющие и надсмотрщики.

Этот самоуверенный убийца давно уже надоел Карлу. Вспоминал черный ствол автомата, наведенный на него, и злоба душила его.

Наверно, у полковника давно уже атрофировались все человеческие чувства, и он ничем не отличался от горилл, живущих в здешних лесах, даже хуже — горилла убивает, защищаясь, а этот подвел под убийства философскую базу: никогда еще Карл не слыхал такого откровенно оголтелого цинизма. Переглянулся с Гюнтером. Видно, тот ощущал то же самое и понял Карла, так как встал, положив конец беседе.