Обманщики. Пустой сосуд (СИ) - Иорданская Дарья Алексеевна - Страница 14

— О чем вы, наставник?

— Я не слепой, Лин, — покачал головой Ильян. — И не дурак. И я вижу, как ты, дурочка, кстати, смотришь на мастера Дзянсина.

— А как я на него смотрю? — Лин, застигнутая на месте преступления, смутилась еще сильнее. — Никак я на него не смотрю! Я восхищаюсь, наставник! Нечасто в жизни можно встретить такого героя! Некоторым и разочка не выпадает!

Ильян поднял брови.

— А если вы расстроены, наставник, что я глупость сказала, так это не повторится. Впредь я буду держать язык за зубами и вас не опозорю.

— Я лишь надеюсь, — вздохнул Ильян, — что твое восхищение, Лин, не превратится во что-то более опасное. Я не говорю даже, что Дзянсин тебе в отцы годится. Он женат. Пойдешь в его дом второй женой?

— Ну что вы за глупости говорите! — щеки Лин вспыхнули. — Ни о чем таком я даже не думала! Жена! Скажете тоже! И в мыслях не было никогда. Я подле вас останусь и всегда буду вас поддерживать. Как говорят: учитель роднее отца.

В случае с Лин так и было на самом деле. Ее отец никогда не беспокоился о дочери, рожденной наложницей, за какую-то пустяшную провинность разжалованной в служанки. Мастер Ильян, который по возрасту годился скорее в старшие братья, принял ее, защитил, дал свое имя, обучал медицине. За все эти дары Лин собиралась платить ему всю жизнь.

А мастер Цзюрен… Должны же быть у девушки глупые слабости.

Лин выпустила локоть наставника.

— Я взгляну на рану господина Шена. На такой жаре порез может нагноиться.

Ильян согласно кивнул.

Лин поспешила нагнать Шен Шена, но тот только отмахнулся. Спорить девушка не стала. Затем вопреки собственным словам она сделала еще пару шагов и пошла, лишь немного отставая от мастера Цзюрена. От того, чтобы поглядеть с расстояния, вреда нет.

Путь давался непросто. Длинная юбка путалась под ногами. Стопы увязали в горячем песке. Ветер все норовил бросить его в лицо, запорошить глаза, набить в горло.

Цзюрен остановился, и Лин кожей ощутила исходящее от него напряжение. Стало страшно. Сейчас почтенный Дзянсин напоминал подготовившееся к прыжку дикое животное, и легко можно было вообразить его на поле боя.

— У нас проблема, — тихо проговорил мужчина, глядя прямо перед собой.

Лин невольно проследила за его взглядом. Горизонт почернел, небо смешалось с землей, и невозможно было одно отделить от другого. Так в священных текстах рисуют сотворение мира из первозданного хаоса.

— Ильян! Буря!

Ноги Лин примерзли к земле. Всю ее охватил страх, не позволяющий шевельнуться. Стихия надвигалась быстро и неумолимо.

Ей доводилось слышать о песчаных бурях. Хункасэ расположен далеко от пустыни, на плодородной равнине между двумя реками, но и туда долетают истории. И доходят люди, изможденные, израненные, лишенные сил.

— Лин! Ко мне! Живо!

Пальцы стиснули ее локоть до боли, хватка была железной.

— Наставник… — пролепетала Лин. Мысли застыли, как и тело, парализованные тем же ужасом.

— Плащ! — Цзюрен сдернул с ее плеча сумку, а спустя мгновение наступила темнота.

Лин замерла, прижатая к мужской груди, слушающая мерное биение сердца. Мастер Цзюрен вовсе не был напуган, а впрочем, с чего бы? Постепенно и Лин успокоилась, хотя песчаная буря пришла и накрыла их. Сквозь плотную ткань халата, служащего укрытием, слышен был ее гневный гул. Казалось, пустыня разозлилась на путешественников, дерзнувших пересечь ее границу. Лин выдохнула, заставляя себя успокоиться, и закрыла глаза. Руки мастера Цзюрена сомкнулись у нее на спине, и Лин почувствовала себя под надежной защитой. Хотя и в несколько смущающей ситуации.

— Не беспокойся о наставнике, — тихо сказал мужчина. — Уверен, он знает, как поступить.

— Он много путешествовал, — согласилась Лин и позволила себе маленькую слабость: обняла мастера Цзюрена в ответ.

Буря длилась целую вечность. Полог тяжелел от песка, давил на спину и на шею. Это вызывало все большую тревогу, но Цзюрен старался не пугать доверчиво прижавшуюся к нему девушку. Они сидели в благоговейном молчании, слушая приглушенный гул ветра, и в какой-то момент Цзюрен почти задремал. Во всяком случае, он упустил точный момент, когда буря стихла и наступила тишина. Выждав еще немного, Цзюрен откинул ткань, послужившую им защитой.

Пейзаж совершенно переменился. Буря снесла одни барханы и насыпала другие, и там, где прежде возвышались холмы рыжего песка, расстилалась теперь безжизненная равнина.

— По крайней мере, мы нашли воду, — Цзюрен указал на пустынные растения, прежде скрытые от них барханом.

— Столбы мы тоже нашли, — Шен Шен выбрался из-под песка, растирая запястья.

Цзюрен с укором посмотрел на Ильяна, лекарь ответил взглядом безмятежным и невинным. Боги наградили его мальчишеской внешностью, взгляд его был мягок и покоен, манеры изысканы, и все же Цзюрена не покидало ощущение, что мастер Ильян издевается, причем — постоянно.

— Пришлось его развязать, — развел руками лекарь. — Ну не связывать же опять. Почтенный Дзянсин, никуда он не убежит.

Цзюрен и так спал вполглаза. Теперь, видать, придется и вовсе перестать. Человеку, назвавшемуся Шен Шеном, он не доверял.

— Столбы, говорю, — Шен Шен досадливо поморщился. — Держащие небо.

Цзюрен посмотрел влево.

В самом деле, создавалось странное впечатление, что четыре высоченных столба на горизонте удерживают небосклон. Прежде их скрывали от глаз барханы, теперь все совершенным образом переменилось. Столбы стояли, четко вырисовывались на фоне начавшего темнеть неба и точно насмешничали. Вот же мы! Подойди и возьми!

— Идемте, — Цзюрен поднял истрепанный ветром халат, отдал его Иль’Лин и зашагал вперед.

Добраться до столбов удалось только в сумерках. Пустыня искажала расстояния, да и идти, несмотря на забрезжившую впереди цель, оказалось тяжело.

Тьма и холод опустились внезапно, как это бывает в пустыне.

На ночлег в этот раз остановились возле столбов. Развели костер в самом центре образованного ими ровного квадрата. Отсюда, да в танцующем свете пламени, они еще больше походили на опоры шатра. Поверхность камня покрывала резьба, но чтобы рассмотреть ее, лучше было дождаться рассвета.

Вымотанные событиями дня, все, кроме Цзюрена, быстро уснули. Он остался на страже. Пустыня была опасным местом сама по себе, даже если не принимать в расчет Шен Шена. Сам мошенник спал безмятежно, а ночь была тиха и спокойна. Цзюрен позволил мыслям своим течь свободно, но ни о чем не беспокоясь, ни о чем не думая, оставив позади свою боль и все свои мучительные страхи. До утра он оставался в этом подобии медитативного транса, а с рассветом поднялся и сделал несколько упражнений с мечом, чтобы размять затекшее тело.

В прежние времена каждое утро начиналось с таких упражнений, но, выйдя в отставку, Цзюрен обленился. Тело еще помнило все шаги и выпады, он еще был молод и силен, но рано или поздно должен был из-за своей лени угодить в неприятности. И лучше бы не в этой пустыне.

Опустив меч острием в землю, Цзюрен обернулся и обнаружил, что юная Иль’Лин наблюдает за ним. Она сидела, подтянув колени к груди, обхватив их руками, и смотрела с любопытством и восхищением. Взгляд этот Цзюрена смутил.

— Доброе утро, барышня Иль.

Ответное смущение девушки было еще сильнее. Она порозовела и подскочила с места.

— Да… утро… доброе… Я приготовлю завтрак.

Их маленький отряд постепенно просыпался. Шен Шен также начал утро с упражнений. Его гибкость напомнила Цзюрену акробатов, которых часто можно было встретить на улицах столицы. Ильян же подсел ближе к огню, наоборот, стараясь двигаться поменьше. Он мелко дрожал и выглядел еще хуже, чем накануне. Цзюрен не стал спрашивать: «Как ваше самочувствие, почтенный мастер?» Юноша ему нравился, и потому он боялся услышать ответ.

Вместо этого Цзюрен пошел от столба к столбу, изучая резьбу. Пострадавшая от времени, песка и ветра, она была когда-то выполнена весьма искусно. Мало что из виденного Цзюреном могло сравниться с ней, с подготовившимся к прыжку львом, или с раскинувшим крылья аистом, или со змеей, обвивающей один из столбов по кругу.