Обманщики. Пустой сосуд (СИ) - Иорданская Дарья Алексеевна - Страница 11

— Странное слово, — робко заметила Лин. С появлением Цзюрена она держалась скромно, в разговоры почти не вступала и только бросала на мужчину взгляды, которые Ильяну очень не нравились. — Иностранное?

— Вероятно, — кивнул Ильян. — Это может быть название того города, и тогда инструкция выглядит чуть четче: четыре столба укажут путь к Процветанию.

— Но где начинать поиски? Где эта руина?

— Юг пустыни изучен вдоль и поперек, — проговорил Цзюрен задумчиво. — Там очень сухо, и нет и следа жилья. На севере — горы, а о них ни слова… Полагаю, если мы войдем где-то здесь, недалеко от Сыли, то рано или поздно наткнемся на руины. Темнеет…

Он посмотрел на Ильяна, борющегося с ознобом под двумя халатами.

— Заночуем здесь, а завтра выйдем пораньше. Нужно еще пополнить запасы воды.

Ночь прошла спокойно, хотя издалека и доносились крики, лязг металла и, кажется, даже треск огня. Словно проходила мимо призрачная армия. На следующий день, двигаясь на запад мимо темной и мрачной заброшенной Башни, остатков давно разрушенного монастыря, они наткнулись на пепелище, оставшееся от в круг поставленных повозок. Над сухой степью, сменившей разнотравье, висел тяжелый и густой запах гари и сожженной плоти.

Лин прикрыла лицо рукавом.

— Если мор не прекратится, будет только хуже, — предупредил ее Ильян.

Ему было семнадцать, когда разразилась смута на юге. Там требовались лекари, и Ильян отправился к границе, где свирепствовали кочевники, мятежники и чума. И до сих пор еще иногда сожалел об этом своем решении.

— Нам лучше бы поостеречься, — сказал Цзюрен, и рука его легла на рукоять меча.

Здесь, на этом пепелище, Ильян вновь искренне порадовался, что с ними путешествует прославленный фехтовальщик.

Спустя два с небольшим часа они наконец добрались до края пустыни. Зрелище было странное, словно мир, и так уже иссохший и истощенный, вдруг закончился, и потянулись вдаль, до самого горизонта, безжизненные пески. Ильян много где бывал, но вот в пустыне не доводилось, и не очень-то и хотелось.

Следующий час они потратили, проверяя и собирая вещи. Пока Ильян с Лин раскладывали по бумажным сверткам снадобья, которые могли пригодиться в пустыне, и пополняли запасы воды, Цзюрен сходил на охоту и подстрелил полдюжины жирных диких куриц — их тут было великое множество. Птицу приготовили в собственном жиру с травами, такой провизии должно было хватить на несколько дней.

На наивный вопрос Лин, что же вообще можно найти в пустыне съедобного, и что они будут есть, когда курица закончится, Цзюрен ответил невозмутимо:

— Змей.

— Если они хороши на настойки и притирки, — утешил девушку Ильян, — то и в пищу сойдут.

Лин отнюдь не выглядела после этих слов успокоенной, но промолчала.

Переночевали в последнюю ночь у костра, слушая, как ветер шелестит в высокой траве, а наутро вступили наконец в Северо-Западную пустыню.

Эту часть пустыни нельзя было назвать совсем уж безжизненной. Здесь попадались растения, а значит, была и вода. Далеко на юге, где Цзюрену доводилось сражаться когда-то, найти можно только песок, камни и мертвецов. Впрочем, путешествие это все равно нельзя было назвать легкой прогулкой. Ноги вязли в песке, от которого поднимался мучительный жар. Солнце припекало, и постоянно хотелось пить. И приходилось напоминать себе, что воду нужно экономить. Ильян упрямо кутался в свои халаты, больше напоминающие шубы. Точно так же мерзла все время Ин-Ин, и это наводило на дурные мысли. Впрочем, лекарю Цзюрен верил на слово.

Цзюрен все эти дни гнал сами мысли о жене прочь. Они не помогали. Невозможно спокойно и уверенно делать свое дело, когда сердце все время замирает от тревоги. Но сейчас заняться было особенно нечем, они шли в выбранном направлении, не спеша, в не такие уж большие промежутки, когда солнце не пекло их головы и ночные ветры не выстуживали до костей, потому что берегли силы, и времени на размышления было предостаточно.

Когда они встретились, Цзюрен был еще очень молод. Он только что вернулся из военного похода — первого значимого в своей жизни — только что получил от повелителя милости, почетное прозвище и землю, на которой построил усадьбу. Он увидел тогда Ин-Ин, дочь чиновника, о которой прежде и мечтать не смел, и сразу же стал желанным женихом.

Тихая, застенчивая, мягкая и добрая, Ин-Ин стала его отдохновением после многих месяцев жестоких сражений. Ее нежность и забота не дали самому Цзюрену очерстветь, а…

— А-а-а! — послышалось сзади.

Цзюрен обернулся, а потом бросился на помощь Лин, угодившей в песчаную ловушку. Одно неосторожное движение, и он сам ощутил, как песок под ногами осыпается и как его начинает засасывать на глубину.

— Не подходи! — отрывисто приказал Цзюрен шевельнувшемуся Ильяну.

— И не собирался. Я вам веревку кину, — спокойно ответил лекарь.

Веревка оказалась кстати. Цзюрен обмотал ее вокруг руки и выбрался из поминутно осыпающейся ловушки, после чего вытащил дрожащую девушку. Она была бледна, холодна и тряслась мелко, как в лихорадке. Встревоженный, Цзюрен усадил ее на ближайший камень, бегло осмотрел и только потом вспомнил, что с ними лекарь.

Иль’Лин издала странный, жутковатый звук, заставивший Цзюрена вздрогнуть. Он посторонился, пропуская Ильяна, который лучше знал, как вести себя с перепуганной девушкой. Лекарь опустился на колени, пощупал пульс, потом осмотрел руки и ноги своей ученицы с самым сосредоточенным видом.

Девушка издала тот же звук. И еще раз. Цзюрен сообразил наконец, что это смех.

— Кажется, — сквозь нервное хихиканье проговорила наконец Иль’Лин, — мы нашли руины.

Она разжала пальцы. На ладони лежал небольшой белый камешек с фрагментом узора.

Цзюрен поднялся быстро и подошел к яме. Песок осыпался вниз, обнажив фрагмент стены, обломки колонн и дыру, ведущую в темную глубину: в подвал или, может быть, на первый этаж, если здание достаточно сильно занесло песком. Цзюрен взял камешек с ладони девушки и оглядел его внимательно.

— Никогда не видел такого орнамента.

— По виду он древний, — кивнул Ильян. — Мне такое тоже не попадалось. Возможно, мы и в самом деле нашли ту самую руину. Теперь нам нужны четыре столба…

— Завтра, — решил Цзюрен и напомнил. — Темнеет, а ночью в пустыне может быть опасно.

Ильян спорить не стал. Они поискали место для ночлега, защищенное от ветра, и за барханом обнаружили остатки каменных стен, украшенных тем же причудливым орнаментом — лишнее подтверждение того, что найдены нужные руины, остатки поселения, возможно даже города. Из собранного хвороста — выбеленного солнцем дерева и переносимых ветром колючек — разожгли небольшой костер и втроем устроились под укрытием стены. С наступлением ночи температура резко упала, и поднялся ветер. Слышно было, как песчинки секут в темноте камень.

Иль’Лин укрыла задремавшего наставника вторым халатом, села ближе к костру и принялась заваривать чай. Она казалась совершенно спокойной, словно бы кто-то другой совсем недавно угодил в песчаную ловушку. Даже напевала что-то себе под нос.

— А ты смелая.

— Смелая? — Иль’Лин удивленно вскинула голову.

— Не думаю, что кто-то еще развеселился бы, попав в такую ловушку.

— Было страшно, — признала девушка, — но ведь все обошлось. Ваш чай, мастер.

Цзюрен принял из холодных рук чашку и, закрыв глаза, вдохнул аромат. Странное это было ощущение: бескрайняя пустыня, россыпь звезд над головой, шелест песчинок, подгоняемых ветром, и — самая заурядная чашка чая.

Шорохи. Песок осыпается совсем рядом, но не от ветра. Его потревожил кто-то неосторожно.

Цзюрен открыл глаза, приложил палец к губам и сразу же уронил руку на рукоять меча.

— За нами наблюдают.

Пустыня казалась совершенно безлюдной, и Шен Шен очень удивился, встретив среди этой пустоты сразу троих путешественников. Притаившись в сумраке за одним из барханов — луна клала на песок жутковатые контрастные тени, в которых легко было спрятаться, — Шен наблюдал, как эти трое устраиваются на ночлег. Один из мужчин был на вид больной и слабый, да и девушка едва ли представляла угрозу, а вот третий вполне мог доставить неприятности. У него была выправка солдата.