Лекарство от одиночества (СИ) - Резник Юлия - Страница 16

– А папа что, на работе?

– Ну, а где еще? Их компашку-то я разогнала.

– Строго ты.

– А как с ним по-другому? Это тебе не Юрочка.

– А что Юрочка – эталон? – улыбаюсь я.

– А что – нет? – мама нервно комкает полотенце. – Эля, ты, вообще, когда мне планировала сказать, что Мишка не от него?

– Тщщ, – я вскакиваю, злым взглядом давая понять, что я думаю по поводу сказанного. – Ты совсем, мам? Чего орешь?!

В тесной кухне становится вдруг неуютно. Как будто я не дома, где знакомы каждая выщерблинка на подоконнике и завиток на обоях, а в склепе.

– Прости! Чертовы нервы.

– Ну, так фильтруй как-то! Мишань, вкусный пирожочек бабуля испекла? – кричу в глубь квартиры.

– Дя. Я буду есё.

Отношу сыну пирожок, целую его перепачканные щечки. Самообладание возвращается медленно, а ведь, казалось бы, было понятно, что родители Юры обо всем доложат моим.

– А зачем бы я стала это рассказывать, мам? Это не та тема, которой приятно касаться. Мы с Юрой решили, что Мишка наш в любом случае. О чем тут говорить?

– О чем?! Эля! Дочь, нельзя быть такой беспечной.

– Да почему беспечной-то?!

– Нет, ты не подумай. Юра порядочный человек, с этим никто не спорит. Конечно, он не будет устраивать скандалов. Но ты же должна понимать. Мужчины это воспринимают очень остро. А что, если какая-то молодуха подсуетится, а?

Молодуха? Да я и себя не считаю старой.

– Мам, что за глупости? Он бесплоден. Давай не будем об этом, пожалуйста. Я тебя прошу. Мне эта история уже всю душу вынула.

– Тебе! – мама всхлипывает. – Ты только представь, в каком шоке были мы с папой. Это же – как в фильме каком-то. Кажется, так не бывает. Ты, кстати, не пыталась узнать, ну… Кто Мишкин отец.

– У Мишки один отец – это Юра. И, мам, я тебя очень прошу. Хватит. Не вынуждай меня уходить, я только пришла.

– Да ты что, Элька?! Что за глупости? Мы для тебя лучшего хотим.

– Я понимаю.

– Угу. А по поводу родительства… Может, ты и права, Эль. Зачем ворошить? Но вот с учебой ты зря. Не ко времени это.

– Восемь лет не ко времени, мама. То одно, то другое! Почему я должна ставить на себе крест?!

– А ты подумай, что с тобой станет, если Юра уйдет? Что с Мишкой? Что ни говори, а свой ребенок есть свой. Вдруг у вас разладится, а, Эля? Так-то Юрчик порядочный, алименты будет платить, но… Ты куда? К нам вернешься? Мы уж с отцом обсудили. Переедем на диван, если что, а вам отдадим спальню.

– Та-а-ак! Остапа понесло. Сядь. Выдохни. Ты что несешь? Говоришь так, будто наш развод с Юрой – решеный факт.

– Я думаю о будущем, Эля! Представь, что он поставил ультиматум. Либо рожай, либо учись. Учитывая обстоятельства, его можно будет понять. И вот ты из принципа или желания что-то ему доказать выбираешь учебу… И? Дальше что? Ты подумала, как будешь жить? На что? Где, я не спрашиваю, это мы обсудили. Ну, ведь не можешь ты не понимать, что без поддержки мужа твоя идея в принципе утопична?! Дневное отделение, Эля, есть дневное отделение. Работать ты не сможешь. Мы с отцом поможем, да, но мы не Валовы. У нас нет их возможностей. А у тебя запросы, девочка, рядом с Юрчиком ох как выросли. Будешь отрицать?

Покачав головой, выбираюсь из-за стола.

– Куда ты собралась?

– Куда-нибудь. Вообще непонятно, зачем я к тебе приехала. Могла бы и догадаться, что поддержки мне не дождаться.

– Но это же правда, Эля! Правда…

Спорить? Глупо. Я и сама знаю, как завишу от Юры. Другое дело, что домой я вернулась за чем угодно другим – утешением, лаской, объятиями, но не за тем, чтобы мне еще раз ткнули носом в этот прискорбный факт.

– Ладно, мам, я потом позвоню. Папе привет.

Усадив Мишку в кресло, выезжаю со двора и еду куда глаза глядят. Покататься. Денек погожий, можно бросить машину и побродить по окрестностям, раз уж мне некуда податься. Колесим по городу, едем через мост – он такой красивый, что эта дорога сама по себе – удовольствие. Останавливаемся у заброшенной набережной. Гуляем.

– Эля… – звучит за спиной знакомый голос Бутенко. – А я думаю, вы, нет. Юра с вами?

– Нет. Мы одни, – отмахиваюсь. – Люблю это место. А ты здесь какими судьбами?

– Ну, привет! Я же неподалеку построился.

– Тут?! – удивленно округляю глаза. – Я не знала.

Бутенко пожимает широченными плечами и кивает на бухту с рассыпанными по ее берегам домами.

– Зайдете? Ты, кажется, хотела посмотреть.

ГЛАВА 11

Дом Бутенко находится на самом краю поселка. Приземистый, одноэтажный, с огромными раздвижными окнами, через которые можно пройти на веранду.

– Вот уж не думала, что ты предпочитаешь хай-тек.

– Не нравится?

– Да ты что?! Очень. Просто с ума сойти! Это, наверное, охренеть как дорого.

– Так сколько лет строил, – кивает Георгий, подтверждая мои слова.

– И не зря. Невероятно. Вид отсюда – умереть не встать. Ну и дом… Это лиственница? – веду рукой по рыжему дереву.

– Да. Я сам отделывал. Намучился, конечно, но вроде получилось. Со временем это должно благородно состариться. Поседеть.

Зачарованно качаю головой. Сам. Это же надо!

Мишка убегает по выстланной деревом дорожке, вдоль которой висят гирлянды с круглыми лампочками. На фоне проступающей из клоков тумана зелени и свинцово-серого моря выглядит это очень атмосферно и мрачно.

– Ну, а в дом-то зайдешь? – улыбается Георгий.

– Шутишь? Обязательно! Тебе нас еще выгонять придется, – угрожаю я, задирая лицо к макушкам вековых сосен. – Нет, Георгий, ну какая же красота! Хорошо, что тебе удалось сохранить деревья.

– Не все, иначе техника бы не подъехала. Кое-что пришлось убирать, кое-что досаживать.

– Значит, дом ты, Георгий Борисыч, построил, дерево посадил. Осталось только сына родить, а? – ляпаю и осекаюсь, поморщившись – это ж надо было такую банальщину выдать. Бутенко, кажется, тоже неловко. Наверное, я не первая и не последняя, кто считает своим долгом пройтись по этой теме.

– Там иса! Мама, там иса! – орет Мишка, захлебываясь восторгом.

– Лиса, – поясняю я для Георгия, разворачиваюсь так резко, что волосы по щеке хлещут, и кричу: – Миша, только не вздумай ее трогать. Слышишь, сынок?!

Сердце подскакивает к горлу и колотится, колотится в такт ускоряющихся шагов. Среди изумрудных зарослей папоротника и бамбука мелькает пушистый рыжий хвост. Хватаю сына, прижимаю к себе.

– Ты ее не трогал?

– Неть. Касива-а-а.

– Здесь много лет не фиксировали случаев бешенства, – успокаивает меня Бутенко, догоняя на краю дорожки. Тепло от его массивной фигуры в парке касается моих голых плеч и стекает вниз по рукам волной мурашек.

– Пойдем лучше в дом, – смущаюсь я своего испуга.

– Хотю лиситьку!

– А кот подойдет? У меня в доме есть кот.

– Басой? – загораются интересом Мишкины глаза.

– Большой? – перевожу я.

– А, да. Огромный такой. Лапы, как тарелки. Мейн-кун. Тоже, кстати, рыжий.

– Я не знала, что у тебя есть кот, – удивляюсь.

– Ну, теперь знаешь. Проходи. Чаю? – Георгий отворачивается к красивому кухонному гарнитуру. – Или вы спешите? – замирает в профиль.

– Нет. Нас никто не ждет, – с непонятно откуда взявшейся в голосе горечью рублю я и опять осекаюсь, да. Потому что зачем? Бутенко – Юрин приятель. Это пока мы вместе, кажется, что у меня полно друзей, а случись что – они все встанут на сторону Юры. Уж если мои родители встали…

– В каком смысле?

– В прямом.

– Не понимаю.

– Спроси у своего друга. Он объяснит, – отчего-то злюсь. Злюсь противоестественно и неправильно. Как будто авансом. Руки Бутенко, колдующие над заварником, замирают. «Боже, разве кто-то еще пьет чай вот так, по старинке? Он не в курсе существования чайных пакетиков?!» – психую на ровном месте. Ни с чего. Опять. Долбаная истеричка! Вообще себя не узнаю в последнее время.