Тихая ложь (ЛП) - Олтедж Нева - Страница 1

От автора

Один из главных героев этого романа страдает высокочастотной тугоухостью. С таким заболеванием ему трудно расслышать некоторые согласные, например С, Х, Ш или Ф (и другие шипящие звуки), которые произносятся на более высоком тоне. В результате речь может звучать приглушенно, особенно при разговоре по телефону, просмотре телевизора или в шумной обстановке. Люди с таким типом тугоухости часто говорят, что они как будто слышат звук речи, но не понимают ее сути. Кроме того, они могут хуже слышать женские и детские голоса, а также другие высокочастотные звуки (например, пение птиц, писк электронных приборов). Кроме того, люди с высокочастотной тугоухостью часто более чувствительны к громким звукам, чем люди без этого заболевания. Воздействие громких звуков часто может вызывать дискомфорт или боль

Пролог

Двадцать лет назад, Сербия

(Драго, 17 лет)

Не знаю, почему я продолжаю смотреть эти предсказуемые триллеры. Может быть, они отвлекают меня от того дерьма, о котором я не хочу думать. Например, о том, что мне нужно сказать своему старику, что я завалил третий год обучения в средней школе. Опять. Или о том, как моя мама выйдет из себя утром, когда поймет, что я разбил свой велосипед. Не то чтобы я мог скрыть тот факт, что моя правая рука и щека ободраны до крови. Было бы неплохо, если бы асфальт хотя бы немного стер чернила, которые гребаный Адам опять облажался. Не надо было позволять ему практиковаться на мне. Потребуется два месяца, чтобы то дерьмо, которое он вытатуировал на моем предплечье, зажило достаточно, чтобы его можно было перебить. И, надеюсь, чем-нибудь не таким отстойным. Это дерьмо больше похоже на осла, чем на жнеца, которого я велел ему сделать.

Сделав еще один глоток из бутылки, я смотрю на часы рядом с телевизором. Три часа ночи. Мне пора идти наверх и спать. Я обещал девочкам, что завтра свожу их в зоопарк. Дина, наверное, взбесится и заплачет, когда увидит мое лицо. Тара просто попытается потыкать изуродованную плоть.

Я выключаю телевизор и бросаю пульт на журнальный столик. Я уже на полпути через комнату, когда меня отбрасывает назад, к дальней стене, и раздается взрыв, от которого закладывает уши. Боль пронзает правый бок.

Все погружается во тьму.

* * *

Я открываю глаза, но сначала ничего не могу разобрать. Мое зрение затуманено. Резкая боль в затылке и боку. Только через мгновение я понимаю, что лежу на полу, но когда пытаюсь сесть, очередной приступ боли пронзает правое плечо и руку. Я стискиваю зубы и упираюсь левой рукой в стену, каким-то образом умудряюсь встать. На меня накатывает волна головокружения, и я замираю, пытаясь заставить комнату перестать вращаться вокруг меня. Зрение немного проясняется, но я все равно почти ничего не вижу. Воздух спертый, и единственный источник света струится позади меня. Что-то мокрое скользит по моей шее, чуть ниже уха. Я смахиваю его и вижу кровь на своих пальцах. Какого хрена?

Я все еще стою лицом к стене, пытаясь сориентироваться, когда запах дыма проникает мне в ноздри. Медленно поворачиваюсь и тут же делаю непроизвольный шаг назад. На противоположной стороне дома, за гостиной и лестницей, ведущей в спальни наверху, на петлях висит дверь в комнату моих родителей. Часть наружной стены отсутствует, и отблеск уличного фонаря освещает обломки, сваленные на кровати и на полу. В воздухе висит пыль.

— Мама! Папа! — Я перепрыгиваю через опрокинутую мебель, но не слышу своего голоса. Я вообще ничего не слышу.

Мои глаза прикованы к обломкам стены, наваленной на кровать, где спали мои родители, пока я пытаюсь сдвинуть с места диван своей единственной функционирующей рукой. Другая бесполезна и онемела. Кажется, плечо вывалилось, когда взрывная волна отбросила меня к стене.

Пространство заполняется дымом, дышать становится все труднее, но огня нигде не видно. В бешенстве я оборачиваюсь и вижу оранжевое свечение за порогом кухни. Страх охватывает меня, и я перевожу взгляд на верхний этаж, на дверь, ближайшую к лестничной площадке. Спальня моих сестер. Мой взгляд мечется между дверью наверху и обломками комнаты родителей, а сердце бьется как сумасшедшее. Что делать: сначала помочь маме с папой или забрать девочек? Кислотный привкус заполняет мое горло, когда я осознаю масштабы разрушений на первом этаже. Не может быть, чтобы кто-то мог выжить после такого. Бросив последний взгляд на комнату родителей, я, давясь желчью, перепрыгиваю через разрушенный диван и бегу к лестнице.

Когда добегаю до верхней ступеньки, меня охватывает приступ кашля. Я зажимаю нос и рот рукой, стараясь, пытаясь уберечь горло и легкие от дыма, и пинком открываю дверь.

— Тара! — кричу я, спотыкаясь, и хватаю плачущую сестру с кровати слева от меня. Я прижимаю ее к груди, затем поворачиваюсь и вижу Дину, близняшку Тары, стоящую в углу комнаты. Ее глаза расширены и в панике смотрят на меня. Я пытаюсь дотянуться до нее, но не могу заставить свою правую руку двигаться.

— Возьми меня за руку. Нам нужно выбираться, — кричу я, все еще не слыша своих слов.

Дина качает головой и прижимается спиной к стене. Тара взвывает и дергается в моих руках.

— Блядь, сейчас же, Дина! — рычу я и снова заходимся в приступе кашля. — Черт! — прохрипел я.

Я снова пытаюсь пошевелить правой рукой и терплю неудачу. Дым становится все гуще. Мы должны выбраться отсюда, но я не могу нести обеих сестер одной рукой. Страх и беспомощность душат меня сильнее, чем сам дым. Придется вытаскивать их по одной. Я должен выбрать. Как, черт возьми, мне выбрать, какую сестру спасать первой?

Тара в истерике, а она уже у меня. Она должна быть первой.

— Я выведу Тару на улицу и сразу же вернусь, — кричу я, глядя на испуганное лицо Дины. Когда она напугана, то кажется намного моложе своих четырех лет. — Всего две минуты, Дина — Сахарок. Не двигайся.

Бросив на нее умоляющий взгляд, чтобы она поняла, я разворачиваюсь и выбегаю из комнаты.

Не знаю, как мне удается спуститься по лестнице. Дым щиплет глаза, смотреть куда-либо становится почти невыносимо, и я несколько раз спотыкаюсь, прежде чем добегаю до входной двери.

Снаружи на подъездной дорожке к нашему дому стоят соседи и смотрят, разинув рты. Внизу на улице видны мерцающие красные огни, они все ближе. Наверное, это пожарные или скорая помощь. Они будут здесь в любой момент, но я не могу ждать. Я бросаю плачущую Тару на руки ближайшему мужчине и бросаюсь обратно в горящий дом.

Дым настолько густой, что я вынужден наполовину бежать, наполовину ползти через гостиную. Глаза слезятся, легкие жаждут воздуха. Я добегаю до лестницы как раз в тот момент, когда загорается край ковра, ближайшего к кухне. Пламя быстро распространяется и движется к лестнице.

Наконец я поднимаюсь в спальню девочек и напрягаю глаза, чтобы увидеть свою сестру. Ее нет там, где я ее оставил, и я бросаюсь к кровати. Дина, закутавшись в одеало, прячется под ним.

— Я здесь, Сахарок. — Я откидываю одеяло в сторону, обхватываю Дину за талию и прижимаю ее к груди.

О том, чтобы вернуться к входной двери, не может быть и речи. Там слишком много дыма. Я могу попробовать выбраться через окно — оно не очень высоко, но папа заколотил его в прошлом месяце, потому что Тара постоянно открывала его, и он боялся, что она выпадет. Мы должны добраться до моей комнаты в другом конце коридора и воспользоваться балконом.

— Держись за меня! — Я не могу оценить, насколько громко я говорю, поэтому на всякий случай кричу. — Мы выходим!

Дина обхватывает меня за шею и прижимается ко мне, ее маленькое тело дрожит в моих объятиях. Я делаю шаг в коридор, затем быстро отступаю. Огонь распространился наверх, и жар отрезает путь к моей комнате. Спуск по лестнице — единственный выход.

— Все будет хорошо. — Я целую волосы своей сестры. Сердце бьется так быстро, что кажется, будто оно вырвется из груди. — Все будет хорошо.

Крепче прижав ее к себе, я делаю глубокий вдох и снова выхожу в коридор.