Дальний и Ближний (СИ) - Шефф Вийя - Страница 18

— Вот и моя, зараза, тоже сообщения читает и молчит. Знакомые у неё тут есть?

— Знакомые? — точно.

Алексей страненький, который с ней в магазине был. Да нет! Вряд ли… У него кольцо на руке, значит, женат. Есть ещё Красникова. А вот эта вполне себе вариант.

Достаю телефон и набираю её. Она долго не отвечает, но потом слышится раздражённое «алло».

— Алина с тобой? — без приветствий, сразу к делу.

— Она не хочет с тобой разговаривать, Морозов!

— Передай ей трубку!

Пауза.

— Она в ванной…

— Не ври, Красникова!

— Не ори на меня! Сам виноват! И не звони больше! — отключается.

Швыряю телефон на стол.

— Прости, брат, но поцелуй с другой на глазах у девушки — это увесистый косяк. Хорошо, что только сбежала. Моя бы Ксюха ещё и звездюлей обоим отвесила.

— Да лучше бы отвесила… Так паршиво от всего этого. Будто внутренности все перемешали и они болят.

— Ого, да ты романтик! У людей — это любовью называется, — хлопает меня по плечу. — Наконец-то ты тоже с этим столкнулся. На учёбу сегодня пойдёшь?

— А толку?

— Там она…

— Говорить она со мной точно не будет. А сидеть и смотреть, как ненавидит, я не готов. До обеда по больничкам, потом к вам приеду.

— О’кей. Сильно только не загоняйся… Попустит её немного и поговоришь. Моя меня на первые три дня в чёрный список бросила. Сейчас разблокировала, но не отвечает. Глядишь, через пару дней прогресс будет и поговорим.

— Из-за чего поссорились-то?

— Телефон ей новый не купил. Вот бабу и понесло.

— Жмот! — смеюсь над ним и направляюсь на выход.

Домой пора.

— Я на день рождения хотел подарить, ей через две недели. А она сейчас разнылась, — следом за мной.

— Цветы пошли, может, потеплеет.

— Посылал. Кстати, ты тоже своим советом воспользуйся, — подмигивает мне.

— Ещё пошли. Цветам свойственно вянуть, — открываю дверь и замираю. — Обязательно воспользуюсь. Пока…

Заезжаю по дороге в цветочный магазин, выбираю букет и плюшевого медведя, заказываю доставку на вечер, днём её всё равно не будет дома. Заодно и маме букет покупаю, а то мне сейчас предстоит выслушать тираду по поводу моего отсутствия ночью.

Я не ошибся, мать накидывается почти с порога.

— Ты где был? Тебе отдыхать нужно, а ты по ночам шляешься.

— Я тоже рад тебя видеть…- целую маму в щеку и вручаю цветы.

— Думаешь этим веником задобрить меня и сбежать от ответа?

— По крайней мере, надеялся. Мам, я не маленький мальчик, чтобы отчитываться за свои поступки. Может у меня дела личные были…

— Если с Алиной, то я не против. Очень милая девушка, но можно же было предупредить.

— Я рад, что она тебе понравилась. Только с сегодняшнего дня можешь не волноваться, я буду ночевать дома, — захожу в ванную.

Мать встаёт в дверях.

— Почему?

— Она меня бросила…

— И из-за чего интересно? — ставит руки в боки.

Как же, её сыночка обидели.

— Потому что я сам идиот. Всё, мам! Дай мне душ принять, — разматываю бинты и закрываю перед ней дверь.

Долго медитирую под душем, который бьёт по коже, вызывая боль.

Мало тебе, Морозов! Не смог за одной дурой уследить, теперь насилуй своё тело и мозг.

Оказывается, душевные страдания гораздо болезненнее, чем телесные. Эти хотя бы можно таблетками и уколами заглушить, а душу заткнуть нельзя. А она там внутри орёт и плачет.

Бля, я реально влюбился!

Ну почему, как только это осознаёшь, начинаются проблемы.

С Альбиной было так, только там прошло всё быстро, наверное, я не успел втюриться окончательно. Но теперь точно по уши.

Того, что я испытываю сейчас, тогда я не чувствовал. Была скорее обида, что меня променяли на толстопузого мужика на Лексусе. Это подстегнуло к движению вперёд. Если бы не армия, то всё было бы гораздо лучше.

— Выходи, швы разойдутся! — кричит за дверью мать.

Я выхожу. Обтираюсь и смотрю на себя в зеркало.

Да, видок тот ещё…

В натуре, кому я такой нужен?

Все руки покрыты розовыми полосами от укусов и швов. На щеке содрана кожа об тротуар. Жалкое зрелище. Лицо заживёт, а вот руки…

Чищу зубы и бреюсь. Где рана получилось это сделать с трудом, но всё же.

Может бороду отпустить? — провожу рукой по подбородку.

А что? Девчонки после расставания себе каре херачат, а у нас борода… У меня была, вроде неплохо смотрелось.

Ухмыляюсь своим мыслям.

Дебил ты, Морозов! Лучше ищи способ, как прощение вымолить.

Накосячил, так накосячил.

Тут цветочками и мягкими игрушками не откупишься. Тут слова искать надо, чтобы убедить. А я не умею красиво петь про чувства. Она же нашу историю с Альбиной не знает. Да и не надо. Про бывших — это табу.

Думай, Морозов. Думай…

Глава 19

Звонок в дверь заставляет проснуться и подняться с постели.

Опять почти бессонная ночь и рыдания на плече подруги, к которой приехала, превратили меня в развалину. Всё болит и тяжесть невыносимая в теле, давящая сверху как плита.

Я даже сегодня на занятия не пошла. Занималась тем, что жалела себя и спала с перерывами.

Не могу про экономику в такой момент думать. Я человек творческий, а не математик с холодным умом и цифрами в голове.

— Кто там? — подхожу к двери.

— Доставка цветов, — отвечает мужчина.

Я подтягиваюсь на носочки и смотрю в глазок. Действительно, курьер с букетом цветов и мягкой игрушкой.

Морозов, а я не сомневаюсь, что это от него, ты, что меня за маленькую девочку принимаешь? Мишками решил задобрить?

— Алина Белкина? — спрашивает парень, когда я открываю дверь.

— Да…

— Это вам, — вручает мне цветы и медведя. — Распишитесь, — протягивает квитанцию и ручку.

Я черкаю корявую роспись.

— Приятного вам вечера, — улыбается и сбегает вниз по лестнице.

— Спасибо! — с опозданием вдогонку.

Закрываю дверь и прижимаюсь к ней спиной. Резко ноги становятся ватными, а сердце бешено бьётся. Медленно вытягиваю из букета конвертик с запиской.

" Прости меня! Я и виноват, и не виноват одновременно. Просто прослушай мои сообщения, и ты всё поймешь. Глеб".

Написано аккуратным мужским почерком.

Не собираюсь я ничего слушать!

Я со злости всю переписку удалила.

Зачем мне его оправдания?

Я не слепая, видела, как он с Альбиной, нашей администраторшей целовался, обнимал за талию. А я то думаю, что она на меня крысой смотрит. Пилит постоянно своими глазками и придирается.

Вот как можно, сначала мне в любви признаваться, а через несколько часов с другой целоваться? Где у человека границы?

По-моему, у него их вообще нет, как и совести.

Не выпуская букета из рук, набираю Красниковой, а сама ищу, во что его поставить. Оказывается, в этой квартире нет ни одной вазы. Ну что ж, будете стоять в кастрюле.

— Рит, он мне цветы и мишку плюшевого прислал, — выкладываю ей сразу, как только она отвечает.

— Надеюсь, ты их выкинула?

— Нет… Жалко… Такие красивые… Мои любимые гортензии. Они же не виноваты, что тот, кто их прислал — козёл, — ставлю посуду под холодную воду.

— Тогда не вздумай его благодарить за них. Пусть мучается. А то ты, девочка сердобольная, и простить можешь, как вчера.

— Этого я не сделаю, — качаю головой, перебирая цветы в букете, которые опустила в кастрюлю.

Красивые…

С детства их обожаю, когда они расцветали в саду огромными шарами и радовали своим цветением до поздней осени, меняя расцветку.

— Вот и правильно.

В дверь опять звонят.

— Рит, извини, ко мне пришли. Я потом позвоню.

— Если это он, не открывай дверь. Пусть катится колбаской. Не будь мягкотелой! А то он на шею сядет и будет думать, что ты всё ему с рук спустишь.

Я смотрю в глазок.

Аксёнов.

— Это не он, — сбрасываю.

Зажмуриваюсь в предвкушении нотаций о том, что нельзя отключать телефон, и открываю дверь.