Выпускница Бартонского пансиона (СИ) - Елизарьева Дина - Страница 3

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я заставила себя встать и выпустить козу к соседям. Деревня казалась вымершей. Вокруг, сколько охватывало зрение, была мирная картина. От ветра раскачивались деревья, сновали птицы. Дальняя Скала так же загораживала вид, а Старая Дева всё печалилась в своей зелёной юбке.

Смогла бы я отказаться, если б вдруг именно сейчас староста окликнул: «Варьяна, бегом сюды»?

День ушёл на завершение хлопот по переселению в пещеру. Большой котёл из обозного имущества вмещал около трёх вёдер воды. У дальней стеночки скопился запас сушёных фруктов, вяленой рыбы и мяса, а ещё бутыль переваренного с сахаром козьего молока, упаренного до четвёртой части. Огонь разжигать будет нельзя, поэтому готовка отменяется. Последними, уже в сумерках, я перетащила матрасы и одеяла.

Дед-травоед говорил, что главное — продержаться дня три. Потом либо грабить нечего станет, либо деревню пожгут, но по-любому уйдут, потому что делать здесь войскам нечего. В общем-то, я поверила. Все взрослые в деревне, кроме мамы, занимались тем, что ловили и перерабатывали рыбу, пряли да вязали. Что здесь делать полийским войнам?

В доме что-то изменилось. Я сторожко прокралась в горницу и запалила лучинку. Кокон почернел и распался на лохмотья, закрывая маму с головой. На моих глазах безобразные чёрные петли рассеивались, открывая привычные мамины черты. Лучинка догорела, больно обожгла мои пальцы, и я очнулась, захлопотала. Поставила воды для укрепляющего чая, разогрела сваренную утром кашу. И, завесив на ощупь окно тяжёлым покрывалом, осмелилась зажечь свечу.

Мама лежала, повернув голову ко мне. Кажется, я оставляла её не так? Можно ли будить избывших проклятие?

— Мам, — шепотом позвала я, и мой голос хриплым беспомощным шорохом прозвучал в пропитанной страхом тишине.

— Что? — спросила она громко, а я от неожиданности шарахнулась, упала и завизжала, зажмурившись, выплёскивая весь ужас этих недель.

— Варьяна, доченька, ты чего? Ушиблась? — мамин голос и ласковое поглаживание по голове привели меня в себя.

— Мам, ты как? — всхлипывая, я стирала слёзы и внимательно всматривалась в родное лицо, испытывая громадное облегчение от того, что оно нисколько не изменилось.

— Хорошо, — мама пожала плечами, — а ты чего не спишь? Вон какая темень за окном, — она оглянулась и нахмурилась, увидев единственное приличное покрывало распяленным на гвоздях.

— Мам, ты ничего не помнишь, да? — звонким шепотом спросила я. — Ты больше двух недель в коконе лежала, а через нас войска отступали. И все уехали на полуостров. А со вчерашнего дня войска не идут. Мам, ты бы поела, и надо бежать.

Она прижалась губами к моему лбу, проверяя температуру.

— Придумщица, — она встала и подняла меня.

— Мамочка, прошу тебя, — страх снова накрывал меня удушливой пеленой. — Побежали скорее!

— Ночью? Варь, завтра я расспрошу старосту и попрошусь с ним на лодку, — рассудительно сказала мама, неторопливо надевая домашнее платье поверх сорочки. — Сколько, ты говоришь, я лежала? А чувствую себя хорошо, — она сладко потянулась, так ласково улыбаясь, как в те дни, когда Риавар ещё жил с нами.

— Мам, они все уехали, — я схватила маму за руку и потащила к выходу, уже не вспоминая про кашу.

— Куда ты меня ведёшь? Ладно, стой. Давай сначала поедим и поговорим спокойно.

Где-то в скалах раздался ужасающий вой.

— Мамочка, ты слышишь? — пролепетала я, замерев от страха.

— Нас здесь никто не достанет, — спокойно сказала мама, — сейчас я активирую защиту, и ты всё расскажешь по порядку.

— У них чудовища и чёрные маги, — дрожа, я улавливала лишь перекличку завываний.

— Ерунда, скорее всего, обычные атакующие ульсы и боевики, но в такую глубинку магов не должны послать. — Она прислушалась к усиливающемуся вою, как-то враз стала строже и спросила, — кто ещё остался?

— Бабушки, которые в центре живут, и дед.

— Ты в пещере Риавара хорониться собиралась? Наверное, ты права, так надёжнее.

— Да, — ничему уже не удивляясь, призналась я.

Мама достала из шкатулки кулон с прозрачным камнем и, держа камень в ладони, накинула на мою шею плетеную верёвочку:

— Варьяна, сейчас я отпущу кулон, и тебя станет невозможно заметить ни человеку, ни зверю. Сразу беги в своё убежище, поняла, доченька? Там кулон положишь на порог и сидишь, не высовывая носа, как минимум неделю. Договорились?

— А ты, мам? — всхлипнула я.

— Договорились? — нажала она.

— Договорились, — пообещала я. — А ты?

— А я сейчас попробую их спасти. Ничего не бойся, заряда хватит на месяц, но я тебя найду раньше, — мама поцеловала меня и отпустила кулон. — Выходим вместе.

На улице было темно. Собиравшийся весь день дождь всё ещё медлил, растягивая свои угрозы.

Мама на минутку остановилась на крыльце:

— Варьянка, если ты ещё здесь, то беги скорее, через полчаса я подтолкну эту тучку, чтобы надёжнее скрыть следы. Беги, доченька.

Я скользнула в огород, чтобы, перемахнув через заборчик, оказаться на еле заметной тропинке, ведущей к Старой Деве.

Выпускной в Бартонском пансионе. Накануне

788 год.

Столица Полийской империи, город Бартон.

Пансион императорских воспитанниц

— Чем это вы занимаетесь? — громко спросил противный голос.

Мы с Данкой сразу же отскочили от распахнутого окна купальни, спрятавшись за ставнями. Наша кураторша, совершенно не стесняясь обнажённого вида, выглянула в окно, и перед ней предстала ябеда № 1 всего курса лери Тома Линктор.

В щёлочку от ставни была отлично видна пышная грудь лери куратора с приставшим листочком от веника, которым виртуозно орудовал её любовник. А ещё у него были восхитительная спина и смешные волосы в подмышках. Увы, в купальне он обмотал бёдра полотенцем, и нам с Данкой не удалось посмотреть на "мужика живьём", как изначально задумывалось.

— Подойдите сюда, лери, — безапелляционным тоном скомандовала куратор, грудь колыхнулась, и за окно протянулась рука.

Тома сделала несколько шагов, как под взглядом удава, была схвачена за пояс и сильной рукой втянута внутрь.

— А для вас, девочки, практическое занятие закончено, — пропела куратор и захлопнула ставни.

Мы с Данкой переглянулись, на цыпочках отошли от злополучного окна и — рванули от купальни. Только выбежав на аллею, мы упали на скамейку и расхохотались.

— Ты видела её лицо? — простонала я.

— Ещё бы! Была бы художником — запечатлела в веках! — заливалась Данка.

— И ещё картину — как она от статуй отворачивалась и краснела, помнишь?

— Как можно быть такой ледышкой, если это только не притворство, — нахмурилась подружка и тут же переключилась, — ох, Варьянка, знаешь, я жду — не дождусь дня выбора. ОН подойдёт ко мне и сразу почувствует, да? — она мечтательно вздохнула. — Мы не вылезем из кровати, пока он не влюбится в меня по уши! Будет думать только обо мне, мечтать даже среди дня, я стану для него самой, самой…

— Станешь, — беззаботно подтвердила я, а у самой внутри тоже всё затрепыхалось. — Скоро уже. Кастелянша сказала, что вчера утвердили списки.

— Тома первая? — Данка чувственно закусила губку. — Я расплавлюсь, пока до меня дойдёт очередь.

— Дан, — с тревогой спросила я, заподозрив неладное, — ты что, до дна выпиваешь это пойло?

В последнюю неделю по утрам нам выдавали флакончики с лёгким возбуждающим средством. Среди девчонок зелье имело успех, но мне самой было страшновато дурманить голову, поэтому один раз попробовала это сомнительное удовольствие, сделала выводы и больше не пила.