Лисенок Вук - Фекете Иштван - Страница 13

• Предыдущая
• 13/15
• Следующая

– Боршош, ты готов?

– Все на месте, господин старший егерь!

Клубок голосов звучал уже поблизости.

– Добрый день, господин старший егерь! – прокричал кто-то. – Эй, люди, отсюда начнём! Ну, помоги бог! – И зазвенели косы.

Они врезались в полёгшую пшеницу, и стебли её, оторвавшись от родной земли, с шелестом замертво падали друг на друга.

– Всё пропало, – прошептала Карак. – Так мне и надо! Ведь я знала, чувствовала…

Сердца у лис неистово стучали, что видно было по их вздымающимся бокам.

Вук привстал. От смертельного страха у него перестало сжиматься сердце, но похолодело в животе, – всё-таки некоторое облегчение.

– Я пойду огляжусь, – сказал он. – Так мы погибнем. Ведь в этом шуме мы и не услышим, как они подойдут к нам.

Карак с удивлением смотрела, как Вук скрылся в пшенице. Нет, на это она не решилась бы. Близость человека парализовала её, и только при крайней опасности – когда обычно всё уже потеряно – выпрыгнула бы она из своего тайника.

Инь тихо лежала. Она, конечно, привыкла к людям, но страх Карак передался и ей.

Светило солнце, шуршали колосья, и медленно текло время.

Наконец появился Вук.

– Уйти невозможно, – тяжело дыша, сказал он. – Повсюду Гладкокожие. С молниебойными палками. Надо ждать!

И он лёг ничком.

Постепенно таяло пшеничное поле. Росли снопы сжатого хлеба, и то здесь, то там раздавались песни девушек.

Стоял прекрасный летний день.

Охотники, скучая, вытирали пот со лбов и лишь тогда схватились за ружья, когда кто-то закричал:

– Вон лиса!

В той стороне стоял старший егерь. Он держал наготове ружьё, но не видел зверя.

Жнецы бросили работать.

– Кто кричал? – подойдя к ним, спросил старший егерь.

– Пишта Беке, – ответил кто-то.

– Я хотел только попугать Мари, – покраснев, как рак, оправдывался Пишта Беке.

Старший егерь так посмотрел на шутника, что тот готов был сквозь землю провалиться.

– Ну, парень, берегись, я тоже тебя так попугаю, что ты света не взвидишь.

– Да средь бела дня, – прибавил старик жнец и снова замахал косой.

День уже клонился к вечеру. От пшеничного поля осталась маленькая полоса, и охотникам надоело ждать появления лис.

– Если бы рыжая была тут, то давно уж выскочила бы, – заметил какой-то жнец, точа косу. – Не снесла бы такого гама.

– Должно быть, – согласился с ним стоявший поблизости охотник.

Но старший егерь не терял надежды.

К вечеру сжали почти всё пшеничное поле, оставался лишь небольшой уголок, и именно здесь, под бузиной, притаились три лисы. Они переговаривались лишь глазами. Страх смерти холодным ветром витал над ними, но тронуться с места было нельзя.

– Если придётся выскочить отсюда, давайте разбежимся в разные стороны, – прошептала наконец Карак.

– Кто-нибудь из нас, возможно, спасётся.

– Подождём, – сказал Вук, – я ещё раз выгляну.

– Нет, нет, – испугались одновременно Инь и Карак. – Ты погибнешь.

Но лисёнок их не послушался. В нём билось отважное сердце старого Вука, и он понимал, что лучше умереть, чем нелепо, вслепую нарваться на беду.

Прижавшись носом к земле и закрыв глаза, Карак ждала, когда прогремит смертельный выстрел. Храбрость Вука восхитила бы её, если бы в эту страшную минуту она способна была восхищаться.

Жнецы вышли на сжатую полосу, и староста закричал:

– Эй, люди, полдничать!

Охотники посмотрели на старшего егеря.

– У меня дела в деревне, – повесив ружьё на плечо, сказал он. – Вы покараульте ещё немного, ведь почём знать…

И он пошёл в деревню.

Когда он скрылся за холмом, охотники тоже повесили на плечи ружья.

– У старшего егеря об эту пору вечно находятся дела, – подмигнув, сказал один из них.

– Вкусное пивцо со льда… – сказал другой.

– Хорошенькая трактирщица, которая разливает пиво, тоже лакомый кусок, – сказал третий, и они побрели к высокому дереву, под которым полдничали жнецы.

– Вы правы, – встретил их староста. – Тут уже не осталось ни мыши, ни лисицы. Угощайтесь, пожалуйста, господа охотники, вот сальце. Не побрезгуйте.

Трясясь от волнения всем телом, Вук крался обратно к бузине. Путь к бегству был открыт, и в его глазах горел огонь жизни.

– Они ушли. За мной, быстро! – с трудом переводя дух, проговорил он.

Инь и Карак в оцепенении смотрели на него.

– Быстро, – прошипел Вук; глаза его засверкали, и лисицы почувствовали, что надо повиноваться.

Инь и Карак встали, словно во сне, готовые последовать за ним. Они дрожали, понимая, что пшеничное поле хорошо просматривается и их логово почти на виду. Насторожённо озираясь, вышли они из укрытия, и тогда Вук понёсся впереди, как красный факел.

Охотники закусывали салом, весело шутили с девушками и хвастались, с какой удивительной ловкостью заманивали они в ловушку лисиц, как вдруг опять закричал Пишта Беке:

– Вон лисы!

У всех застрял кусок в горле. Охотники повскакали с мест, засуетились, но всё понапрасну: лисы были уже далеко.

– Кто бы подумал, кто бы подумал? Вот горе!

– Почему горе? – спросил староста.

– Ведь если старший егерь узнает, что здесь были лисы, то нам не снести головы.

– Лисы? – переспросил староста. – Разве здесь были лисы? Кто-нибудь видел здесь лис? – И он оглядел жнецов, которые по его взгляду всё поняли.

– Я не видел, – сказал Пишта Беке.

– И мы тоже, – подхватили остальные.

– Ну, то-то же! На этот счёт, господа охотники, можете быть спокойны.

В это время Вук добрался уже до леса. Он немного замедлил бег, чтобы его догнали Инь и Карак; потом все вместе они забрались в кустарник, густой, как камыш, и прохладный, точно в пасмурную погоду, – ведь роса в нём едва успела высохнуть.

Лисы бросились на землю. Потом долго лежали молча. Вокруг в лесу стояла глубокая тишина, лишь дятел стучал по больным деревьям.

Карак заговорила первая.

– Вук, лисий народ заговорит о тебе, и с сегодняшнего дня ты станешь сам себе голова. Ты храбрый, как великий Вук, и тебе не нужно ни у кого просить совета. При желании оставайся с нами, а если захочешь найти для себя новую нору, твоё дело. Ты волен поступать, как тебе заблагорассудится.

– Мы, я и Инь, останемся с тобой, – сказал Вук. – Если ты позволишь.

– Глупые разговоры! – воскликнула растроганная Карак. – Конечно позволю. Ведь я не нарадуюсь, на вас глядя. Но вы, конечно, знаете это.

Тишиной был объят лес.

Три лисы посмотрели друг на друга, и им показалось, будто они дали в чём-то обет.

Потом Карак встала, и они побежали в глубь леса, где всегда сохранялась густая пепельно-серая тень и творились разные чудеса, неведомые людям. В молодом ельнике вырыли они нору, и пришло для них славное времечко.

Инь ходила с Карак по лесам, полям и училась тому, чего не могла познать в неволе, а Вук бродил сам по себе и причинял егерю Боршошу столько неприятностей, что тот беспрестанно проклинал весь лисий род.

Сначала пропала его красивая белая кошка. Потом сбежала лисичка. И без конца исчезали то утка, то курица, или егерь недосчитывал гусей у себя на дворе.

Боршош негодовал, день и ночь караулил лис, но всё напрасно. Потом он наставил вокруг дома капканов, которые Вук старательно обходил, зато попался менее осторожный фокстерьер старшего егеря и вот теперь уже две недели, как хромал.

Досталось тогда Боршошу, нечего и говорить.

А Вук был невидим, как паутина ночью. Он вырос, набрался сил и стал крупней, чем двухгодовалые лисы, которые завидовали ему, но уступали дорогу.

Но вот пришли холодные осенние дни.

Роса сменилась колючим инеем, и в лесу стало светлей, – ведь осыпался его мягкий зелёный шатёр, превратившись в шуршащие сухие листья.

С тех пор у ветра переменился голос. Раньше он вздыхал, шелестел, шумел в свежей зелёной листве, а теперь шипел, как змея, и свистел, как ночной тать, словно звал зиму, которая уже ехала туда на серых снеговых тучах, и лишь ветер знал, что она в пути.

• Предыдущая
• 13/15
• Следующая