"Фантастика 2023-175". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Дихнова Татьяна - Страница 21

Но я не стал делиться с Морейн приятными воспоминаниями и честно солгал, что никогда и ни при каких обстоятельствах полки не убивают людей, и все это гнусные выдумки. Морейн недоверчиво улыбнулась. Похоже, она все-таки не поленилась расспросить Веду о наших повадках.

Я знал, что Гелиона вернется через несколько дней, и мне, возможно, больше не удастся пообщаться с Морейн, и поэтому хотел выложить ей все свои планы.

— Не беспокойся, я придумаю, как нам убежать отсюда, — сказал я, а Морейн снова начала плакать.

— Это безнадежно, Блейдд. Может быть, тебе и удастся это сделать, но не мне. Царица никогда не отпустит меня, — и Морейн показала мне свои перевязанные руки. — Она не может обходиться без моей крови.

Бедная принцесса рассказала мне о своих страданиях. Я был поражен той жгучей ненавистью к Гелионе, что бушевала в сердце Морейн. Она не переносила боли и знала, что царица медленно убивает ее. Теперь, когда у Морейн появилась надежда, ее ненависть вспыхнула с еще большей силой.

Я пообещал, что вытащу ее отсюда, пусть мне для этого придется даже перегрызть горло самой Гелионе. После того, как Морейн рассказала мне, что делает с ней царица, я возненавидел эту проклятую ведьму.

Все это время, пока мы разговаривали, я сжимал хрупкое тело девушки в своих объятьях, вдыхая запах ее кожи, наслаждался ее близостью. Вдруг она отстранилась от меня, то ли сообразила, что мои объятья не так уж невинны, то ли решила, что с меня достаточно.

— Я тебе неприятен? — вспыхнул я.

Она не ответила и надула губки.

Не то чтобы я был очень обижен. При всей моей самоуверенности мне и в голову не приходило, что я легко смогу соблазнить надменную принцессу. Я отлично понимал, что в этом чужом мире я был единственным ее другом. Я давал ей надежду, она нуждалась в моем обществе, но это вовсе не означало, что она нуждалась в чем-то еще. Я сказал ей, стараясь не выдать голосом свое ущемленное самолюбие:

— Ну что ж. Я пришел сюда, чтобы вернуть тебе свободу, и я сделаю это.

Я решил не досаждать ей, тем более что ее рабынь можно было бы опоить в другой раз. А ее запах все больше беспокоил меня, и, опасаясь не сдержаться, я хотел уйти. Но она схватила меня за руку и снова прижалась ко мне.

Я не спрашивал ее, любила ли она своего мужа, оплакивала ли его. Мне было все равно. Я рванулся вслед за ней по зову сердца, чтобы быть рядом. Но она сама начала мне рассказывать о нем. Она говорила, глотая слезы, что не знает любви. Даже редкая близость с мужем происходила в присутствии рабов и жрецов, которые строго рассчитывали по звездам дни, когда это нужно делать. И Морейн не испытывала от этих отношений ничего, кроме неприязни и стыда.

— Останься! — прошептала она, испугав меня своей запоздалой невинностью. — Я хочу узнать, что такое любовь мужчины.

Но перед тем как стать моей, она попросила меня принести ей Гвир — магическую клятву волка, отдающего свою волю. Горячее, испепеляющее желание сжигало меня, и я безрассудно дал ей эту клятву. В моей памяти навсегда запечатлелся именно этот момент, когда маленькая заплаканная женщина, такая любимая и желанная, такая несчастная и одинокая, кладет мне на лоб свою нежную руку и хладнокровно порабощает меня. Несколько мгновений назад она сокрушалась о моем рабстве у Гелионы, а теперь сама бессердечно поработила мою душу. Говорят, все волки, давшие Гвир, всегда чувствуют руку хозяина на своем лбу. И даже сейчас, когда я уже совершенно свободен, я ощущаю эти холодные тонкие пальцы, вонзающие свои ногти в кожу моего лба. Впрочем, тогда я и так был готов выполнить любое ее желание и был рад любому ее прикосновению, даже если бы она вырвала у меня сердце.

Несмотря на несколько лет замужества, принцесса была совершенно не искушена в любви. Моя дикая страсть, так нравившаяся Кийе, пугала Морейн, и мне приходилось сдерживаться и контролировать себя, Я старался, как мог, восполнить ту нехватку нежности и любви, которую, по недосмотру этого бесчувственного истукана — ее мужа, испытывала в своем одиночестве Морейн. Эти несколько дней, а вернее, ночей безумного счастья, нежности и любви остались самым светлым воспоминанием в моей жизни.

Потом вернулась Гелиона, и все пошло по-прежнему. Я видел Морейн только издали, А по ночам, когда я встречался с Кийей в ее опочивальне, мне хотелось размозжить ей голову, чтобы она не истязала Морейн, которой становилось все хуже. Но смуглое тело Кийи сводило меня с ума, и я, возвращаясь по ночам к себе опустошенный и обессиленный, проклинал себя за свою страсть к этой ведьме. Мне еще повезло, что в Антилле не водятся волколаки, и Гелионе ничего не известно про возможность отнять у них волю, иначе бы она опередила в этом мою возлюбленную.

Я непрерывно искал способ побега, незаметно собирая различные сведения, но чем дольше я занимался этим, тем к более печальным выводам приходил. Антилла уделила немало времени разработке своей неприступности, и покинуть ее было так же трудно, как и пробраться сюда.

Морейн порой вновь погружалась в забытье, и тогда я, рискуя быть замеченным, пытался переговорить с ней и приободрить ее, и чувствовал, что ум ее снова пробуждался от оцепенения.

Однажды ночью я пробрался к ее окну и уговаривал ее впустить меня, но Морейн сказала, что не хочет объедков от чужой любви. Я убеждал ее, что это Кийе достаются объедки от нашей любви, но она была неприступна. Я думал, что она боялась вызвать гнев царицы, хотя, мне кажется, я рисковал больше, чем Морейн. Во всяком случае, для Гелионы моя жизнь была менее ценной.

С нашего острова и большого континента приходили тревожные вести. Там полыхали междоусобные войны. Говорили, что могущественный король со своей армией завоевывает все новые земли, превращая их жителей в вечных рабов. Я подозревал, что речь идет о поэннинцах и думнонах, но Антилле все племена, населяющие Медовый Остров, были известны под одним названием — варвары. Слухи оказались настолько ужасны и противоречивы, что я не особенно в них верил. Морейн тоже.

Потом пришло известие о болезни Эринирского короля. Гелиона предприняла все возможное, чтобы ее невестка не узнала об этом. Но слухи от купцов на базарах, привезших товары из далеких стран, просочились к прислуге и раб дворца, а от них ко мне. Я сразу понял, что это редкий шанс для Морейн вырваться из плена дворцов. Зная царицу гораздо лучше Морейн, я сам разработал план ее поведения. Царевна должна была попросить государыню отпустить ее повидать отца и, как и ожидалось, получила отказ. Царица полагала, что Медовый Остров, ставший центром развязавшейся войны, слишком опасен для антильской царевны.

Когда царице донесли, что невестка второй день отказывается от пищи, ни с кем не разговаривает и не встает с постели, обеспокоенная Гелиона сама пошла ее проведать и спросила, что это значит. Морейн с трудом сползла со своего золотого ложа и, опустившись перед царицей на колени, сказала:

— Как я могу есть, когда отец мой лежит на смертном одре? Как может дочь жить и принимать блага этой жизни, когда ее отец умирает в разлуке с ней? Если я не попрощаюсь с ним, то у меня не будет права жить дальше.

Такой намек на самоубийство подействовал на Гелиону лучше, чем слезы и мольбы. Слишком боялась она потерять источник своей магической силы. Она разрешила невестке съездить к отцу. Морейн чуть все не испортила, когда стала умолять царицу отпустить с ней меня. Конечно, Гелиона отказала ей, дав ей в сопровождение того же Дорена, которому она теперь доверяла еще больше, чем прежде, и целый отряд антильских воинов под его командованием. Кроме того, Дорен получил строжайшее указание вернуть антильскую царевну обратно, хотя бы ему для этого пришлось применить силу против самого Эринирского короля.

В ночь перед отъездом Морейн вновь опоила рабынь снотворным зельем и, выскользнув из своей комнаты, бросилась меня разыскивать. Мы встретились на той же лестнице, но вернуться в свои покои она не согласилась. Она трепетно прижималась ко мне, орошая мое плечо слезами, и мне кажется, это была единственная ночь, когда она по — настоящему меня любила.