Дракон по имени Малыш - Ханами Тая Владимировна - Страница 1

Она знала все. А я, наоборот, не ведала ни о чем - кроме снега, синющего неба, морозного воздуха, валунов и сосен. И о том, что юную провидицу надо уберечь от веток молодых хвойных, так и норовящих наподдать по пухлым розовых щечкам. Впрочем, о ветках дите тоже знало, и очень заранее от них уворачивалось.

Наверное, это вообще скучно - быть сильной прорицательницей. Может быть, поэтому молодая ежка Жозефина, нет-нет, да просила меня покатать свое всезнающее чадо: я была единственной в Заповеднике, кто порой не слушал судьбу. Только одно и было мне доподлинно известно: плутай я, не плутай, а ноги сами понесут меня к пещере дракона.

– Не-а, - безапелляционно раздалось за спиной.

Я сходу взбежала на пригорок, в последний момент обогнула огромный валун. Сани заложили крутой вираж, и перевернулись. Раздался счастливый смех.

Площадка перед логовом была пуста, ковер снега нетронут. И на этот раз - нет. Это ничего, я подожду.

– Маня.

Соседняя сосна нехотя превратилась в многоножку.

– Что, Мань, опять не вышло? - Сочувственно подмигнула я ей.

Двухметровый страж Заповедника покачала кошачьей головой. Насколько я могла понять, она не шибко огорчилась.

– Прокатишь?

– Угу, - сообщила, как данность, провидица.

Маня изобразила гнев - закружилась вокруг нас, слилась в рыжее кольцо. Чадо сидело со спокойным лицом - ему ли не знать, что нам ничего не грозит? И оно, конечно же, было право. Маня, покрутившись для проформы, подставила спину - залезайте, прокачу с ветерком!

Довезя нас до избушки Жозефины, многоножка остановилась.

– Таня.

На крылечке спустя мгновение показалась упомянутая ею девица.

Скажу сразу, что Танька, подруга моя университетская, изменилась. Общение с ведьмой Жозефиной не прошло для нее даром, но явно пошло на пользу. Она, от рождения обладающая идеальными чертами лица, и не менее идеальными пропорциями фигуры, прекратила выставлять напоказ свою богами даденную красоту, но сжилась с нею, и расцвела еще больше. Я улыбнулась - наблюдать это чудо природы было крайне приятно.

Между тем, подруга была чем-то крайне взволнована:

– Ты представляешь?!

Я оглянулась на прорицательницу. Та созерцала маленькое облачко в синем небе, и, казалось, целиком погрузилась в медитативный процесс.

– Нет, - повернулась я к Таньке. - А что?

– Шурик женится! - Плюхнулась та на многоножку рядом со мной.

– Ненадойго, - обвела нас пигалица недетским взглядом.

– Моська! - Ахнула за нашей спиной мать провидицы. Погрозила дочке кулаком. Потом спохватилась, сменила гнев на милость, и у нее в руках материализовалась большая красивая книжка. Дите немедленно отвлеклось от предсказывания незавидной судьбы Танькиного знакомого, сползла со стража, и направилось к матери.

– Юбю касить кайтинки, - важно заявило оно, и вцепилось обеими руками в книжку-раскраску. - Долзно непьехо поючица, - возвестило оно секунду спустя, и, отодвинув мать в сторону, потопало в избу.

Жозефина облегченно вздохнула, и последовала за дочуркой.

Я подождала, пока за ними захлопнется дверь, и повернулась к подруге, сидящей в позе мыслителя Родена. Полуденное январское солнышко ласково грело, и Таньке, одетой в джинсы и клетчатую рубашку, было совсем не холодно.

– Так о чем мы с тобой…

– О Шурике, - печально ответствовала девушка.

Шурик, Шурик… Кто это? Неужели…

– Этот твоя самая первая любовь, что ли? Еще платоническая, если я не ошибаюсь?

Танька воззрилась на меня фирменным взглядом ведьмы Жозефины. Я, в очередной раз порадовавшись, что в подруге начисто отсутствует какая бы то ни было магическая жилка, уставилась на нее невинными глазами.

– Вечно ты со своим анализом, - проворчала Танька. - И как тебя вообще угораздило влюбиться?

– Сама не понимаю, - пожала я плечами. - Но давай сейчас не будем обо мне, расскажи мне лучше, что у вас там с Шуриком приключилось.

– Он женится, - всхлипнула Танька. - Не на мне…

Вот так-так… Слезы.

Так убиваться по Шурику? Слов нет, парень был (и есть) на редкость талантлив. Он мог починить любой прибор, спаять любую схему, повесить самодельную полку на стену… По-моему, даже колонки на первом курсе сбацал… Но в остальном… На мой взгляд, руки, растущие из правильного места, еще не являлись достаточным (да и необходимым тоже) условием для того, чтобы плакать по их обладателю.

– Кем он был для тебя?

– Мне так хорошо было рядом с ним, когда он паял, - всхлипнула Танька.

– Я тоже люблю запах канифоли, - не смогла не улыбнуться я.

– Ты не понимаешь, - покачала головой Танька. - Ты никогда не была физиком по-настоящему. Тебе чужд азарт эксперимента, ты не секешь в приборах, ты… - Все больше и больше распалялась она.

– Правду говорить легко и приятно? - Прервала я бурный поток уже обвинений. - Кстати, ты можешь продолжить список того, что мне не доступно: я начисто забыла всю университетскую физику и математику.

Танька, вздрогнув, вскинула на меня слипшиеся ресницы.

– Как это, забыла? Всего за какие-то два-три года? Ты же студиозусам преподавала!

Сердиться на нее было совершенно невозможно:

– Это побочный эффект моего пребывания в одном очень странном месте, - поморщилась я. - Прическа, кстати, оттуда же.

– Да… На голове у тебя теперь нечто, - с непонятной интонацией протянула Танька, мельком взглянув на мою шевелюру. - Все время забываю, что ты стала не пойми кем…

Я пропустила "лестную" характеристику мимо ушей. Думать на тему о том, что я не то дракон в человечьем обличье, не то человек милостью драконьей, мне совершенно не хотелось.

– Так что у тебя с Шуриком-то?

– Это была мечта невоплощенная, - вздохнула Танька.

– А другие парни? Не сошелся же свет клином на этом Шурике?

Танька еще больше помрачнела - да так, что я было подумала: "а что, если и впрямь, сошелся…?" Но, не успела мне прийти в голову эта бредовая мысль, как подруга соизволила заговорить снова:

– Я хочу просто быть рядом с настоящим гением, - тихо сказала она. - Чтобы из него бил фонтан творчества. Бил потому, что он не может иначе, а не потому, что он старается "завоевать мое сердце". Ага, расположенное где-то под грудью. Знаешь, как мне надоели эти алчные взгляды? Ух!

Я, не удержавшись, скосила глаза в сторону вышеуказанного объекта. Слов нет, выглядел он аппетитно, выгодно подчеркивался покроем рубашки (и расстегнутым воротом).

– Ага, - глубокомысленно изрекла я, вызвав тем самым еще один "ведьминский взгляд".

Но, положа руку на сердце, я прекрасно понимала метания Танькиной души - наверное, потому, что сама в этом отношении была на нее похожа. И никогда не смешивала любовь идеальную и то, что с нею обычно путают - например, детопроизводство. Конечно же, последние иногда рождались в результате той самой любви. Но, если откровенно, я таких случаев знала немного. А в нынешние времена и дети, по большому счету, вышли из моды. Большинство моих ровесников сходились потому, что им "вместе было удобнее жить". И связывала такие пары отнюдь не любовь, чистая и невесомая, но прагматика, жесткая и циничная.

А Танька как будто подглядела мои мысли:

– Не хочу пока замуж. И не знаю, захочу ли когда-нибудь. Надоели мне мужики, понимаешь? Устала я от них. Знаешь, сколько у меня было кавалеров?

Я покачала головой.

– И правильно, лучше тебе не знать. Да и не важно их количество, просто я хотела сказать, что мне опротивело то, что у нас принято называть "мужской природой". Может, раньше это и было чем-то благородным, не знаю. Но теперь эта самая "природа" - что-то расчетливое и циничное, практически осязаемое, пропитавшее все их мужское существо, руководящее их поступками. Они от тебя чего-то хотят, и никто, ты слышишь, никто не может тебе это что-то бескорыстно отдать. Если это цветы, то обязательно с намеком: "Я ей подарил ТАКОЙ букет! А она? Не дала! Ты понимаешь?! Не дала!"