Большая игра на Балтике 1500 – 1917 гг - Махов Сергей Петрович - Страница 6

Летом 1570 года русское войско совместно с датчанами и немцами осадило шведский Ревель, однако русские, не имея флота, блокировать его со стороны моря не смогли и вынуждены были снять осаду. По той же самой причине осады Ревеля в 1577 и 1578 годах закончились неудачами. К тому же участие Дании в Ливонской войне после 1572 года практически сходит на нет. Проблема тут самая простая: после Варфоломеевской ночи во Франции Фредерик был озабочен наступлением католической реакции, к тому же его брат, Адольф Голштейн-Готторпский, будучи католиком, перешел на испанскую службу, что грозило отделением части Шлезвига от Дании. К счастью для Фредерика, Адольф умер в 1580 году, через год умер его сын и наследник — Фредерик Голштейн-Готторпский, и власть в свои руки взял регентский совет, который отделение от Дании не приветствовал.

С 1579 года в войну против России в Ливонии вступила и Польша. В 1579 году поляками был взят после осады Полоцк, потом Великие Луки, а далее враг вступил уже на Псковскую землю. Одновременно с поляками военные действия против русских начали и шведы, которые взяли Ям, Копорье, Нарву, Ивангород, Корелу и почти всю Ижорскую землю. В принципе, после польско-шведского блицкрига 1581–1582 годов русские потеряли вообще все свои завоевания в Ливонии. Царь Иван предлагал Баторию мир, соглашаясь отдать Варшаве всю Ливонию за исключением четырех городов, но отдавать уже было нечего, более того, потеряли еще и часть своих исконных территорий. Ивангород же, Ям и Копорье захватили шведы.

В январе 1582 года было заключено Ям-Запольское перемирие с Польшей. В мае 1583 года — Плюсское перемирие со Швецией. Все русские завоевания в Ливонии и Литве были потеряны.

Отдельно стоит сказать о Нидерландах. Дело в том, что в начале 1560-х Голландия устранилась из балтийской политики. Там начиная с 1555 года сложилась предреволюционная ситуация, а в 1566 году началось восстание против Испании, поэтому на первое место вышли внутренние дела.

Хотя Нидерланды и не были расположены на Балтике, уже к концу XVI века они оказывали на весь балтийский регион значительное влияние, причем не только торговое, но и политическое. Собственно, весь XVI век голландская торговля на Балтике постоянно росла. Так, товарооборот между Бургундскими Нидерландами и Балтикой с 1500 по 1565 год возрос в шесть раз! [2]

А в 1566 году во Фландрии началось антииспанское восстание, которое было обернуто в религиозную форму — протестанты против католиков. Испания, для которой Нидерланды были очень важны как плацдарм для давления на Францию, направила туда войска и решила отнять у местных жителей автономию, введя прямое королевское правление через наместника. Первым таким наместником стал герцог Альба. Кроме того, Филипп II ввел санкции против мятежников, объявив эмбарго на экспорт текстиля из Голландии. Вряд ли Филипп думал, что эта мера окажется для мятежных провинций побудительным мотивом для полной перестройки собственной экономики и в итоге приведет к победе Нидерландской революции.

Перестройка эта началась в ужасных для Голландии условиях, к 1569 году мало кто сомневался, что мятеж во Фландрии вот-вот будет подавлен. Но все изменилось после захвата гезами Брилля в 1572-м, когда восстание разгорелось с новой силой.

На тот момент экономическая ситуация для Голландии выглядела плачевной. Основной доход приносил сбыт полотна (90 тысяч кусков на экспорт в 1563 году) и вообще работа с тканями, причем значительное производство тканей было сосредоточено в южных провинциях Фландрии, оставшихся происпанскими.

Основным рынком сбыта была Испания и ее провинции, переориентировать же большое количество полотна было просто некуда, хотя, конечно, часть рынка спасли, поставляя ткани в протестантскую Германию, во Францию и Англию. Но по факту отрасли был нанесен ужасный удар. Да и продовольственная безопасность страны находилась под угрозой, так как в северные провинции до мятежа продовольствие было привозным. Решать проблему продовольственной безопасности начали с двух сторон: во-первых, постаравшись нарастить свое сельскохозяйственное производство, во-вторых, после 1569 года сделали упор на строительство военного и торгового флота. Но откуда черпать древесину, железо, пеньку, лен и т. д. для судостроительной промышленности?

Голландия обратила свои взоры на Балтику. Резкое увеличение военного флота спровоцировало взрывообразный рост торгового флота. Так, в 1470 году общая вместимость голландских судов составляла 60 тысяч тонн, в 1570-м — уже 232 тысячи тонн, в 1610-м — 538 тысяч тонн. Для сравнения: коммерческий флот Ганзы в 1470-м — 60 тысяч тонн, в 1570-м — 110 тысяч тонн [3].

В 1570 году в балтийской торговле (включая Норвегию) были задействованы почти 1000 больших судов (свыше 300 тонн) из 3510, то есть чуть меньше трети. В 1580 году — уже 1800 судов участвовали в коммерции на Балтике. В 1610 году — 8000 судов из 21 500 единиц, или 37 %. Соответственно, росли и финансовые показатели. Если в 1560 году торговый оборот с Балтикой составлял для Голландии 34 миллиона гульденов, то в 1590-м — уже 115 миллионов гульденов [4].

Из вышесказанного понятно, что положение дел на Балтике для Нидерландов было жизненно важно контролировать. И естественно, что к 1580-м Голландия напрямую стала влиять на политику балтийских государств, причем год от года это влияние все ширилось и возрастало. Не стоит забывать и о том, что почти все страны данного региона (кроме Польши) были протестантскими и воспринимали Голландию как своего союзника в борьбе с католицизмом.

Именно в период 1570–1590 годов балтийская торговля становится для Семи провинций «матерью коммерции» (Moedernegotie), и ей придается все большее значение. Что касается войны с Испанией, Мориц Оранский, пользуясь плодами балтийской торговли, ввел новшество, которое дало голландцам решающее преимущество в военно-морском строительстве. Он решил так: военно-торговая жизнь корабля коротка, в первом случае ему достаточно одного или пары захватов неприятельского судна, чтобы себя окупить; во втором — пары или тройки вояжей, чтобы без сожаления быть сданным на дрова. Соответственно, в военное время нет нужды соблюдать технологии постройки, как это делают испанцы.

Да, конечно, риск потери от ненадлежащего качества постройки в результате различных аварий и катаклизмов такого корабля возрастает, ну и что? Главное — задавить противника количеством.

Именно поэтому испанцы, к своему глубочайшему удивлению, обнаружили к концу 1590-х годов целые голландские армады в 80−100–120 кораблей и получили когнитивный диссонанс, ведь ранее для республики флот в 30–40 кораблей выставить было большой проблемой!

Но ведь постройка корабля даже из сырого леса — это долгий процесс. И здесь на помощь Соединенным провинциям пришло творение Корнелиса Корнезоона ван Уитгееста. Он соединил две вещи: мельницу и лесопилку, — и теперь энергия ветра заставляла пилы пилить бревна на доски. С 1597 года Голландия могла выпускать на моря корабли как пирожки. Уже в 1601 году испанский министр Хуан Баутиста де Тассис обескуражено пишет: «Если мы построим 100 кораблей, то они выставят против них 400 своих, если мы построим больше, то они построят еще больше; голландцы счастливы, даже если теряют по 10 своих кораблей за каждый потопленный наш».