Живи в свое удовольствие! (СИ) - Тыналин Алим - Страница 6

Кстати, фебриарий — это что же, февраль, получается? Однако, какая здесь теплая зима. Само собой, Италия, мягкий климат и женщины, одетые в легкие полупрозрачные одежды, под которыми все видно.

Я уже успел заметить несколько красоток, гуляющих в саду перед домом и оценить их прелести, которые туники скорее делали доступными нескромным взорам, чем скрывали. Ох, сколько же здесь работы для такого скромного фавна, как я.

Впрочем, долго разглядывать представительниц прекрасного пола мне было не дано. Я уже и так недоумевал, не положено ли мне, как верховному правителю государства, некоторые почести, однако все, чем меня удостаивали присутствующие, это только легкие поклоны, не больше.

Однако, все это пренебрежительное отношение начинает подбешивать, как считаете? Император я или нет, в конце концов? Надо срочно разобраться, почему ко мне так относятся, будто я залез на трон тайком или украл его в посудной лавке. Может, все дело в моем юном возрасте?

Я конечно, не требую, чтобы они падали на колени, как перед восточным сатрапом, но хоть в трубы, что ли, подули бы или хотя бы объявили о моем приходе во всеуслышание. Однако, долго горевать мне не пришлось, из виллы стремительно вышел низкий тучный человек в сопровождении нескольких человек, среди которых был и Силений. Он направился ко мне, а его зеленый плащ и туника развивались от быстрой ходьбы.

— А вот и он, наш император! — торжественно объявил он, подняв руку и привлекая к нам всеобщее внимание. Я самодовольно ухмыльнулся и тоже поднял руку, наконец-то получая заслуженное почтение, но последующие слова толстяка огорошили меня до глубины души. — Ромул Августул Мелкий Позор, вечный заслуженный объект всех мимов! Поприветствуйте своего доминуса, граждане Рима! Вот какого правителя вы получили!

Он крепко схватил мою руку, которую я начал опускать и поднял ее вверх, вынуждая меня стоять с поднятой рукой и приветствовать свистящую и улюлюкающую толпу. Я поглядел на него и отметил грубые, словно вырезанные на камне черты лица и красную морщинистую кожу лица, такая бывает у людей, чересчур злоупотребляющих спиртным.

Воспаленные глаза Кана Оппия Севера смотрели на меня с ожиданием, что я сделаю в ответ на его выходку. От него несло винными парами, кажется, в этом городе все напиваются, начиная с раннего утра.

Я вырвал руку из его здоровенной лапы и любезно улыбнулся в ответ, закричав во всеуслышание:

— А вот и наш знаменитый Кан Север, любитель выжрать кувшин вина на завтрака, два на обед и десять на ужин! А почему десять, да потому что он считает, что надо принять вино про запас, иначе оно испарится ночью. Получайте, прасилы, своего факционария!

В ответ на мои крики никто не засмеялся, наоборот, я закончил в гробовом молчании. Присутствующие умолкли и как-то съежились в размерах. Упс, кажется, я переборщил с насмешками.

— Ого, у нашего Момиллуса прорезался голос! — закричал кто-то сзади и я узнал голос Силения. — Вы смотрите, этот щенок умеет тявкать! Да здравствует наш император, уже показывающий острые зубки!

Этот крик разрядил обстановку и присутствующие господа с облегчением рассмеялись. Север же придвинул ко мне свою толстую физиономию, красную от перегара и остервенело прошептал:

— Ого, Момиллус, ты уже научился огрызаться? Пойдем, тогда обсудим предстоящие игры, может, ты скажешь своему отцу, чтобы он выделил побольше средств на их проведение. Или ты умеешь просить у него деньги только на игрушечных солдатиков и мраморные ночные горшки?

Он снова схватил меня за руку и стремительно потащил за собой в особняк. В моем нынешнем обличии тонкого худощавого юноши было бесполезно ему сопротивляться, все равно, что упираться перед носорогом. Вся его свита, тоже в большинстве своем состоящая из людей в зеленых туниках и плащах, последовала за нами.

По прохладному мраморному полу шлепали кожаные башмаки и сандалии. Мы прошли мимо нескольких комнат широкими мрачными коридорами, где горели масляные светильники, стояли огроменные вазы и высокие, до потолка, статуи.

В одной из комнат я мимоходом заметил девушку, сидящую на кровати и одетую в тонкую тунику, выгодно подчеркивающую все достоинства ее фигуры. Несмотря на юный возраст, она обладала тяжелой упругой грудью, тонкой талией и широкими притягательными бедрами. Черты чуточку смуглого лица были поразительно правильные. Большие миндалевидные глаза с любопытством взглянули на меня, а тонкая рука поправила копну кудрявых черных волос, ниспадающих на грудь. Я чуточку улыбнулся ей и прошел дальше, увлекаемый неистовым Севером.

Мы вышли и миновали небольшую площадку в центре дома, посреди которой был бассейн, в центре которого бил фонтан. В бассейне с хохотом купались четверо обнаженных молодых людей: два парня и две девушки. Хм, весьма интересно, может, остановимся и освежимся на минуту? Но нет, Кан Север продолжал тащить меня за собой, как нашкодившего мальчугана.

Вскоре, пройдя еще пару переходов, мы вошли в огромную комнату. Здесь тоже было полно статуй и ваз, на стенах висели картины, а возле одной из стен стояло диковинное журчащее устройство, инкрустированное драгоценными камнями. Если я не ошибаюсь, это были водяные часы.

В центре были столы со всякой всячиной, вроде жареного мяса кур и уток, головок сыра, горок яблок и винограда, лепешек и кувшинов с вином. В животе у меня заурчало, ведь я давно уже не кушал, буквально, целую вечность. Еще у стен стояли ложа, похожие на кушетки. Я вспомнил, что древние римляне трапезничали вот так, не вставая с дивана, полулежа.

Но хозяин дома не отличался гостеприимством, во всяком случае, ко мне. Он и не подумал угостить императора.

— Как вы считаете, мои верные соратники? — провозгласил он громоподобным голосом. — Можно ли терпеть далее притеснения со стороны имперской семейки? Мерзкий отец нашего доминуса, Флавий Орест, предатель и клятвопреступник, повернувший против своего благодетеля, Юлия Непота, не желает поддерживать древние традиции нашего государства. Получить от него средства для финансирования скачек на ипподроме сложнее, чем победить Аттилу! Он дает жалкие крохи со своего стола, бросает обглоданные кости, будто бродячим псам! Я вас спрашиваю, сколько нам еще довольствоваться таким жалким положением, нам, патрициям и потомкам древних римских родов? И вот теперь, мало того, что мы терпим притеснения от отца, теперь и его сын, жалкий щенок, пытается что-то вякать? Скоро о нас вообще начнут вытирать ноги, как вы считаете?

Какая, однако, пафосная речь. Я и не ожидал, что этот пузатый дядя может так печься о проведении скачек, будто о дитяти родном беспокоится. Или я чего-то не до конца понимаю в этом мире?

И вообще, это как, можно оскорблять отца императора в присутствии его самого, получается? Где мои войска, где преданные мне люди, которые способны укротить этого властного хозяина колесниц?

Собравшиеся, однако, были полностью согласны с оратором. Они одобрили его речь громкими возгласами, типа: «Верно говоришь, Север!», «Твоя правда!», «Орест просто жадная сволочь и сын шлюхи!» и даже «Отрубить голову Момиллусу, рожденному в лупанарии!».

Однако, господа, не слишком ли далеко вы готовы пойти? Куда это я попал, в самое средоточие заговора?

— Что скажешь, храбрый наш Августул, позор Равенны и всех честных римлян? — ухмыляясь, спросил Кан Север. — Может, ты снова хочешь сказать что-то о моих порциях вина на завтрак и ужин?

Он был пьян и чертовки опасен, пожалуй, даже опаснее тех солдат-варваров, готовых отрубить мне голову там, на улице. В отличие от них, сразу было видно, что это опытный в интригах человек, готовый на многое. Такого не проведешь на мякине.

Я, получается, угодил из огня да в полымя. Спасался от лисиц и угодил к волкам. Делать было нечего, можно хотя бы пока постараться оттянуть время. Главное, добраться до дворца, а вот потом поглядим, кто в доме хозяин. Я изобразил на лице бесподобную улыбку, будто глава прасинов только произнес в мою честь невиданную похвалу и сказал самым медоточивым голосом, на который был способен: