Живи в свое удовольствие! (СИ) - Тыналин Алим - Страница 43

— Что же ты такое вытворяешь, сынок? — спросила она, подойдя ко мне вплотную. Потом досадливо поглядела на Донатину и Родерика и сказала им: — Убирайтесь прочь, мне нужно поговорить с сыном.

— Нет, подождите, — сказал я, остановив их взмахом ладони. — Не уходите, останьтесь. У меня нет тайн от друзей, мама. И я просил называть меня император, неужели это так трудно запомнить?

Мать отступила и посмотрела на меня с ледяным выражением лица. Также смотрели Ульпий и Церера.

— Я тебя не узнаю, — наконец, сказала она. — Ты стал каким-то чужим мне человеком. Я хочу обнять тебя, но что-то останавливает меня, будто ты не мой сын. Что с тобой случилось, Ромул? Почему мое сердце так тревожится, когда я гляжу на тебя?

Сейчас она говорила искренне и не играла на публику. Я пристально поглядел на нее и старался понять, так ли это на самом деле. Наконец, решился поговорить.

— Отойдите ненадолго, — сказал я Донатине и Родерику, а сам отвел мать чуть в сторонку, в небольшое помещение рядом с коридором. Ульпий и Церера вошли вместе с нами, а мои помощники остались в коридоре. — Мама, я хочу, чтобы ты и отец признали во мне императора. Я хочу править сам, с помощью отца, но от своего имени, чтобы он признал во мне равного партнера. Вы можете понять мою позицию?

Мать Флавия Серена глядела на меня со странным выражением лица. Наконец, она спросила, горестно покачав голово:

— Кто ты, что забрал моего сына, любимого и всегда послушного Ромула? Почему ты вдруг так резко изменился, какая собака тебя укусила? Почему ты не хочешь слушать взрослых, а пытаешься все сделать сам? Разве мы тебе враги с отцом? Пойми, он же хочет избавить тебя от участи всех предыдущих императоров, свергнутых и павших от меча гвардейцев. Если ты не будешь вмешиваться в управление империей, а будешь просто сидеть в сторонке, тебя никто не тронет. Как ты не можешь понять, сынок, что тебе лучше вообще не участвовать в таком грязном деле, как политика, ты измажешься в нем дерьмом с головы до ног.

Я поначалу не знал, что ответить, а потом вдруг понял, что это очередная попытка матери завладеть мною и поставить под свой контроль. Они просто не хотят отдавать власть с отцом. Да, зачем это делать, когда под боком послушный и удобный сын, всегда готовый подписать нужную бумагу.

Почему я об этом догадался? Да потому, что теория родителей в корне неверна. Если нас свергнут, то усидеть в стороне мне вряд ли удалось бы, даже если я вел себя тихо и не высовывался. Меня тоже поведут на казнь, как и родителей. Поэтому мне, как более осведомленному и ловкому человеку, с багажом знаний из будущего, предстоит взять в руки все бразды правления.

Так я и объяснил моей матери, которая слушала меня с каменным выражением лица.

— Значит, ты так ничего не понял из моей просьбы, — сказала она и взглянула на меня холодно, по-чужому. — Ты хочешь противостоять нам, твоим родителям. До этой поры я не боролась с тобой в полную силу, думала, что ты натешишься и образумишься, но все зашло слишком далеко. Берегись, Ромул, скоро все изменится и тогда ты сам будешь просить у меня прощения.

Она вышла из комнаты, а за нею и мои сестра с братом. Ульпий сказал напоследок:

— Скоро приедет дядя, он вытрясет из тебя эту дурь, — и тоже вышел из комнаты.

Я поразмыслил немного над словами матери и подозвав Донатину и Родерика, пошел на заседание комитов.

Сегодня собрались не все члены совета, всего восемь человек. Мать отсутствовала, также как и Цинна.

— Первым делом, граждане империи, Римской Западной империи, — сказал я им. — Мне нужно, чтобы вы дали мне денег. Много денег, потому что это требуется для содержания моих воинов. Кроме того, я хочу знать, что вы приготовили на Эквирии? Накануне гонок я хочу провести встречу со всеми партиями, чтобы переговорить с ними и попытаться утихомирить народ. В Равенне и так уже много разброда и шатаний, варвары ходят по улицам и нападают на людей, берут любую понравившуюся женщину и делают с ней, что хотят. Я просил в прошлый раз список всех тех строительных работ, что запланированы на этот год. Я хочу знать это все.

— Знаешь что, малыш, — вдруг сказал один из комитов, бородатый мужчина с отвисшими щеками. — Ты бы лучше поиграл с игрушечными легионерами, прежде чем мешать взрослым людям. Привел во дворец каких-то вонючих засранцев и думаешь, что можешь всем угрожать? Мы все, тут собравшиеся, принадлежим к одним из самых знатный семей Рима, а ты и твой отец — просто-напросто выскочки. Вы ничем не отличаетесь от предыдущих солдатских императоров, которые только и знали, что грабить казну в свою пользу. Тебе, я вижу, нужно тоже самое. Будь я проклят, если буду принимать в этом участие!

Он встал, злобно отпихнув от себя скамейку, с грохотом уронил ее и размашистыми шагами отправился прочь из зала. Вслед за ним встали еще двое сенаторов и запахнув плащи на груди, вышли вслед за щекастым. Да, я планировал провести заседание несколько по-иному, а не так эмоционально. Впрочем, ладно, зато другие, оставшиеся комиты, вскоре согласились с моими требованиями и сказали, что сегодня же принесут мне список строительных работ и план проведения Эквирий.

— Какую сумму выделил отец на проведение этих гонок? — спросил я у них в лоб.

Сначала они мялись и не хотели говорить, а потом один из них сказал, глядя в пол:

— Эквирии обойдутся казне в два миллиона солидов.

Я чуть не свалился со стула от такой суммы. За эти деньги можно было построить два акведука, а учитывая, какие суммы туда закладывались для распила, то и все пять.

— Я понимаю, что империя берет на себя все оплаты гонок, — сказал я. — Так уже повелось издавна. Но что же, неужели часть расходов все равно нельзя отнести на счет партий?

Вопрос был щекотливый, потому что партии трогать никому не хотелось. Дальше поговорить не удалось, потому что в зал ворвался Парсаний. Он закричал:

— Господин, там происходит ужасная драка между схолами. Люди магистра оффиций напали на твоих людей.

Ну вот, не успели вернуться домой, как уже поссорились. Не могут мои парни сидеть спокойно. Впрочем, ладно, это же воины, привыкшие к крови, а не активисты вегетарианского образа жизни. Я вздохнул, похлопал сожалеючи по столу и сказал комитам, сидевшим с вытянутыми физиономиями:

— Меня зовут неотложные государственные дела, уважаемые советники. Сами видите, забот по горло и каждая требует внимания. Посему извиняйте, мне надо идти. Жду ваших документов, о которых мы разговаривали раньше. Их можете передать моему советнику, доверенному человеку, — и указал на Донатину.

Выйдя из зала и оставив бывшего храмового служителя с комитами, я облегченно выдохнул. Как же я не люблю эти совещания и планерки, переливания из пустого в порожнее, сидение на креслах с умным видом, будто бы от этого что-то улучшится. Дела надо делать, а не болтать о них.

Стычка между моими людьми и палатинами произошла на тренировочной площадке, неподалеку от казарм дворцового гарнизона. Хорошо, что здесь, а не где-нибудь на глазах всей придворной своры.

И хорошо, что в этом мире еще нет интернета и телефонов с видеокамерами, чтобы зафиксировать происходящую жесть и распространить по всей Западной и Восточной Римской империям. А то это происшествие сейчас было бы на всех заголовках новостных сайтов. Ладно, это я что-то замечтался, минутка ностальгии о двадцать первом веке.

Между тем, жесть и в самом деле получилась нешуточная. Двое палатинских схолов, из гвардейцев Цинны, неподвижно лежали в луже крови возле мишени для стрельбы из лука.

Судя по всему, все, их можно смело вычеркнуть из легионного списка действующих солдат и внести в графу «погиб при исполнении служебных обязанностей». Еще один стоял рядом, растерянный и раненый, в помятой кирасе, а вся левая рука у него была в крови. Рядом кричали и махали мечами еще пятеро схолов, целых и невредимых, но чертовски разозленных.