СССР: вернуться в детство?.. (СИ) - Войлошникова Ольга - Страница 36

Значит, «... поздравляю днём рождения».

Я снова остановилась. День рождения у папы седьмого. А телеграмму принесут максимум завтра. Заранее поздравлять не принято... Я тяжко вздохнула и порвала бланк, кинула в мусорку с кучкой подобных обрывков. Так. Снова адрес. «Папа приходи срочно Оля» Без точек и запятых обойдёмся, всё лишние денежки. И наш адрес, это уж без оплаты.

Всё. Надеюсь, меня в КГБ не будут приглашать. А то был у нас эпизод. Одна из тёть-Нининых сестёр уезжала в отпуск на юга. Билет в кармане – и тут у неё на даче кот сбежал! Пошёл по кошкам. Двое суток она по всем окрестным садоводствам его металась искала (дело, на мой взгляд, бесполезное) – не нашла. А сын её, взрослый, должен был опять-же из студотряда приехать через пару дней после её отъезда. И вот изнервничавшаяся женщина не придумала ничего лучше, чем по приезде на море сразу побежать на почту и отправить сыну телеграмму. Срочную!

«Найди и накорми кота»

Ну, чисто шифровка.

Я помню, как тётя Нина рассказывала, хохотала. Парня, однако же, вызвали в отдел, объясниться. Кончилось ничем, всё же там не совсем дураки сидят. Точнее, совсем не дураки.

Я встала в коротенькую очередь из двух человек. Женщина-приёмщица работала довольно быстро.

– Скажите, как долго будет идти телеграмма? – спросила я у неё, добравшись до заветного окошечка подачи.

– Обычная – двенадцать часов, – специальным немного гнусавым голосом для мелких служащих ответила мне тётя. – Срочная – три часа. Молния – сорок минут.

Я прикинула. В молнии смысла нет. Папа, поди, на работе ещё. А вот через три часа он как раз придёт.

– Давайте срочную.

– Пять копеек слово, – предупредила меня приёмщица.

– А если обычная?

– Три.

– Нет, срочную давайте, – я протянула бланк.

– На обычном бланке или на поздравительном?

– На обычном.

– Пятьдесят копеек.

Я выложила на блюдечко в окошке две монетки по двадцать копеек и один десято́к. Приёмщица поставила на бланке какие-то свои метки и протянула бланк в маленькое окошко позади себя:

– На-адь! Срочная!

Из окошка высунулась рука, и бланк мой исчез в соседней комнатушке.

Пойду домой, ждать.

НАШ ПАРОВОЗ...

Папа примчался в девять вечера. Приехал с работы – а его сразу телеграммой обрадовали.

– Ну, ты меня напугала! – он подхватил меня на руки. – Я уж решил: случилось что.

– Если бы со мной что случилось, я бы не смогла подписаться, – резонно возразила я. – Зато теперь мы знаем цену связи. Пятьдесят копеек. В следующий раз я буду просто писать: «Оля», это значит «срочно приходи», запомнишь?

– Конечно!

– Ну вот, пятнадцать копеек экономия. Погоди, я сейчас переоденусь быстренько, и пойдём, во дворе поговорим.

– Вечер уже, куда пошли-то? – проворчала бабушка.

– Мы ненадолго, – я всунула ноги с синие войлочные сапожки, которые все называли «прощай, молодость!» и пошагала вниз по лестнице.

На улице было уже совсем темно, но довольно тепло, совсем не по-ноябрьски. Градусов пять, наверное. Минус, естественно.

– Значит так, пап. Книжку я дооформила, получилась она небольшая, но очень информативная. Прям идеальная книжка для вожатого или учителя. Для тренеров в меньшей степени, и в основном благодаря твоим вставкам. Но полезная всё равно!

– Отлично! – подбодрил меня папа.

– Отлично-то отлично. Но вот в чём дело. Не хочу я её в центральное издательство посылать. За Уралом* столько умных кроме нас – пруд пруди!

*Имеется в виду за Уралом от нас,

в европейской части СССР.

– Так-то да, – согласился папа.

– Мы попытаемся здесь издаться, в местном «Восточно-Сибирском издательстве». И всё равно нам нужен будет таран, который нашу книгу пропаровозит в редакции, – я остановилась и подняла голову, заглядывая ему в лицо: – Ты.

Не знаю никого другого, кто с такой силой мог бы кого-либо убеждать. И, главное, в конце люди не очень понимают, почему они согласились, но «добровольно и с песней».

– М-гм.

– Завтра будний день, зайди в редакцию, а? Если повезёт, сразу на редактора попадёшь.

Да и в любом случае он что-нибудь придумает, я даже не сомневаюсь.

– Ну, посмотрим, что получится.

– У тебя обязательно получится! – я с жаром стиснула кулаки. – Я очень в тебя верю!

– Адрес-то какой?

– Ой... наверное, в газете посмотреть можно. В «Восточно-Сибирской правде»? А?

– Ладно, узна́ю.

– А как узна́ешь-то? – я вдруг заволновалась.

– Не переживай, с работы в справочное позвоню.

Ну, всё, теперь у меня точно от сердца отлегло.

Как позже оказалось, «Восточно-Сибирская правда» имела к «Восточно-Сибирскому издательству» весьма опосредованное отношение, сидели они вообще на разных улицах, но папа, как и обещал, позвонил в справочную и всё нашёл.

Путь внутри издательства был обставлен ловушками и капканами, и наш паровоз, можно сказать, прошёл по краю пропасти – едва его не выперли оттуда. Но тут папу заусило, и он подключил своё легендарное красноречие.

Он так смешно мне рассказывал про все эти препоны, так что я хохотала и почти ничего не запомнила, извините. Суть в том, что в конце концов редактор рукопись взял, и даже сразу полистал, и даже согласился, что составлена она толково, неплохо структурирована и прочее. Обещал посмотреть, в общем. «Заходите через две недели».

Две недели благополучно превратились в три и даже с половиной. А потом папа применил к редактору свой коронный приём. Называется «дядя Толя».

Дядя Толя тоже был борец-классик. И в жизни он не боялся ничего, кроме ножа (это отдельная история, и, возможно, я когда-нибудь её расскажу). Был дядя Толя характера мягкого и незлобивого, но отличался весьма крупными габаритами. И иногда, в случае спорных ситуаций, папа по дружбе приглашал его с собой, предупреждая:

– Ничего не говори, просто стой.

И вот, в очередной раз отправляясь в издательство, папа прихватил с собой друга. Дядя Толя разом заслонил солнце в окне и половину редакторского кабинета, а папа вежливо спросил:

– Хотелось бы узнать, как там наша рукопись.

– Весьма неплохая рукопись, – сказал редактор. Дядя Толя переступил с ноги на ногу, и товарищ редактор очень искренне добавил: – Более того, отличная рукопись! Весьма полезна... м-м-м... – он извлёк нашу рукопись из кучи подобных бумаг, – ...педагогам и вожатым, да. Я думаю, для молодых специалистов она будет просто спасением. А этот товарищ – ваш соавтор?

– Возможно, – сказал папа.

– Видите ли, необходимо организовать встречу со всем коллективом авторов. Скажем, на... – редактор заглянул в ежедневник, – третье декабря, на двенадцать тридцать? Устроит?

Папа не знал, устроит ли это всех, и вынужденно согласился.

Остальные отпросились с работы. Пришлось отменить пару уроков, но в школах, на удивление, отнеслись к посещению редакции с трепетным пиететом, и третьего декабря мы все собрались по указанному адресу, в конторе, похожей на прочие виденные мной в будущем издательства, но, пожалуй, сильнее заваленной бумагами – электронки-то нет.

Я осталась в «предбаннике», предшествующем редакторскому кабинету. Здесь тоже стояли кресла с откидными сиденьями, но помягче и поновее, чем на телеграфе. Сквозь неприкрытую дверь прекрасно было слышно весь разговор. Подозреваю, что за четыре дня товарищ редактор ознакомился-таки с рукописью. И счёл её вполне сносной (а она впрямь неплоха, уж сколько я на своём веку методичек перечитала). Он задавал товарищам авторам разные мелкие уточняющие вопросы, и даже наличие несовершеннолетнего соавтора его не смутило. Но когда речь пошла об иллюстраторе, он внезапно засбоил.

– Нет, вы понимаете, коллектив соавторов – это одно. А здесь иллюстратор выступает в единственном числе и я, как редактор, должен...

– Да в чём проблема-то? – громко спросил папа. – Она же здесь. Доча, зайди!