Семнадцатая жена - Страда Дион - Страница 41

Мина сделала шаг вперёд, ей показалось, что она почувствовала, как под ногами чавкнул ковёр. Она посмотрела на Виктора, в её взгляде уже не было растерянности и смятения, в нём был только один вопрос: «Они делали тоже, что и мы?». Парень стоял, прислонившись к стене, сжав ладони изуродованных рук, с бессильной тоской заглядывая в лицо каждому из двенадцати молодых людей, отдавших свои жизни, чтобы спасти себя и многих других, которые ни о чём не подозревали.

Он поднял глаза на Мину и прочитал в них вопрос, а в следующий миг в открытые окна ворвался вой сирены и скрип тормозов, раздались частые и сильные удары в парадную дверь. Виктор, как был, с нехарактерной для него резкостью и скоростью, в два больших шага приблизился к окну и выпрыгнул в него. Девушка бросилась за ним и, едва не поскользнувшись на багровом месиве, перегнулась через подоконник. Прыжок с высокого второго этажа дался парню не слишком удачно, но, не смотря на это, он пытался бежать как можно быстрее. Прихрамывая и западая на правую ногу, Виктор пересекал задний двор, утопающий в нестриженой зелени. Когда он перелезал через забор, его увидели полицейские и кинулись за ним, но Виктор, спрыгнув по ту сторону кованой изгороди, затерялся в лабиринте заброшенных построек. Мина всё также стояла и смотрела в окно, когда в комнату ворвались полицейские и в немом ужасе замерли на пороге. На поиск организатора Белфастской секты были брошены все силы Европола.

За окном моросил мелкий дождик, было начало весны, снег уже везде растаял, и стояла самая противная погода, какую можно представить: хмурое небо, ещё не проснувшиеся от зимней спячки голые деревья, непрекращающаяся изморозь и серый, угрюмый город. В центре кружка из пяти человек, трёх девушек и двух парней, сидящих на полу скрестив ноги, сидел Виктор и своим тихим и спокойным, но уверенным голосом вёл беседу. Мина нашла это обшарпанное здание далеко не сразу, в городке среднего размера на востоке Германии. Многоквартирный шестиэтажный дом стоял ближе к окраине, в бывшей промышленной зоне, и своим видом и убранством был куда скромнее, чем особняк в Белфасте. Квартира располагалась на третьем этаже, и состояла из узкого коридора, пропахшей чем-то невкусным кухни, холодной ванны, двух узких грязных комнатушек и большой залы, в которой даже когда-то мыли пол, и где сейчассидели молодые люди. Как они вшестером жили здесь, Мина не хотела даже думать. Откуда интересно у Виктора вообще деньги на съём жилья?

Он был искателем, следопытом и проводником. Асфодель и два её брата спасли Виктора из рук своих собственныхслуг и помогли ему раскрыть свой талант — талант видеть дальше, смотреть на звёзды и находить тропинки в Млечном пути, зная каждое отдельное дерево, видеть за ним лес. Парень помогал древним и непонятным существам из мрамора находить таких же людей как он, указывать им путь в изменчивом и непостоянном мире иллюзий, кажущегося и предчувствуемого, мире всего и ничего, и искал вместе с ними. Мина смутно представляла, что или кого они разыскивают. Она принимала в этом участие и, когда была одним целым с другими парнями и девушками, слилась с ними в единый пульсирующий шар разума и чувств, она понимала, что делает, но теперь это ускользнуло от неё. Виктор не дал ей понять этого, но если бы она поняла, то уже не смогла бы вернуться, путь назад оказался бы перекрыт осознанием невероятного и всеохватывающего, того, что не было ни добром ни злом, но что было так необходимо Асфодель и её страннымсобратьям. Зачем он оборвал эту нить? Зачем он показал ей и продолжает показывать то, что произошло за эти десять лет? Он не захотел быть с ней вместе в мире ощущений, где не важен возраст и травмы тела и души, где тебя объединяет с другими общая и, пускай иллюзорная, обманчивая и лицемерная, но такая прекрасная для восприятия цель. Может коллективное самоубийство в Белфасте оказалось всего лишь неудачей, однако как она, Мина, могла назвать смерть двенадцати людей в самом начале их жизненного пути «всего лишь неудачей». Виктор показал ей её судьбу, он не хотел однажды утром прийти в дешёвую квартирку или запущенный особняк и увидеть её скорченное, бездыханное тело на грязно-буром полу. Парень мучился и страдал, он сотни раз видел эти картины и ничего не мог изменить, его доброта и сострадание к трагедии Асфодель, искажённые и направленные в выгодное ей русло, сделали его невольным убийцей. Парень видел все эти смерти, видел кровь на своих руках и терзался этим, уничтожал себя изнутри. Но свернуть с пути не мог, его не пускали.

И что произойдёт сейчас, эти пять человек как и их сверстники в Англии похватают ножи и вскроют себе вены? Они, спокойно и умиротворённо сидящие кружком вокруг своего наставника, внимающие его голосу, идущие за его звуком ввысь и вширь, оставляя квартиру, город и Европейский Союз где-то далеко внизу. Горизонт уходит, небо поднимают вверх, словно ты муха, сидевшая под перевёрнутой чашкой, которую, наконец, подняли, и ты с громким жужжанием устремился вверх, на солнечный свет. Виктор уже молчит, глаза закрыты, он сосредоточен, мышцы лица напряжены, парень застыл как восковая фигура, и его ученики замирают один за другим, следуя уже внутреннему голосу. Сейчас должно было что-то произойти, и оно произошло, быстро и просто.

Треск выбиваемой входной двери оглушил сильнее, чем выбитое в комнате окно. Люди в бронежилетах быстро заполнили комнату, схватили Виктора и заломили ему руки, повалив лицом в пол, покрытый грязными разводами. Он ещё не пришёл в себя, он ничего не видит и не слышит, его разум где-то далеко. Безотчётная истерика накрывает помещение, чувства искажаются, ощущается присутствие огромного и спящего существа. Две девушки разрыдались, они прижались друг к другу, обхватив руками, словно удерживали и боялись потерять. Ещё одна сидит отрешённой, никак ни на чтоне реагируя, словно игрушка, в которой сели батарейки, невидящий бесцветный взгляд направлен в одну точку, мужчина из группы захвата пытается привести её в чувство и трясёт за плечо. Один из парней безудержно хохочет, повалившись на пол, он задыхается, переходя на стоны и хрип, но продолжает смеяться неестественным и мерзким смехом, словно кто-то стучит по металлическим трубам. Другой, закричав, попытался убежать, но его схватили, и теперь с трудом удерживали брыкающееся и сопротивляющееся безумное тело. Их разум и мысли остались во власти несуществующего мира и фантомных мечтаний, тела остались лишь комком нервов и сосудов, вместилищем жизни, но не души.

Мина продолжала оставаться в комнате, наполненной смехом, слезами, криками и ужасом, люди в бронежилетах и шлемах не знали, что им делать. Чувства девушки постепенно окружил больничный стерильный холод, её сдавили мягкие стены и железные решётки, из-за которых проступал другой холод — тюремного отчуждения и лишений.

За большим окномоседали на потрескавшийся асфальт ленивые белые мухи, первые этой тёплой зимой, наконец заглянувшей в лабиринты бетонных руин Детройта. Раскопки дворца царя Миноса выглядели куда уютней, чем этот полу заброшенный город, запущенный памятник промышленного краха. За пыльным стеклом с посеревшими жалюзи грязная улица с редкими прохожими постепенно скрывалась под тонким ажурным покрывалом. Дом напротив заколочен, вывеска магазина облупилась и опасно покосилась, вокруг давно разбитого фонаря собиралась толпа мальчишек, они громко разговаривали, так что обрывки фраз долетали до Мины, сидевшей на вытертом диване в тёмном кафе. Кроме неё в помещении, освещённом пробивавшимися сквозь тучи и немытое окно лучами тусклого солнца, сидело трое мужчин, о чём-то споривших посреди зала, в дальнем углу, положив голову на стол и подложив под неё руки, спала женщина в старом пальто крикливой расцветки. А хозяйка всего заведения стояла за кассой, грузная и не молодая, выполнявшая обязанности повара, официантки, уборщицы и вышибалы.

По улице с шумом проехал автомобиль, крики мальчишек стали громче, и кто-то даже свистнул, лязгнула входная дверь, и трое мужчин на полминуты притихли, обернувшись на нового посетителя, даже универсальный солдат общественного питания поднял брови и с лёгким удивлением оценивающе рассматривал нарушителя течения устоявшейся будничной рутины. В кафе зашла среднего роста молодая девушка, слишком необычная для этого забытого города. Бледная кожа удлинённого лица контрастировала с обрамлявшими его чёрными волосами, но чёрными не как крыло недоброй птицы, а поблекшими, покрытыми угольной пылью. Они доходили до плеч, угловатость которых была призвана скрыть короткая тонкая красная куртка с капюшоном. Мина с удивлением смотрела на девушку, выглядевшую небогато, но слишком опрятно для Детройта, какое происшествие могло занести её в этот край.