Настоящая королева - Киз Грегори - Страница 59

Теперь их нет. Однажды ей показалось, как она слышит шепот Фастии “мама” в Тенистом Эслене, но потом шепот исчез, и больше ничего не осталось от ее красивых дочерей, лишь тела в гробах.

Однако Энни удалось уцелеть. Энни, чьи проказы часто были больше чем капризами, которая никогда не считалась красавицей и все свое детство пыталась не иметь никакого отношения к делам семьи.

Энни, которая, как Мюриель иногда казалось, ее ненавидела. Энни, которая сейчас нуждалась в ней, как никогда прежде.

Почему она покинула единственную оставшуюся в живых дочь?

Может быть, она просто не могла остаться?

У нее за спиной тихонько кашлянула Элис.

— Я готова, благодарю, — сказала Мюриель.

Солнце едва поднялось над горизонтом, когда Мюриель встретилась с Беримундом во дворе. Щеки молодого человека раскраснелись, но глаза заметно потускнели.

— Не могу поверить, что вам удалось проснуться, — сказала Мюриель. — Я поражена.

— Практика, — ответил Беримунд. — Долгая практика с самого детства.

— Благодарю вас за то, что вы не забыли мою просьбу.

— Ах, вот вы о чем, — сказал принц. — Еще есть время изменить планы.

— Но почему? Я хочу встретиться с вашим отцом.

Беримунд кивнул, казалось, он хотел что-то сказать, но в последний момент передумал.

— Костюм для верховой езды вам очень идет, — наконец, сказал Беримунд.

— Спасибо, — ответила Мюриель. — Это необычное платье.

Платье по покрою походило скорее на доходящую до колея кольчугу с разрезами спереди и сзади, связанную из толстой шерсти с узором из змей, соколов и всадников золотых, красных и коричневых цветов. Рукавов не было, поэтому Мюриель, чтобы соблюсти приличия, надела под платье темно-коричневую рубашку и нижнюю юбку.

Высокие ботинки на шнуровке, которые ей пришлось натянуть поверх шерстяных чулок, украшали волчьи головы. Ей такой наряд показался глупым и варварским и сначала она решила, что ей предложили его надеть, чтобы еще раз унизить.

Однако Беримунд был одет точно так же.

— Вы назвали платье необычным, — с усмешкой сказал он. — Я чувствую, что вы старались выразиться помягче.

— Просто фасон платья показался мне незнакомым, вот и все.

— Он появился недавно. Мой отец интересуется древними временами. Его ученые пришли к выводу, что горные племена ближе к нашим уважаемым предкам, чем мы, живущие в городах. Поэтому нам следует перенимать у них некоторые обычаи, например фасоны одежды.

— Понятно. Вот уж не думала, что горные племена носят шелковые рубашки из Сафнии.

— Естественно, мы не всегда так одеваемся.

— Когда я впервые попала в Эслен, мужчины предпочитали носить шерстяные шляпы с вислыми полями, вроде тех, что были на братьях Крессон во время сражения при Равенмарк Волд. Теперь это кажется глупым.

— Я бы не стал делать таких сравнений, — холодно сказал Беримунд. — Или называть нашу моду глупой. Разве плохо чтить добродетель своих предков?

— Вовсе нет, — ответила Мюриель. — Я бы хотела, чтобы ваш отец и вы почаще о ней вспоминали, ведь именно она подарила нам древний договор о посольствах.

Беримунд заметно поморщился, но ничего не ответил.

— Так мы отправляемся на охоту? — спросил он.

Лошадиная сбруя также показалась Мюриель странной, к седлу ее коня был приторочен колчан со стрелами и копье с наконечником в форме широкого листа.

Снаряженные таким образом, она, Беримунд и шестеро их спутников выехали из Хаухэйма через Гилдгардс, симпатичный квартал с множеством садов. Она спросила Беримунда о садах.

— Гильдия купцов получила землю на территории города для ведения сельского хозяйства, — объяснил он. — В хорошие времена они продают излишки и получают прибыль. Когда Кейтбаург осаждают враги, купцы снабжают короля. В любом случае город становится красивее, вы согласны?

Мюриель не возражала. Вскоре они проехали через ворота Гилдгардс и оказались за городом среди ячменных полей и крестьянских деревушек. Еще через колокол они скакали в низинах возле реки, а потом добрались до Тизансвалта — охотничьего заповедника Маркомира, огромного леса, ухоженного, как парк. Вскоре они въехали в лагерь, разбитый вокруг большого шатра. Группа всадников, среди которых были мужчины и женщины, напоминала небольшую армию, и все они были одеты так же, как Мюриель и Беримунд.

Беримунд спешился, взял за поводья лошадь королевы и повел к шатру.

Маркомир поразил Мюриель. Она встречались с ним всего один раз, ей едва исполнилось четырнадцать, когда он посетил двор Лири. В то время ему уже было за пятьдесят, но Мюриель поразила его физическая сила, она даже немного влюбилась в короля Ханзы и старалась проводить побольше времени в его обществе.

Даже сейчас она прекрасно помнила, каким он был.

Однако с тех пор король сильно изменился — он весь высох, плечи стали узкими и сутулыми. Время обошлось с монархом так жестоко, что Мюриель узнала его только после того, как их официально представили друг другу. И еще он как-то выцвел. Если бы Мюриель не была знакома с ним прежде, она бы решила, что он альбинос. Ко всему прочему, он постоянно дрожал, как от озноба.

Но когда Мюриель встретила его взгляд, она почувствовала прежнюю волю. Да, силы оставили старое тело, сосредоточившись в глазах. И эти бледные радужные оболочки смотрели на нее так, что королева почувствовала себя маленькой, словно ячменное зерно, и совсем незначительной.

— Отец, — сказал Беримунд, — разрешите представить вам Мюриель Отважную, вдовствующую королеву Кротении, мать королевы Энни I.

Маркомир продолжал молча смотреть на нее.

— Я пригласил ее на охоту, — добавил Беримунд.

— Что тебе здесь нужно, ведьма? — спросил старик. Чары развеялись; дрожащий старческий голос совсем не соответствовал взгляду. — Ты пришла сюда, чтобы меня убить? Таковы твои намерения?

Мюриель лишь расправила плечи, посчитав, что такой вопрос не нуждается в ответе.

— Отец! — воскликнул Беримунд. — Не будьте таким грубым. Эта леди…

— Молчи, щенок, — прорычал король. — Я же говорил тебе, что не хочу ее видеть. Зачем ты ее привел?

— Вы сказали, что я не могу представить ее вам при дворе, — ответил Беримунд. — Однако про охоту вы не ничего не сказали.

— Что дважды два четыре, я тоже не сказал, — проворчал Маркомир. — Ты прекрасно понял мои желания.

Он повернулся к Мюриель.

— Но раз уж вы здесь, позвольте мне все объяснить. Я не считаю вашу дочь-колдунью королевой, боле того, ей никогда не стать королевой. Она выпустила на свободу неслыханный ужас, и миру теперь угрожает страшный конец. Меня не обмануть словами; бесполезно обещать дары или уступки. Будет предсказанная битва, великая война против зла, и мы — вместе со святой Церковью — восстанем против вашей темной госпожи и отправим вас всех обратно в бездонную пропасть.

Глядя на бегущую по его подбородку слюну. Мюриель решила, что с нее хватит.

— Если бы я знала, — начала она, — что ваше величество превратился в жалкого лжеца, который рядится в святые одежды, чтобы скрыть свою жадность и стремление к власти, которые вы лелеяли десятилетиями, то ни за что бы не пришла сюда в надежде на разговор. Вы достойны презрения, Маркомир. Порядочный человек прямо признал бы, что жаждет власти, но вы, словно маленький ребенок, выдумываете сказки, чтобы скрыть свои подлинные намерения, и это делает вас еще гнуснее. Вы одеваете ваших придворных в честь своих возлюбленных предков, но в их истлевших костях больше чести, чем во всем вашем теле. Пойте свои церковничьи песни и играйте на арфе святости, но я знаю, кто вы — вам и самому это хорошо известно — и никакие войска, никакие победы, одержанные вами, ничего не изменят. Я прибыла в Ханзу в надежде увидеть мужчину. А увидела это. Грустно и мерзко.

На бледном лице Макромира появился румянец. Он задрожал еще сильнее.

— Моя дорогая невестка, — послышался голос у нее за спиной. — Ты все еще знаешь, что сказать, чтобы завоевывать сердце мужчины.