Смерть на ипподроме - Френсис Дик - Страница 6
- Предыдущая
- 6/65
- Следующая
– В этом-то, я думаю, все дело, – заметила Джоан. – Он решил, лучше смерть, чем потеря положения.
– Похоже на то.
– Надеюсь, когда тебе придет время уходить в отставку, ты сделаешь это не таким радикальным способом. – Я улыбнулся, а она добавила:
– А что ты будешь делать, когда придется все-таки уйти?
– Уйти? Я же только начал!
– А через четырнадцать лет ты станешь сорокалетней посредственностью, потрепанной, ожесточившейся... И будет слишком поздно изменить жизнь. Да и жить останется нечем, кроме никому не интересных лошадиных воспоминаний! – Такая перспектива вызвала у нее раздражение.
– Ну а ты, в свою очередь, станешь пожилой толстой дублершей-контральто, жутко боящейся потерять форму. А твои драгоценные голосовые связки с каждым годом будут становиться все менее гибкими.
Она засмеялась.
– Как мрачно! Что ж, я постараюсь не осуждать больше твою работу за то, что она лишена будущего.
– Но будешь осуждать ее из других соображений?
– Конечно. Ведь в самой основе своей это пустое, непроизводительное, развлекательное занятие, лишь побуждающее людей выбрасывать деньги и время на ветер.
– Так же, как и музыка, – согласился я, – За это ты будешь мыть посуду, – сверкнула она глазами, вставая и собирая тарелки, Пока я, допустив самую страшную для семейства Финнов ересь, отбывал наказание, Джоан снова взялась за портрет. Но близились сумерки, и, когда я явился с мирным предложением в виде свежезаваренного кофе, она согласилась оставить на сегодня свою работу.
– Ты не возражаешь, если мы включим на четверть часа телевизор?
– Кто играет? – машинально спросила она. Я вздохнул.
– Никто. Будет передача о скачках.
– А-а, пожалуйста, – улыбнулась она. – Раз тебе нужно. Я включил телевизор. Мы посмотрели хвостик эстрадного представления, и после порции рекламных объявлений наконец раздались будоражащие и настойчивые начальные аккорды "Майора, скачущего галопом". На экране замелькали мчащиеся лошади – обложка еженедельной четвертьчасовой передачи "На скаковой дорожке".
Появилось знакомое, небрежно улыбающееся, красивое лицо Мориса Кемп-Лора, В своей обычной приятной манере он представил гостя сегодняшней передачи – известного букмекера – и объявил, что речь пойдет о том, как подсчитываются суммы ставок и выигрышей. "Но прежде всего я хотел бы отдать должное памяти Арта Мэтьюза, жокея стипльчеза, принявшего смерть из собственных рук сегодня, на скачках в Данстэбле.
Многие из вас видели, как он скачет, и вы разделите со мной потрясение из-за того, что такая долгая и успешная карьера внезапно оборвалась так трагически. Арт, хотя и не был чемпионом, числился в шестерке лучших жокеев страны по стипльчезу. Его прямой, несгибаемый характер будет служить прекрасным примером для молодых жокеев, только вступающих на свой путь..."
Джоан, подняв бровь, покосилась на меня, а Морис Кемп-Лор, аккуратно закруглив свой блестящий некролог Арту, снова представил букмекера. И тот наглядно и увлекательно продемонстрировал, как нужно поступать, чтобы выиграть. Его рассказ, иллюстрированный кинокадрами и мультипликацией, вполне соответствовал высокому уровню передач Кемп-Лора.
Поблагодарив букмекера, Кемп-Лор закончил обзором скачек следующей недели. Он не указывал, как лошадь может победить, но давал кое-какие отрывочные сведения о людях и лошадях, разумно считая, что так публика будет больше заинтересована результатами скачек. Его рассказы об участниках интересны, забавны, и он приводит в отчаяние спортивных журналистов, умудряясь опередить их с какой-нибудь занятной историей...
Изображение померкло под звуки "Майора, скачущего галопом", и я выключил телевизор. Джоан спросила:
– Ты смотришь это каждую неделю?
– Мне необходимо. Гостями передачи часто бывают люди, которых я знаю...
– А мистер Кемп-Лор мастер своего дела?
– Еще бы! Он на этом вырос. Его отец еще в тридцатых годах выиграл Большой Национальный Приз. А сейчас он важная шишка в Национальном Комитете по конному спорту. – В ответ на ее недоумевающий взгляд я пояснил:
– Это административный орган, которому подведомственны скачки с препятствиями.
– А-а! А сам Кемп-Лор выигрывал какой-нибудь Национальный Приз?
– Нет. По-моему, он вообще не ездит верхом. У него от лошадей астма, что ли... Он часто бывает на скачках, но мне с ним разговаривать не приходилось.
Скачки никогда особенно не трогали Джоан, а тут ее интерес и вовсе угас.
Прозвенел дверной звонок. Она пошла открывать и вернулась в сопровождении мужчины с незаконченного портрета. Это был один из тех двух. Он все еще продолжал волновать ее. Уверенно обняв Джоан за талию, поцеловал ее и кивнул мне.
– Ну, как прошел концерт? – спросила она. Он играл партию первой скрипки в Лондонском симфоническом оркестре.
– Так себе, – ответил он, – Моцарт прозвучал неплохо, если не считать того, что какой-то идиот начал аплодировать после замедления и испортил переход к аллегро.
Джоан сочувственно поахала. Я встал. Мне неприятно было видеть, как хорошо им вдвоем.
Зевнув, он пожелал мне доброй ночи, снимая при этом черный галстук и расстегивая воротничок рубашки.
Я вежливо ответил: "Доброй ночи, Брайан!", а про себя подумал: "Чтоб ты сдох!"
Джоан проводила меня до двери. Ее силуэт четко выделялся на фоне мягко освещенной комнаты, где Брайан, усевшись, снимал туфли.
Я сказал ровным голосом:
– Спасибо за бифштекс.., и за телевизор.
– Приходи еще.
– Обязательно.
– А как Паулина?
– Замуж собирается. За сэра Мортона Хенджа. Джоан рассмеялась.
- Предыдущая
- 6/65
- Следующая