По рукоять в опасности - Френсис Дик - Страница 12

• Предыдущая
• 12/18
• Следующая

Платежный день на пивоваренном заводе, как и на большинстве предприятий, – пятница. Из офиса Тобиаса я по телефону договорился о профессиональных услугах мадам посредницы, а также о своем визите в банк следующим утром.

Тобиаса я спросил, сколько необходимо денег, чтобы удержать корабль на плаву, пока кредиторы смогут начать операции по его спасению – если, конечно, захотят, – и Тобиас любезно, сославшись на книгу счетов «Кинг Альфред'с Бревери», назвал сумму, которая показалась мне вполне достаточной, чтобы у Айвэна случился новый сердечный приступ.

– Вам остается только сделать все, что в ваших силах, – и ваша совесть будет чиста, – заметил Тобиас, возясь с очередной зубочисткой. – Вы ведь нисколько не виноваты в том, что пивоваренный завод оказался в такой трудной ситуации. Но, кажется, вас втянули в это дело по рукоять. От этой по-свойски сказанной фразы я чуть не вздрогнул, однако заставил себя улыбнуться. «По рукоять». Вот именно. Последние пять лет я в известном смысле все время был «по рукоять» в опасности. Пять лет понадобилось, чтобы эти вчерашние ублюдки добрались до двери моей хижины.

– Да, кстати, – сказал я, – насчет этой скаковой лошади. Так кому же все-таки она принадлежит?

Тобиас нахмурился:

– Вам надо спросить об этом у сэра Айвэна. В списках имущества завода Гольден-Мальта нет. Ежегодных заявок на переоценку не поступало, как если бы это было офисное оборудование, но завод платил за тренинг и защищал эти выплаты от налогообложения как расходы на рекламу. Я уже говорил и повторю еще раз: вам надо разобраться с этим самому.

В течение следующего часа он просмотрел со мною вместе счета за последний год – статью за статьей. Из объяснений Тобиаса я понял, что если бы не вероломство финансового директора – сотрудника пивоваренного завода, отвечающего за оборот наличности, производство пива было бы таким же прибыльным, каким было всегда.

– Самое лучшее достояние завода – главный пивовар, – сказал Тобиас. – Не потеряйте его.

– Я ничего не смыслю в пивоварении, – беспомощно сказал я.

– От вас это и не требуется. Вы верховный стратег. Просто я как постороннее лицо даю вам добрый совет. И могу сказать, что пивоваренный завод – это участник рынка, ощутимо оживившийся с тех пор, как к делу приступил этот замечательный мастер своего дела.

– Благодарю вас. – Вы выглядите очень устало, – сказал Тобиас.

– Я никогда не был силен в расчетах.

– Не волнуйтесь. Вы все делаете правильно.

Он положил передо мной бумаги, которые я должен был подписать. Я внимательно прочел их, стараясь во все вникнуть как можно глубже, но во многом доверился Тобиасу Толлрайту. Вот так же, вне всякого сомнения, Айвэн доверял своему финансовому директору.

– Желаю вам удачи в ваших завтрашних переговорах с банком, – сказал Тобиас, сложив подписанные бумаги вместе и обсасывая свою очередную зубочистку. – Не позволяйте им схватить себя за горло.

А схватят, так не они первые, подумал я и спросил:

– Вы пойдете туда со мной? Он покачал головой:

– Это ваша обязанность, не моя. Могу лишь еще раз пожелать вам удачи.

– У меня к вам еще один вопрос... – сказал я.

– Да.

– Как удобней добраться отсюда до Ламборна, если не на машине?

– На такси.

– Это дорого.

– Ах, – всполошился он, – я и не подумал. Автобусом до Ньюбери, а оттуда автобусом до самого Ламборна. – Он запросил расписание движения автобусов из приемной. – Автобус из Ньюбери до Ламборна отправляется в пять сорок пять.

– Спасибо.

– Вам бы не помешало обратиться в амбулаторное отделение Королевского Беркширского госпиталя, – напоследок, уже прощаясь со мной, сказал Тобиас.

Ни в какой госпиталь я не пошел, а вместо этого поспешил на автобус до Ньюбери. Приехав туда, я еще успел купить себе джинсы на деньги, полученные от матери, и переоделся в туалете на автобусной станции. Благодаря этому я прибыл в Ламборн в несколько более приличном виде. Впрочем, в Ламборн я предпочел бы вообще не приезжать, независимо от своего внешнего вида.

Подготовкой лошадей отчима, а также лошадей моего дяди Роберта занималась в Ламборне молодая женщина по имени Эмили-Джейн Кокс.

Увидев меня, она спросила:

– Какого черта тебе здесь надо?

– Ищу приюта.

– Ненавижу тебя.

В действительности она не испытывала ко мне ненависти. Ее ненависть была, во всяком случае, не сильнее, чем мои чувства к ней, которые можно было бы в худшем случае назвать вожделением, а в лучшем – преклонением рыцаря Круглого стола перед своей дамой. Ладно бы еще ненависть или любовь – мы вплотную подошли к той черте, за которой начинается равнодушие и безразличие друг к другу.

Я шел сюда от автобусной станции, буквально волоча ноги. Когда я появился, Эмили как раз заканчивала вечерний обход коней, проверяя состояние каждой из пятидесяти лошадей, вверенных ее попечению.

Завистники злословили, что она унаследовала свои конюшни и процветающий бизнес от знаменитого отца, но собственное умение Эмили позволило ей успешно продолжить дело, и тренинг лошадей, становившихся победителями скачек, охотнее всего доверяли именно Эмили-Джейн Кокс.

Эмили любила жизнь, любила лошадей и конный спорт, была уважаема знатоками дела и преуспевала. А когда-то она любила еще и Александра Кинлоха, но не захотела пожертвовать карьерой ради уединенной жизни на голой, холодной горе.

– Если ты любишь меня, – говорила она Александру Кинлоху, – живи в Ламборне.

И я прожил с ней в Ламборне почти шесть месяцев и за все это время не написал ни одной хорошей картины.

– Ничего, – утешала она меня поначалу, – женись на мне, и все будет хорошо.

Я женился на ней и через некоторое время ушел от нее. Эмили никогда не называлась моим именем, а стала просто миссис Кокс.

И вот теперь я снова здесь, и Эмили снова спрашивает меня:

– Нет, все-таки – что ты делаешь здесь?

– У Айвэна был сердечный приступ. Эмили нахмурилась:

– Да, я читала об этом в газетах. Но он уже поправился, разве не так? Я звонила туда, и твоя мать сказала мне, что оснований для беспокойства больше нет.

– Он все еще нездоров и просил меня присмотреть за его лошадьми.

– Тебя? Присмотреть за ними? – удивилась Эмили. – Ты же в этом ничего не смыслишь.

– Он только сказал...

Она пожала плечами и перебила меня:

– Ну, тогда все в порядке, и ты можешь быть спокоен.

Отвернувшись от меня, она пошла к двери, возле которой кто-то из конюхов поставил ведро воды. У Эмили были темные волосы, подстриженные так, что охватывали ее голову, как шапка. Женщины с такой фигурой, как у Эмили, лучше смотрятся в брюках. Мы с ней родились в одном городе и чуть ли не в один и тот же день. И в двадцать три года без колебаний вступили в брак. Она всегда оживленно, с энтузиазмом говорила, что с годами усиливается чувство ответственности и стремление к успеху. Я, влюбленный, восхищался ее неиссякаемой энергией, но эта энергия поглощала и подавляла мою собственную. Даже если бы я до сих пор любил Эмили, то все равно не смог бы смириться с присущей ей привычкой командовать. Мы ссорились бы, если бы я остался с ней, и враждовали бы, если бы я когда-либо попытался вернуться. Для нас лучше всего было сохранять нейтралитет и не соперничать. С тех пор, как я ушел от нее, мы встречались всего четыре раза, но не в Ламборне. И никогда не оставались наедине друг с другом.

Айвэн держал в конюшне у Эмили трех лошадей. Эмили показала мне двух ничем не примечательных гнедых и одну – светлую, яркую гнедую. Это и был Гольден-Мальт. Его броская «внешность» немного встревожила меня. Белые носки на передних ногах и яркое белое пятно под ноздрями – большой плюс для рекламы пива. Но не так-то просто упрятать такую лошадку, чтобы никто ее не нашел.

– Он заявлен на «Золотой кубок короля Альфреда», – с гордостью сказала Эмили, похлопав Гольден-Мальта по лоснящейся шее. – Айвэн хочет выиграть скачки, которые сам же и спонсирует.

• Предыдущая
• 12/18
• Следующая