Конторщица 5 (СИ) - Фонд А. - Страница 6

В общем, если в двух словах, то Щука решила проявить конформизм и подлизаться ко мне. Наладить отношения, так сказать.

— И вот что я скажу насчет Кашинской, — в заключении сказала Щука, одарив меня улыбкой голодной акулы. — Я бы с этой дамой держала ухо востро. Сдается мне, что её отсутствие на летучке не просто так.

Когда Щука ушла, я крепко задумалась: что-то в её словах, конечно, было рациональным, но моё личное отношение к самой Щуке заставляло меня внутренне не соглашаться.

До обеда Кашинская так и не появилась.

Зато я моментально нашла её во время обеда, когда вошла в столовую. Она спокойно сидела за столиком вместе с двумя метрологами, и весело им улыбалась.

Я нагрузила поднос едой: взяла рассольник, тушеные овощи и компот, и подошла к их столику:

— Приятного аппетита, товарищи, — вполне вежливо сказала я, ставя поднос на стол.

Мне нескладно ответили.

— Татьяна Сергеевна, у вас что-то случилось? — спросила я, — почему вас на совещании у директора не было?

— Каком совещании? — удивлённо спросила Кашинская, и я чуть компотом не поперхнулась.

— Вчера мы готовили с вами график мероприятий для того, чтобы озвучить Ивану Аркадьевичу. На утреннем совещании, — напомнила я, сдерживаясь изо всех сил.

— Лидия Степановна, вы говорили, что будет совещание, но откуда я могла знать, что я тоже должна туда пойти? — пожала плечами Кашинская и пододвинула к себе тарелку с омлетом.

— Н-ну, может быть, я не доступно донесла, — задумалась я, хотя вроде раза три говорила, Зоя вон пришла. Но, с другой стороны, глядя, как Кашинская мило болтает с ребятами из метрологического, вряд ли скажешь, что она злостный симулянт.

Нет, мне явно нужно немного передохнуть, а то Зое насоветовала перезагрузиться, а сама видимо переутомилась и тупо косячу.

После обеда я велела Кашинской принести мне отпечатанный список приглашенных на мероприятие и отправилась с ним к Ивану Аркадьевичу.

Он, как обычно, был занят, раздражен и много курил.

— Иван Аркадьевич, вот этот список, — положила бумажку ему на стол я и принялась каяться, — очевидно, мы с Татьяной Сергеевной не поняли друг друга. Но список был подготовлен ещё вчера.

— Да я верю, что вчера, — затушил в пепельнице сигарету Иван Аркадьевич и потянулся за другой, — просто дисциплину не надо нарушать, Лида. Порядок есть порядок. Для всех.

— Я понимаю, — понурилась я, — это я виновата, переутомилась наверное и не донесла информацию до Кашинской. Иван Аркадьевич, а что, если я пару дней отгулов возьму? Мы завтра с Риммой Марковной в Малинки едем, грибы собирать и капусту солить. Так я их со Светкой в воскресенье обратно в город закину, а сама в деревне ещё дня два посижу. Если что, телефон там в соседнем доме есть.

— Добро, — согласно кивнул Карягин, — раз надо — пойдём навстречу. Напиши заявление на отгулы, и чтобы в среду была как огурчик.

Я счастливо выдохнула. Красота!

Вечером того же дня.

— Иван Аркадьевич, я буквально на секунду, — сказал Альбертик, просачиваясь в кабинет.

— Что опять случилось? — недовольно поднял голову от экономических сводок хозяин кабинета.

— Нужно акт подписать, — торопливо подсунул бумажку Альбертик, — остальные уже все подписали.

— И Акимовна?

— Да.

— А оставить у секретаря не мог?

— Мне сейчас надо… очень прям надо.

— Ладно, давай, — вздохнул Иван Аркадьевич и ворчливо добавил, — что-то дал я вам всем волю. Разбаловались окончательно. Одна на планерку не явилась, второй с любой ерундой туда-сюда бегает. Ох, грехи мои тяжкие…

— Это вы про Кашинскую? — вкрадчиво поинтересовался Альбертик и сразу добавил. — А, знаете, может она и не виновата. Может, это Лидия ей не сказала.

— Ты это к чему? — нахмурился Иван Аркадьевич.

— Да так, просто, — потупился Альбертик, — забыла передать, может. Или не посчитала нужным…

— Ненавижу эту гадину! Убил бы! — пожаловался товарищ Иванов Ваське Егорову, разливая по рюмкам остатки портвейна. Пустая бутылка отправилась к остальным двум, под стол.

— Зря ты на неё так, — не согласился порядком уже захмелевший Василий.

Они сидели в кабинете и предавались возлиянию, по древней как мир мужской традиции обмывая вступление Иванова на новую должность. И хоть это было не повышение, а по сути, наоборот, традиции нарушать было не принято.

Несколько раз отрывисто бамкнуло — ходики на стене показали восемь вечера. Васька поднял рюмку и, расплёскивая содержимое на застеленный газетой стол, где лежали остатки порезанного крупными кусками хлеба, пару кусочков докторской колбасы и половинка большого желтоватого огурца, заплетающимся голосом сказал:

— Нормальная же баба. Чуть с придурью, конечно. Но где ты сейчас баб без придури видел?

— Да, все они — сучки, — с готовностью поддержал коллегу Эдичка. — Лишь бы из нас, мужиков жилы тянуть и нервы трепать.

— Д-д-давай за баб бахнем? — икнул Егоров.

— А давай! Только за всех баб, кроме Горшковой!

В Малинки мы выехали поздно. Сперва очень долго собирались: домовитая Римма Марковна, несомненно, хотела взять с собой всего и побольше, включая вафельницу, мясорубку и массивный финдибобер для лепки пельменей (запамятовала, как он правильно называется). Затем, когда мы уже уселись в машину, она вспомнила, что забыла светкин учебник по английскому (та занималась дополнительно). Пришлось возвращаться и искать (хитрая Светка запрятала его на шкафу, надеялась, что все забудут).

Потом оказалось, что не взяли крышки для закатки варенья.

Затем вспомнили о том, что на даче в прошлый раз закончилась соль. То есть соль-то была, но вот крупная — закончилась, а Римма Марковна наотрез отказывалась солить капусту любой другой солью. Соответственно бежать в магазин выпало мне (кто бы сомневался), хорошо, что он совсем рядом, в соседнем дворе.

Апогеем всего стало известие о том, что ключ от дачного дома остался в городской квартире. Римма Марковна схватилась за сердце и вознамерилась умереть прямо на месте. Пришлось возвращаться с полпути (отъехали от города уже километров на шесть).

В результате в залитые солнцем Малинки добрались почти к обеду, когда полуденный зной настолько затопил всё вокруг, что воздух аж звенел. Римма Марковна была сердита, аки сыч:

— Полдня потеряли! — шипела она непонятно на кого.

Я старалась не реагировать, а Светке было всё равно.

Хотя такую её реакцию понять было трудно: ну приехали чуть попозже, ну и что с того? По грибы, значит, завтра с утра сходим, а сегодня как раз с капустой и яблоками разберемся. Но нет, Римма Марковна раздражалась и ворчала что-то себе под нос. Слов разобрать было невозможно, да я особо и не пыталась.

Так и доехали, в молчании и ворчании по растрескавшейся грунтовой дороге между пшеничных полей с редкими вкраплениями васильков и маков промеж налитых колосьев. Часть хлебов уже собрали, и сине-алые цветы выделялись на этом фоне ещё сильнее.

Странно, обычно она всегда максимально собрана, заранее всё пишет на список, чтобы ничего не забыть, хлопочет, по десять раз перепроверяет, а сейчас не пойми, что творится, стареет что ли?

И только в Малинках, когда я вошла в заросший травой двор, сразу стало понятно, к чему был весь этот спектакль, включая плохое настроение Риммы Марковны. Во дворе, у погреба под старой разлогой яблоней, стояла огромная дубовая бочка, возле которой хозяйничал… Будяк.

— Добрый день, соседки! — бодро крикнул он нам и жахнул из ведра воду в бочку. — Что-то ваша бочка совсем рассохлась, Римма Марковна. Пришлось замачивать. Пусть набухнет, а то протекать будет.

— А как же моя капуста? — стрельнув в мою сторону глазами, равнодушно запричитала Римма Марковна, которая при виде Будяка никакого удивления абсолютно не высказала, хоть и попыталась потом изобразить изумление. Из чего сразу становилось понятно, кто именно является режиссером всей этой чудо-постановки.