Император (СИ) - Старый Денис - Страница 4

Пастушок, который испугался солдат, присланных императрицей, чтобы забрать того в Петербург, теперь истинный вельможа. Он получил образование, такое, что никто в России не имел. Кирилл Григорьевич объездил, может и половину от всех университетов Европы. И там он не просто учился, но уже и спорил, предлагал свои решения, вызывал ученых на дискуссии. И теперь Кирилл Разум был убежден, что он нужен России, что он даст стране процветание. Шувалов открыл один университет? Разумовский откроет еще три, причем найдет и профессоров для преподавания в этих заведениях. Недаром же он столь много общался с учеными!

— Брат, мы просто не сдюжим! Нужны союзники! — все еще сомневался Разумовский. — И, кроме того, император все еще жив!

— Медики собирали консилиум и в один голос говорили, что Петр Федорович крайне плох и никак не приходит в сознание. Глаз вытек, дыра в голове, много крови потерял. Ты слышал, чтобы после такого кто выжил? — раздраженно говорил Кирилл.

В отличие от своего брата Кирилл Григорьевич все более воспалялся идей регентства Разумовских.

— А Екатерина Алексеевна? Она мать наследника престола Российского! — спрашивал Алексей.

— И кто за ней стоит? В обществе она все еще порицаемая. Ее не примет ни двор, ни армия. Все уверены, что у Екатерины Алексеевны одна дорога — монастырь.

— Не думаю, брат, что все так однозначно. Она прикрыла императора собой. Да! Ее только задела пуля, но она это сделала! Общество должно менять свое отношение, — говорил Разумовский-старший.

— У тебя прав больше! Ты муж императрицы! Она же гонимая жена некоронованного императора! Немка! Вот подумай, если написать в газете в нужном мнении? Напомнить лишь, что Екатерина немка?.. — Кирилл удовлетворился реакцией брата. — То-то и оно, Алексей. Немцев не бьют только потому, что в Петербург нагнали солдат. Но ненависть ко всем иноземцам только крепнет. Мы же с тобой русские. Пусть из Малороссии, но русские. И веры православной были изначально.

— Миних, Голицын, Трубецкой? — спросил Алексей Григорьевич, но поспешил поправиться. — Нет, с этими еще можно разобраться. Не станет Петра Федоровича, и все они окажутся никем. Но Шешковский? Этот пес?

— Тут кроется самая важная проблема. Степан Иванович — сила, с которой стоит считаться. Я смею надеяться, что он способен лишь исполнять волю хозяина. Попробуем его перекупить. Если Шешковский станет на нашу сторону, то волноваться вообще будет не о чем.

— И вот еще что! — сказал Кирилл Разумовский, протягивая салфетку, на которой только что написал какой-то текст.

«Уход Петра нужно ускорить для уверенности нашего дела» — прочитал про себя Алексей Разумовской.

— Я не пойду на это, — вслух возразил старший из братьев. — Все в руках Божьих.

Кирилл Григорьевич, будучи человеком от науки, да и откровенным почитателем вольнодумий французских просветителей в Бога верил так, по наитию или даже по привычке. То есть он не верил вовсе, ибо делал такие вещи, которые религией порицаются.

Именно поэтому Кирилл и не хотел уповать на некое провидение, а решать проблему. Но… к императору не проникнуть. Здесь и с помощью старшего брата сложно что-либо сделать, но Алексей Григорьевич, по крайней мере, мог бы стребовать посещения императора. Кирилл бы мог приготовить такой яд, точнее по его заказу, что можно было того коснуться руки умирающего Петра Федоровича и все… Да, рука должна быть в перчатке, иначе худо будет и отравителю. Но давить в этом вопросе на старшего брата Кирилл не стал.

Кирилл Григорьевич решил посоветоваться со своим вдохновителем и, чего уж от себя-то скрывать, некогда и любовником [есть косвенные свидетельства, что Кирилл Разумовский пребывал в сексуальной связи с Григорием Тепловым, имеются показания некоего казака, который утверждал это, но Екатерина Великая «замяла» дело].

Григорий Николаевич Теплом был «серым кардиналом» при Кирилле Разумовском. Именно он открывал Европу младшему брату тогда всесильного фаворита. Он же, Теплов, фактически управляет Академией Наук, помогает в ведении хозяйства, имеет большое влияние на своего ученика.

*………*………*

Недалеко от Еревана

28 февраля 1752 года

Карим-хан затягивал начало сражения. Сперва были высланы парламентеры с вопросом, насколько Россия придерживается Гянджинского мира, заключенного еще в 1737 году. Румянцев послал этих парламентеров… обратно и с претензией, что персы сами нарушили договор, когда вступили в сепаратные переговоры с Османской империей. Потом еще и еще… сплошная говорильня и нелепые обвинения.

Русским так же нужно было выгадать немного времени, чтобы успели подойти дополнительные войска, в основном иррегулярная кавалерия. Поэтому Петр Александрович Румянцев время и тянул, вступая в полемику с персами. К неприятелю так же пребывали немногочисленные отряды, но русский корпус должен был усилиться одномоментно, чуть ли не на треть от всей численности войск.

Как только стало известно, что подкрепления уже начали стекаться к русскому лагерю, Суворов немедля выдвинулся со своей дивизией на неприятеля.

Десять тысяч суворовских чудо-богатырей оказывался в клещах неприятельских сил. Далеко выдвинутая дивизия казалась персам легкой добычей. Но Петр Александрович Румянцев не был пылким юнцом в военном деле, он знал, зачем вот так подставлять именно дивизию Александра Васильевича.

Ощетинившиеся штыки десяти каре не оставляли шансов для противника. Суворов медленно, но верно двигался к центру вражеского войска, стремясь разрезать его, словно раскаленным ножом сливочное масло.

Атаки персидской конницы стали то и дело попадать под артиллерийские залпы пушек второй и третьей дивизий, которые стояли по флангам. Противнику оставалось за правильное просто отступить, продумать тактические приемы, которые могли бы противопоставить многим каре русских, подтянуть свою, пусть и устаревшую, артиллерию. Но нет, Карим-хан хотел продавить русский центр, так далеко выдвинувшийся.

— Подполковник! — выкрикнул Румянцев. — Берите своих уланов и казаков и обходите неприятеля с правого фланга. Задача: вступить в бой, дать время развернуться орудиям, следующим за Вами; после сигнала, отступить врассыпную по сторонам. И создайте много шума, словно в атаку идете.

И все-таки Румянцев решил попробовать создать ловушку, но именно что артиллерийскую, о которой неприятель может только догадываться при не сильно развитой артиллерии.

Суворов шел! Подбадривая своих «чудо-богатырей», дивизия Александра Васильевича продавливала центр неприятеля.

— Пушки! Они наводят пушки! — прокричал кто-то из офицеров каре, в котором был сам командир дивизии.

Суворов поднял свою зрительную трубу и попытался разглядеть диспозицию. Удалось это плохо, так как недавнишний стройный залп русских фузей создал облака дымов. Но Александр Васильевич все же смог что-то увидеть, но больше догадаться и додумать.

— Всем стоять! — прокричал Суворов, потом уже тихо сам себе сказал. — Досюда они не добьют.

Вражеская конница перестала совершать убийственные для себя атаки плотного русского каре и ушла прочь, оставляя русских в гордом одиночестве.

— А-ну, братцы, подымите-ка меня! — выкрикнул Суворов и, уже находясь на высоте вытянутых солдатских рук, еле-еле сдерживая равновесие, вновь всмотрелся в оптику. — Нет, не достанет супостат!

Русские остановились, и наступила пауза в сражении. Можно было бы сказать, что ситуация патовая, обе стороны были скованные своими диспозициями. Вот только в бою пока активно участвовала только одна русская дивизия из трех усиленных. Да и казаки своего слова не сказали, союзники так же пребывали в нетерпении. В то же время калмыки готовились для неожиданного удара из-за холмов за лагерем.

Суворов наблюдал, часть большая часть вражеской конницы, что безуспешно атаковала суворовские каре, отправилась на уже уставших лошадях в сторону своего левого фланга. Через минут семь оттуда загромыхали русские орудия и послышался крик «Ура» и улюлюканье. Персы стали спешно разворачивать свои оружия в направлении крика.