Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века - Федосюк Юрий Александрович - Страница 45

• Предыдущая
• 45/61
• Следующая

Редко выезжая из дому, иные помещики месяцами не снимали с себя шлафрока. Стегунов в рассказе Тургенева «Два помещика» «зиму и лето ходит в полосатом шлафроке на вате».

Шлафрок, или шлафор, мог быть и домашней женской одеждой. Мать Татьяны Лариной, осев в деревне, «обновила наконец / На вате шлафор и чепец».

ХАЛАТ был как бы символом домашнего уюта и обывательской самоуспокоенности. Размышляя о судьбе романтика Ленского, в случае, если бы он остался жив, Пушкин представляет его себе в деревне, в стеганом халате.

В халате постоянно пребывает Обломов. Гоголевский Акакий Акакиевич («Шинель») для экономии ходит дома в демикотонном халате. Выходить же в халате «на люди» считалось признаком пренебрежения. Такое позволяет себе городничий Градобоев в «Горячем сердце» Островского. Гусар Минский в «Станционном смотрителе» Пушкина выходит в Петербурге к отцу Дуни, скромному чиновнику, в халате и скуфье. Некую персону, явившуюся на день рождения к Мармеладовым в халате, попросту выгоняют («Преступление и наказание» Достоевского).

Как уличную одежду халаты носили в городах только торговцы-разносчики да мальчишки, работавшие на побегушках, — так для экономии их одевали хозяева-купцы.

Отставные офицеры, осевшие в провинции, часто носили ВЕНГЕРКИ — расшитые спереди шнурами, зауженные в талии и отделанные мехом куртки, заимствованные у венгерских гусар. Темно-синюю венгерку носит зять Ноздрева Мижуев в «Мертвых душах». Новую венгерку «со снурками» надевает, приехав из армии в отпуск в Москву, Николай Ростов в «Войне и мире». На старичке Егоре Капитоныче в рассказе Тургенева «Затишье» «была серая венгерка с черными шнурками и стоячим воротником».

КАЗАКИНОМ называлось одеяние, напоминающее, как и показывает слово, казачье: сшитое в талию, со сборками сзади, однобортное, на крючках. Нередко казакины носили женщины и дети. В нанковом желто-коричневом казакине и шароварах ходил обычно гоголевский Иван Никифорович. В казакины облачены Советник в «Бригадире» Фонвизина, лесковский мастер-умелец Левша.

Сходен с казакином был ЧЕКМЕНЬ, заимствованный у кавказских народов. «Снаряжу коня, / Наточу булат, / Затяну чекмень, / Полечу в леса», — мечтает герой стихотворения Кольцова «Удалец».

Чекмень был удобной одеждой для всадника и конного охотника. Чекмень служил формой донским казакам.

Во второй половине XIX века в моду вошла ТУЖУРКА (от франц. «toujours» — постоянно, всегда; по-русски ее можно было бы назвать «повседневкой») — домашняя или форменная куртка, застегивающаяся до самого ворота. В тужурки с 1860-х годов облачились студенты и офицеры. Неформенная тужурка считалась костюмом демократическим. Ее носит один из героев горьковского романа «Жизнь Клима Самгина» большевик Кутузов.

Названия одежды, надеваемой мужчинами на нижнюю половину тела, не претерпели особых изменений. То, что мы называем ныне брюками, или в просторечии штанами, долгое время именовалось ПАНТАЛОНАМИ. Фасоны брюк и панталон могли быть разными, но по существу отличий не было. Панталоны поначалу были уже брюк, но нередко оба эти понятия у классиков смешиваются. К концу XIX века слово «брюки» постепенно вытесняет «панталоны», которые начинают звучать чуть-чуть приниженно, комично, как нечто старомодное и забавное. Это связано, возможно, с тем, что часть нижнего белья у женщин тоже называлась панталонами, одинаковость названий казалась нежелательной. Если герои Тургенева и Гончарова носят почти исключительно панталоны, то чеховские персонажи обычно ходят в брюках, а у Горького слово «панталоны», кажется, уже не встречается.

Панталоны и брюки часто носились со ШТРИПКАМИ, или СТРЕМЕШКАМИ, — тесемками, охватывающими ступню под обувью, что ныне употребляется только в военных и спортивных костюмах. У Акакия Акакиевича («Шинель» Гоголя) как-то «отпоролась внизу панталон стремешка».

Несколько слов о воротничке и галстуке. В литературе XIX века слово «ВОРОТНИЧОК», то есть узкая полоса ткани, пришитая или прикрепленная к вороту сорочки, часто ставилось во множественном числе. Петя Ростов в «Войне и мире», одеваясь, «с трудом воротнички устраивает на себе». На Павле Петровиче в «Отцах и детях» «воротнички были словно каменные» — эти тугие, удивительные воротнички служат такой же яркой характеристикой дворянина-англомана, как торчащие уши для толстовского Каренина. Такие же «каменные воротнички» на подлеце Лужине — женихе Дуни в «Преступлении и наказании». Белые воротнички на Чичикове «давали тон щеке». В чем дело? Не носили же эти люди одновременно по паре воротничков?

Нет, речь шла об одном воротничке, у которого особенно выделялись концы — высокие, накрахмаленные, упиравшиеся часто в щеки. Поэтому-то воротничок воспринимался как парный предмет туалета, и долгое время слово употреблялось во множественном числе.

Иногда воротничками назывались и РЮШИ на ЖАБО — длинные оборчатые обшивки вокруг ворота и на груди мужской сорочки. В жабо ходил толстовский Пьер Безухов.

А как понять фразу у Тургенева: «Телегин ходил в сером «рединготе» с тремя воротниками, падавшими на плечи»? Или у Гоголя в «Носе»: «Высокий гайдук с целой дюжиной воротников»?

Конечно, дюжина — преувеличение, но на верхней одежде по нескольку воротников носили, тут надо представить себе нечто вроде коротких пелерин или матросских воротников, ниспадавших от шеи к плечам и на спину. Вот, оказывается, как многозначны простые слова «воротник», «воротничок»!

Слово «ГАЛСТУК», кажется, вовсе не нуждается в объяснении. Между тем старинные галстуки мало походили на современные. Нынешние ленточные галстуки со сравнительно небольшим узлом, оба конца которого спускаются книзу, появились только в последней четверти XIX века.

«Галстук» в переводе с немецкого — шейный платок, таким он и был поначалу, чем-то вроде современного кашне. Постепенно он превращался в предмет украшения, но сначала в этой роли представлял собой косынку, завязываемую спереди пышным бантом или узлом, концы которого расходились в разные стороны или прятались под жилет. Вглядитесь в портреты наших классиков XIX века — именно такой шейный платок облегает их шею. Правда, иногда банта или узла не видно; в этом случае узел завязывался или закреплялся пряжкой сзади, на затылке. Не случайно у Тургенева и Достоевского часто вместо «галстук» можно прочитать «шейный платок». На Макаре Девушкине («Бедные люди» Достоевского) — «платочек шейный»; «шейный платок» — на старом музыканте Лемме в «Дворянском гнезде». Приехав в губернский город, Чичиков «размотал с шеи шерстяную, радужных цветов косынку… и велел подать себе обед». Это еще был галстук, не потерявший свое «утеплительное назначение», но уже служивший равным образом и для украшения. В конце первого тома «Мертвых душ» мы видим Чичикова уже в синем атласном галстуке — только предмете украшения.

Галстуки иногда бывали очень пышными. В «Тамбовской казначейше» Лермонтова франтоватый и высокомерный уездный предводитель дворянства «весь спрятан в галстук».

Нас очень удивило бы появление мужчины в двух галстуках. Однако Гедеоновский в «Дворянском гнезде» предстает перед нами «в двух галстуках — одном черном, сверху, другом белом, снизу». Ну что же, вспомним, что галстук первоначально служил предметом обогревания; повязать себе два шейных платка ради большего утепления пожилому человеку не столь уж нелепо.

Что же носили наши герои-мужчины в качестве верхней, уличной одежды? Прежде всего ШИНЕЛИ. Если сегодня шинель — непременно форменное пальто, то в старину она могла быть и обычной суконной верхней одеждой, не связанной с военной или гражданской службой.

В русской литературе мы замечаем шинели не только на военных и чиновниках. В шинели одеты и Евгений Базаров, и художник Чертков в «Портрете» Гоголя, и даже на Чичикове «шинель на больших медведях». Можно возразить, что все эти герои продолжали носить свои студенческие (как Раскольников) или чиновничьи шинели, но это очень сомнительно. Когда тогда объяснить «модную шинель» на профессиональном музыканте Трухачевском — персонаже «Крейцеровой сонаты» Л. Толстого?

• Предыдущая
• 45/61
• Следующая