Семья - Федорова Нина Николаевна - Страница 22

• Предыдущая
• 22/67
• Следующая

– Только достопочтенная матушка.

– Спроси ее совета.

– Письма идут долго. Война. А цены тем временем могут подняться. Опасно.

– Если ты решил, зачем ты меня спрашиваешь?

– Миссис… кладовка около подвала пуста. Вторая жена жила бы в ней. И вторая жена кушает очень мало…

– Довольно! – сказала Бабушка и даже отложила вязанье. – Последнее слово: отдам кладовку первой жене; второй – нет кладовки. Не согласен – уходи. Получим деньги с брата миссис Парриш и сейчас же тебя рассчитаем. Понял?

Кан как будто передумал мыть окна. Он взял ведро, тряпки и ушел.

С приездом Черновых дом № 11 зажил интенсивной умственной жизнью. Все начали чему-нибудь учиться. Но Дима, как проявивший наибольший энтузиазм, сделался любимым учеником* профессора. Этому ребенку он отдавал все свое свободное время. С того момента, как Дима впервые взглянул в микроскоп, он стал интеллектуальным рабом профессора. Он смотрел в микроскоп на все: волос Собаки, засохший лист, кусочек червяка, кусочек собственной кожи, каплю воды, крупицу земли. И на каждый вопрос он имел обстоятельный ответ от своего учителя.

Все сделалось объектом научного анализа и эксперимента. Как-то раз Анна Петровна купила курочку, чтобы сварить суп. Но профессор тотчас же завладел покупкой и дал Диме блестящий урок анатомии. Дима вооружился Петиным перочинным ножом и тоже научно работал. Анна Петровна терпеливо ожидала своей очереди заняться курицей. Ей очень хотелось супа. Она долго колебалась перед тем, как решиться на подобную трату. Как давно они не видели супа! Куриный бульон будет лучшим лекарством для старых и отощавших желудков. Он смягчит все внутри, напитает, согреет.

Наконец она получила курицу, разрезанную по всем правилам аутопсии, которые – увы! – не совпадают с правилами кулинарного подхода к птице, предназначенной для бульона. Но куриная голова и внутренности ей не были выданы. Они хранились на льду для следующего урока.

Жизнь, бывшая раньше для Димы только поверхностным процессом, стала раскрываться вглубь. В нем проснулась жажда знания. Он жил теперь в постоянном удивлении и восторге перед раскрывающимся на его глазах новым миром.

И Петя также стал прилежным учеником «профессора. Поздние вечерние часы они проводили в оживленной беседе. Впрочем, говорил учитель, ученик же лишь время от времени задавал вопросы.

Перед умственным взором Пети разрушалось обычное представление о времени и о пространстве. Они провозглашались единым в Абсолюте. Человечество стояло перед величайшим открытием – научным доказательством духовного бессмертия. В какой форме? Это – не важно. Форма – это жалкая человеческая попытка остановить вечное движение, отделить что-то от неделимого, уловить и зажать в кулаке неуловимое, заковать в цепи невещественное. Забудем о форме! Уйдем мыслью в то, что все мы бессмертны. Поняв это, мы свободны от страха. Мы отбрасываем наши ложные идеи, основанные на ошибочном определении мира как лишь материального, управляемого механическими законами, как думает, например, Анна Петровна. Человечество попало в ловушку своих собственных ошибочных идей. Ловушка захлопнулась. Человек задыхается в. ней, бьется, теряет разум. Давайте выпустим человечество на волю! Пусть оно дышит радостно в знании о бессмертии. Люди будут любить друг друга, потому что идея бессмертия необходима для любви, она же исключает ненависть. Вы понимаете, Петя, как и откуда надо вести борьбу со злом в человечестве?

Если Анна Петровна была поблизости, она никогда ни одним словом не вмешивалась в такие беседы. Она только слегка вздрагивала при особо восторженных восклицаниях профессора, как будто бы ей было холодно от его идеи бессмертия. Неужели опять – холод, пространство, движение? Она надеялась наконец на отдых и покой: умереть – так совсем, совсем умереть. Навсегда и окончательно.

Энтузиазм профессора наполнял весь пансион №11. Его хватало на всех. Какой-то интеллектуальный восторг сделался атмосферой дома. Никто не собирался умирать. Все чему-нибудь учились. Даже японцы были потрясены, когда убедились, что профессор знает санскрит, так как он быстро и правильно перевел им текст о Будде. Кан завел тетрадь и тщательно вписывал наименования каких-то товаров на тех восьми европейских языках, на которых говорили иностранцы в Тянцзине. Лида уже знала и происхождение и историю всех музыкальных инструментов. Бабушка сверила даты Вселенских соборов. Мать узнала все о развитии вкусовых ощущений у человечества.

Чаи и ужин Семья и Черновы имели вместе, и издержки так спутались, что уже нельзя было понять, чье – чье и кто кого кормит. Так как наличных денег ни у кого не было и пища добывалась в долг, – то и расчеты были отложены до момента, когда станут платить долги на базаре.

Дом наполнялся книгами. Профессор получал отовсюду разрешения пользоваться библиотеками. Казалось, Черновы не могли переносить вида неграмотного человека, и Анна Петровна уже учила английскому языку каких-то трех китайских мальчиков, сыновей чьего-то повара. Конечно, все это делалось совершенно бесплатно. Все были заняты, и все же профессор сумел установить еще час ежедневного вечернего чтения вслух и читал обыкновенно сам. У него была редкая способность найти нужную ему книгу. Все в доме имели книги по интересовавшим их вопросам, и Анна Петровна следила, чтобы книги возвращались в библиотеки вовремя. Черновы никогда не платили штрафа. С нетерпением ожидалось появление Анны Петровны из библиотек с запасом нового чтения. Короче говоря, все они вместе уже превратились в то, что называется «русской интеллигенцией». Более того, «интеллигенция» становилась уже интернациональной, так как мистер Сун, хотя и не говорил ничего, всегда присутствовал и внимательно слушал. Японцы же не слушали, но при всяком удобном случае о чем-либо спрашивали. И тут же вертелся Кан, подбирая крошки мудрости.

Разговор с мистером Суном профессору никогда не удавался, он переходил в монолог. Этот китайский профессор со всем соглашался, не произнеся ни слова, одним наклонением головы. Может быть, он и не соглашался даже, а просто наклонял голову. Он выглядел странно, этот мистер Сун. Одетый всегда в безукоризненный европейский костюм, в больших темных очках, он казался как бы сидящим в западне – за костюмом и очками. Казалось, он принимал даже тот цвет – и он, и очки, и костюм, – который доминировал в комнате. Он сливался с атмосферой и с обстановкой. Трудно представить, чтобы он на кого-либо когда-либо нападал или с кем боролся или воевал, и все же его мирное появление и присутствие создавали глухое чувство настороженности. Сразу же за ним появлялись два-три японца, то есть появлялись так: сколько их было в данный момент дома минус один. Эту странность заметил Профессор и тут же громко всем сообщил свое наблюдение, чему японцы очень смеялись, объясняя, что их товарищ спит, так как у него плохое здоровье. Этот «спящий» товарищ всегда был иное лицо, так что казалось, что японцы спят по очереди. Войдя, они кланялись, спрашивали о здоровье, крутились по комнате, задавали вопросы, просили профессора записать для них ответ, от чего последний всегда отказывался. Они не замечали совсем мистера Суна, уже слившегося в одно с обстановкой.

Дима уходил первый. Бабушка сопровождала его в незанятую жильцами комнату, где он спал. Помолившись вместе, уложив его, впустив Собаку, выходившую перед сном на минутку в сад, Бабушка усаживалась у постели с вязаньем. Она гасила лампу и из экономии вязала в темноте. Это был поздний вечерний час ее внутренней молитвы и размышлений.

Как– то вечером странная сцена произошла в пансионе № 11.

В доме было тихо. И столовая и прихожая были пусты. Вдруг дверь комнаты мистера Суна отворилась, и он вышел в переднюю. Убедившись, что там нет никого, он сделал знак кому-то в комнате, и высокая стройная китаянка появилась на пороге. Она была одета в простое темное китайское платье и, хотя очень молодая, выглядела печальной и строгой. Бесшумно она скользила к выходной двери и уже была у порога, как вдруг дверь широко распахнулась снаружи, № профессор Чернов вошел в переднюю. Увидев китайскую леди, он было галантно отступил в сторону, чтобы дать ей дорогу, но вдруг лицо его озарилось широкой улыбкой.

• Предыдущая
• 22/67
• Следующая