Вик Разрушитель 5 (СИ) - Гуминский Валерий Михайлович - Страница 1

1

Странный дребезжащий звук, похожий на посвист ветра в расщепленном дереве или в многочисленных трещинах останцев, бесцеремонно ввинчивался в уши. Он то взмывал вверх, то испугавшись своей смелости, менял тональность, басовито гудя как рассерженный пчелиный рой. Нереальность происходящего накрывает меня плотным пологом. Словно я лежу на поляне, а не на каменном полу подвала; одуряюще густой запах полевых цветов и налившегося июльским соком травостоя наполняет мои легкие спасительной свежестью и дает вздохнуть полной грудью, помогая напрячься и вырваться из плена пугающей неподвижности.

Я открыл глаза. Оранжевая, с темными пятнышками, продолговато-овальная букашка неторопливо ползет по стебельку травы прямо перед моим носом, изредка останавливаясь и расправляя полупрозрачные крылышки. Они зыбко дрожат какое-то мгновение, а потом насекомое продолжает путь наверх, к солнцу. Кокцинеллида, «божья коровка», почему-то сразу всплывает в памяти урок биологии. Я улыбаюсь и осторожно дую на букашку, заставляя ее взлететь. А потом приходит понимание, что я в бреду или уже умер.

Монотонное треньканье не умолкает, и я зашевелился, востря уши, пытаясь понять, откуда доносится этот звук. Можно было встать на ноги, но внутренний голос шепчет, что не нужно делать резких движений. Находясь в непонятной ситуации, самое худшее — это сразу показать свою прыть. Вопрос первый: как я сюда попал, если до этого находился в подвале перед родовым Алтарем, а снаружи, за толстыми каменными стенами была самая настоящая зима. Вопрос второй: кто там бренчит на своем губном инструменте? Как же его называют? Хомус![1] Точно, я же как раз перед отъездом в Ленск читал про обычаи якутов, про шаманов и их обряды, заодно и про такие штучки музыкальные узнал. Получается, где-то рядышком находится шаман. Не Омрын ли? Ну а как тогда я оказался на полянке в самый разгар лета?

Нос уловил запах костра. Ветер подул в другую сторону, и вот уже едко-сладкий дымок будоражит обоняние. Хомус замолчал, и я сразу уловил тихое потрескивание валежника, брошенного в огонь. Над ухом тонко запищал комар. Машинально махнул рукой и понял, что больше не хочу валяться.

Я сел и обхватил колени руками, старясь беглым взглядом охватить место, где нахожусь. За спиной густой стеной встала тайга, неподалеку протекает ручей — я слышу его хрустальные перекаты на голышах — под раскидистым кустом чернеет вход в шалаш из еловых веток. Возле него горит костер, на тагане висит закопченный котелок с водой.

Я уставился на шамана, сидевшего возле костра в каком-то невообразимом одеянии, сшитом из шкурок то ли белок, то ли зайцев. Голова его была перехвачена кожаной перевязью с черно-белыми перьями, как у пресловутых краснокожих. Узкое лицо испещрено глубокими морщинами, похожими на следы звериных когтей. Может, так и было.

Сам шаман оказался невысокого росточка, худой и высохший на ветрах и на солнце своей земли. Он вытащил изо рта костяной хомус и с прищуром посмотрел на меня.

— Хватит валяться, скоро цай пить будем, — сказал он с ужасным акцентом, словно всю жизнь прожил в глухой тайге и с русскими встречался лишь по необходимости. — Поднимайся, уол[2], иди к костру.

— А вы кто? — решив, что я скорее живой, чем мертвый, поднялся на ноги, чувствуя, как они затекли. Не может быть такого реализма. А вдруг я стал жертвой шуточек Алтаря, вышвырнувшего меня из родной Яви в какой-нибудь очередной параллельный мир? И это после щедрого подарка в виде крови, обагрившей антрацитовую поверхность Небесного Камня! Ничего себе, благодарность!

— Геванча, — не стал скрывать свое имя старик.

— А меня — Вик, — не знаю почему, но свое настоящее имя решил все-таки не называть. Боязно.

— Хитрый уол, скрытый, правильно поступаешь, — морщины на лице зажили своей жизнью; улыбался шаман или сердился, понять было невозможно. — Садись, садись рядом. Говорить будем, цай пить будем. Кушать хочешь?

— Нет, я сыт, — мотнув головой, я примостился по другую сторону костра, который почему-то вдруг решил метнуть в меня языки пламени. Он сердито загудел, валежник оживленно затрещал, а я от неожиданности выставил перед собой ладони и с удивлением заметил, как на пальцах затрепетали маленькие огоньки.

— Признал тебя Камень, — усмехнулся Геванча и вытащил из кожаного мешка, лежавшего рядом с ним, длинную можжевеловую трубку и кисет. Неторопливо набил ее табаком и зажег от горящей веточки. Окутавшись дымом, стал смотреть, как я балуюсь с миниатюрными огоньками, то сжимая, то разжимая пальцы.

— То есть я теперь могу использовать магию? — недоверчиво спросил я.

— Не-а, не можешь, — снова пыхнул дымом шаман. — Я не разрешаю. Это мое заклятие не дает тебе быть такими, как твой отец и родственники, как другие белые люди с Даром.

До меня стало доходить. Мама рассказывала, что моя искра пропала после того, как старшие жены отца с помощью какого-то древнего амулета или вещицы совершили колдовской обряд. А вещица эта была шаманской, в виде человечка, раскинувшего руки по сторонам. Корни женьшеневые тоже пугающе похожи, говорят.

— Почему? — я искренне удивился. Вроде бы за мной никаких преступлений не числилось, плохих поступков не совершал, кроме драки с купчиками. Так какой мальчишка не дерется? Все кулаками машут. Но чтобы лишать Дара по прихоти старого, да еще и спятившего, наверняка, шамана?

— Твой предок сделал плохое дело, — табачный дым защекотал мои ноздри. — Он приказал своим слугам убить меня, а тело оставить в лесу на растерзание диких зверей.

Точно, спятил старик. Ну и что делать? Как отсюда свалить? Меня смущало только одно обстоятельство, не дававшее покоя: почему я сижу на лесной опушке посреди лета, а не в подвале родовой гостиницы. Лучше посмотрю, чем все закончится. Любопытного здесь больше, чем страха.

— Ты похож на сына Мамона, — трубка ткнулась в мою сторону. — Его звали Добар. Добар — хорошим человеком оказался, много полезного сделал для моего народа. Очень похож. Значит, он вернулся на землю в своем обличье, это интересно.

Шаман запыхтел, а моя голова стала распухать от непонятной и отрывочной информации, которую я попытался склеить в правильном порядке. Судя по всему, Мамон — это мой предок, который пришел в Якутию в поисках Небесного Камня. Добар — это Добр, его сын, чья внешность очень схожа с моей. То есть наоборот, это я похож на первого князя Мамонова.

— Зачем Мамон приказал убить тебя?

— Боялся, что я расскажу своему народу, где лежит Небесный Камень, — шаман снова сунул руку в мешок и вытащил берестяную коробочку, в которой, как оказалось, был чай. Отмерив нужное количество, он высыпал его в котелок, и как только кипящая вода окрасилась в темно-рубиновый цвет, снял с тагана, оставив преть рядом с успокоившимся огнем. — Жадность и страх толкнули старейшину на убийство.

— То есть я расплачиваюсь за преступление Мамона? — настойчиво спросил я. Раз уж попал в это странное место, нужно выяснить как можно больше. Мистика это или провал в иную Явь — речь шла о моих предках, и Геванча уверенно называл их теми именами, которые Род Мамоновых почитает с особым тщанием.

— После смерти душа эвенка переселяется в животного, в дерево, в камень, — продолжил невозмутимо говорить старик. — Амулет, принесший тебе вред, это и был я. Глупые женщины обратились к черному шаману, который провел обряд, после которого ты стал другим. Он погубил твою искру, но разбудил иные возможности. Теперь ты сам видишь, насколько они сильны по сравнению с магией.

— То есть, возле Алтаря ничего не произошло? — я разочаровался.

— Камень признал тебя, — снова повторил Геванча. — Теперь ты можешь приближаться к нему, разговаривать, черпать Силу без вреда себе… Тебе многое предстоит понять, как жить дальше.

— Так сними с меня свое проклятие! — заволновался я. — Мне не нужна антимагия! Я хочу быть одаренным! У меня есть Сила Воды и Огня!