Проклятие Тары. Артефакт-детектив - Монт Алекс - Страница 7

— В Брюссель?! — Матвей аж подпрыгнул на месте.

— А что ты так паришься? Там живет этот напыщенный индюк, крупный спец по Монголии. Он все подтвердил. Было и золото, и золотая статуя, только осенью 1921 года изваяние бесследно исчезло. Кстати, ученый муж проговорился, что буквально за неделю до меня к нему наведалась некая украинская журналистка, пишущая на темы кладоискательства. Дама очень интересовалась золотом Унгерна. Этот лох профессор принял все за чистую монету, но я в подобные сказки не верю. Похоже, кто-то активно ищет пропавшие сокровища барона, а может, и саму куколку.

При этих словах Генриха глаза Матвея лихорадочно заблестели.

— Как выглядела та журналистка, твой историк, случаем, не говорил?

— Не говорил, да я спросил! — с самодовольным видом он отхлебнул мартини. — Миловидная интересная женщина лет тридцати пяти. Хеллер от нее в восторге.

— Генрих, дружище, — нервно сглатывая слюну, глухо пробормотал Иссерсон. — А ты не мог бы еще раз навестить профессора и так, мимоходом, показать ему одну фотографию.

Он отправился в кабинет и принес фото Марины.

— Да-да, не удивляйся, это моя жена, — упредил вопрос Вайса Матвей. — Она тоже была в Брюсселе неделю назад и с кем-то встречалась. Ты же знаешь, что Марина повернута на кладоискательстве. Причем занимается этим втайне от меня, сучка… — в сердцах ругнулся он. — В общем, не в службу, а в дружбу, покажи ее очаровательную мордашку под любым, каким сочтешь удобным, предлогом. И если он ее опознает, поверь, одной проблемой у нас будет меньше. А что до твоей просьбы, конечно, если вдруг я набреду на след этой статуи, я дам тебе знать. Кстати, буддисты озвучили сумму, которую они заплатят, если Тара и вправду окажется у тебя?

— Цифру не называли, но дали понять, что в убытке не останусь, и очень не советовали выставлять куколку на открытых торгах, — в глазах аукциониста светилось неподдельное беспокойство.

— Не советовали! Да кто они такие, чтоб советовать! Обезьяны недоделанные!

Приступ злобного возбуждения овладел Матвеем. Дернув за ворот рубахи, так, что посыпались пуговицы, он схватил бутылку и в несколько глотков прикончил ее.

— Извини, нервы. Короче, ты понял. Узнай, была ли Марина у профессора. А что касается куколки, то как экспонат коллекции она меня не интересует, и если я ее обнаружу, мы выставим Тару на торги, произведем фурор и загребем конкретного бабла! Твои малохольные буддисты столько не отвалят! Что скажешь, дружище?

— Хорошо, Матвей, поживем — увидим, — ушел от прямого ответа встревоженный Вайс, отправляя во внутренний карман пиджака фотографию Марины. Такого сюрприза он явно не ожидал и по пути в гостиницу пребывал в растрепанных чувствах.

Дягур узнал о смерти Мартенса от прискакавшего на взмыленной лошади вестового. Утирая раскрасневшееся лицо, тот донес, что замыкавший обоз эскадрон и охранявший подводы отряд латышей угодили в засаду и ведут неравный бой с белогвардейцами. Быстро перестроившись, начдив поспешил на подмогу своему арьергарду.

Белые появились неожиданно. В легких сумерках, незаметно подобравшись по глубоким оврагам на расстояние ружейного выстрела, стремительным броском они смяли конников Дягура и почти в упор расстреляли застигнутых врасплох, не ожидавших нападения и больше думающих о своих трофеях чекистов. Замысел полковника Кабардина был дерзок и прост. Внезапным ударом уничтожить охранение обоза, отсечь золотые подводы от главных сил красных и завязать с ними бой. Пока брошенные на верную гибель казаки будут биться с красными, сдерживая до последней возможности наступательный порыв их превосходящих сил, остальная часть его отряда, состоявшая из быстроногой бурятской конницы, на предельной скорости угонит захваченные подводы в степь.

Дягур разгадал план полковника. Используя численное превосходство, он развернул вытянувшиеся в долине Толы длинной кишкой части дивизии и, разделив свое войско, обрушился с флангов на казаков Кабардина. Другая часть его кавалерии глубоким охватом взяла в клещи не успевшую далеко уйти конницу белых. К этому времени казаки истребили конвойный отряд Мартенса и методично добивали прицельными выстрелами горстку спешившихся и укрывшихся за фуражными телегами красноармейцев. С шашками наголо, пустив лошадей в галоп, кавалеристы Дягура с устрашающим гиканьем врезались в сильно нарушенные порядки белогвардейцев. Казаки рубились отчаянно и, не считаясь с потерями, наносили страшный урон наседающим конникам красных.

Медленно отступая, они оставляли в жухлом сухом ковыле трупы людей и животных. Зажатые в клещи и теснимые эскадронами Дягура, буряты Кабардина потеряли половину своей скорости из-за тяжелогруженых, туго катившихся подвод. Не выдерживая сумасшедшей езды, оси телег ломались, кузова опрокидывались, оставляя в степи пудовые сундуки. От сильного удара один из ящиков встал на попа и раскрылся. Золото усеяло землю. Завороженные его блеском и напрочь забыв о приказе начальства бросать сломавшиеся подводы и немедля уходить в степь, казаки спешились и, как помешанные, принялись лихорадочно набивать слитками одежду, засовывать золото в сапоги и прятать за пазуху. Через минуту все они были изрублены налетевшими верховыми Дягура. Имея приказ начдива пленных не брать, не зная ни пощады, ни жалости, они добивали раненых и, распиная конскими копытами истекавших кровью казаков, неумолимо приближались к брошенным подводам. Перед угрозой полного разгрома белые бросили их и, помолившись Богу, обратились в бегство. Не желая еще больших потерь, Дягур не стал преследовать рассыпавшихся по широкой долине конников. В тридцать седьмом он крепко пожалеет об этом, а пока не досчитается одной подводы, о чем честно доложит Блюхеру. Обагренное кровью сотен людей золото, разбросанное по телегам, ящикам и мятой побуревшей траве, равнодушно ожидало очередного хозяина…

— Как вышло, что Кабардин выследил тебя? — требовал разъяснений прибывший в Верхнеудинск Блюхер.

— Думаю, нехристи-монахи, язви их душу мать, известили полковника, товарищ военмин. Или… — Дягур остановился, в смущении поглядывая на Блюхера.

— Или у меня в штабе завелся белогвардейский шпик, — досказал за него Блюхер.

— Не прошли мы и семи верст, — пропустив мимо ушей реплику начальства, продолжал свой рассказ Дягур, — как откуда ни возьмись чертов беляк налетел. Причем знал ведь, мразь золотопогонная, где мы сомкнемся в колонну. Ударил, подлец, с расчетом, точнехонько в хвост, то бишь по обозу. В том самом месте, — он склонился над картой и сделал помету карандашом, — на долгие версты, прямо по фронту, между руслом Толы и лесистыми кряжами, — напряженно вглядывался и водил по карте пальцем Дягур, пытаясь отыскать нужное название.

— Разумеешь, отроги Хэнтейского хребта? — пришел на помощь Блюхер.

— Да-да, яво самого, — благодарно кивнув, поправился Дягур. — Так вот, в том самом месте промеж холмов и рекой идут сплошняком овраги, местами дюже глубокие. Мне и пришлось перестроиться, дабы ужом проползти промеж них. Кабардин-то, видать, в оврагах загодя засел, конницу в них запрятал, ну а опосля, когда мои ребятки овраги проскочили, как из-под земли по обозу-то и вдарил. Туда-то шли налегке, овраги пролетели и не заметили, а обратно совсем другой коленкор, телеги груженые… — неуклюже оправдывался Дягур.

— Добре, начдив, добре! Ты все сделал правильно, и ежели не дурость латышской сволочи Мартенса, все бы обернулось в лучшем виде. И лам не тронули б, да и с Кабардиным може разминулись. Что подводу одну потерял — вот это хужее, а насчет чекистов даже не думай. Сами напросились. Кстати, в той подводе сколько ящиков было, как думаешь?

— Нисколько.

— Не понял?! — заметно посуровел Блюхер.

— В ту подводу чекисты ихнего Бога положили, когда храм разоряли. Какие уж тут еще ящики! — объяснял неприятное происшествие Дягур.

— Хм. Нешто выходит, золото вообще не пропадало, так начдив?