Пестрота отражений (СИ) - Жукова Юлия Борисовна - Страница 41

— Это как? — заинтересовалась Арай. Провокации она уважала.

— Ну так обмолвился, вроде того что не одобряет твоё участие в программе, — сказал Исар и, увидев всполошённый взгляд Арай, тут же заверил: — Он так не думает на самом деле. Он и меня предупредил заранее подыграть. Вроде как мы с ним согласны, что тебе нечего там делать. Этого Репья и понесло — как начал тебя поливать, я даже удивился. Ты же с ним и дела-то не имеешь почти, так ведь? Откуда столько злости?

— Я ему отказала пару раз, — призналась Арай. — Он думал, я в программу пришла, потому что замуж никто не брал.

— У него глаз нету, что ли? — хмыкнул Исар. И тут же приосанился. — Я вот и вслепую не прогадал.

— Ну, — ухмыльнулась Арай, — он правда недалёкий. Не как ты. Ему в голову не пришло, что я просто хочу быть целителем.

Она подозревала, что если бы не Хотон-хон, Исару бы такое тоже в голову не пришло, но будет лучше, если сам Исар будет гордиться широтой своих взглядов. Глядишь, поверит, что он и правда только за.

— Ну вот, — продолжая улыбаться, заключил Исар, — этот Репей и проговорился, что, мол, без хёра в кармане тебе ничего и не оставалось бы, как побежать к мужу, и какое уж тут обучение. Байч-Харах его и подловил. Он ещё пытался нам скормить, что, дескать, ради твоего же блага это сделал, но у Байч-Хараха от этих слов руки чешутся — вломить кому-нибудь. Отец у него таким грешил в своё время… Ну а там уж пришёл подручный его и говорит, мол, так и так, деньги нашли у Репья в комнате, а больше им у него взяться неоткуда. Не все, конечно, что-то потратил уже, ну вот теперь должен всё вернуть в течение трёх месяцев, да ещё штраф государству.

Арай решила, что настал самый подходящий момент толкнуть свою историю.

— Как бы он не решил меня подкараулить вечерком, — заметила она, заёрзав на месте.

— Я ему подкараулю, — мрачно пообещал Исар.

— Ну ты же не всё время в столице, — вздохнула Арай.

Исар нахмурился.

— Может, тебе телохранителя нанять?

Арай пожала плечами, всем своим видом выражая, что это дело мужа.

— Я вот что ещё подумала, — сказала она легко, как будто это ей только что пришло в голову, а не было причиной всей встречи, — другие студенты в группе… Они ведь скорее на стороне Репья, чем на моей. Почти все. Боюсь, как бы мне не создали проблем…

— Ну-у, — протянул Исар, хмурясь ещё больше, — не знаю, может, Хотон-хон разрешит телохранителю присутствовать?

Арай посмотрела на него весело и удивлённо.

— Ты что, Исар, мы же там кишки перебираем. Где ты возьмёшь телохранителя, который такое вытерпит?

— Да, точно, — погрустнел Исар и потёр затылок.

— Если только… — задумчиво произнесла Арай, — кого-то из группы и нанять?

— Ты ж говоришь, они все за Репья?

— Почти все, — поправила она. — Этот парень, который продал драгоценности. Ему на меня параллельно, но и Репья он, понятное дело, теперь несильно любит. А деньги нужны.

— Хм, — оживился Исар. — А это мысль. Ему же, небось, штраф выплачивать тоже… Он-то к тебе не подходил с предложениями? — уточнил он с лёгким подозрением.

Арай хихикнула.

— Он вырос с пятью сёстрами в одном доме. По-моему, он вообще на женщин смотреть не может.

— Такой нищий? — фыркнул Исар. — Даже отдельного дома для женщин не было? Ну… А думаешь, он сможет тебя защитить, если что?

Арай пожала плечами.

— Если драка будет, то нет, но он учится хорошо. Хотон-хон за него вступилась даже из-за этого. Другие у него списывают. Они не захотят с ним ссориться.

Арай не знала, точно ли это так, но подозревала, что может быть.

— Ну, тогда за чем дело стало, — обрадовался Исар. — В Доме целителей, значит, этого балбеса приставлю за тобой приглядывать, а гулять будешь с телохранителем. Мне же спокойнее будет на душе.

— Ты так обо мне заботишься, — счастливо проворковала Арай, уже начиная прикидывать, как предупредить Чикира и чем можно будет убедить неизвестного пока телохранителя рассказывать нанимателю только о тех событиях её жизни, о которых она разрешит. В конце концов, Исар ей правда очень нравился и ничего плохого она не замышляла, но по отцу она знала очень хорошо: мужчину нужно ограждать даже от вероятности понять что-то не так.

Домой Арай шла в предвкушении. Исар даже не подумал умотать на лесопилку сегодня вечером, и Арай была вполне уверена, что теперь он на сыновей Чачи внимания не обратит, даже если они попадутся ему на глаза. Но Арай сегодня весь день невероятно везло, и когда-то это должно было кончиться.

Буквально на пороге дома ей позвонила Хотон-хон.

— Иди в Дом целителей быстро, — сказала она напряжённым голосом. — Когда ещё такое увидишь.

Арай примчалась почти бегом. Исар не отставал — он в свете их разговора не собирался отпускать её одну. В фойе мальчик за стойкой махнул ей, куда идти, а Исара задержал, мол, целительские дела. Арай рванула к интенсивной терапии. Там на кровати в полном одиночестве сидел очнувшийся Чача и нервно таращился в окно между палатой и коридором. Арай подумала, не к нему ли звала Хотон-хон, тут услышала шарканье двери за углом и свернула в смотровую. Там Хотон-хон и нашлась, а с ней Яна-хон, Чикир и князь. Стоило Арай войти, как её чуть не сшибла ворвавшаяся следом Задира.

— Я ж только что тут была, — заявила она. — Что случилось?!

— Смотрите.

Помещение было разделено на две части большим окном. В дальней стояла кушетка, ширма и большой сканер, а в ближайшей, где все и толпились, находился пульт управления сканером и экраны, на которые выводились с него изображения. В сканере стояла Камышинка — в одной нижней рубашке, с трудом различимая, но узнаваемая сквозь матовое стекло стенок сканера. На экране пошевеливалось чёрно-белое изображение её нутра, Арай различила позвоночник и пару органов. Но центральное место занимал огромный плод — косматый, с крыльями и открытыми немигающими глазами.

— Муданжцы, — сказала Хотон-хон всё тем же неестественным голосом, — и муданжки. Есть идеи, что тут вообще происходит?

Мы всем табором приводим Камышинку к Чаче, который по самым оптимистичным прогнозам проснётся только завтра. Я распускаю тёток и инструктирую Камышинку насчёт трубок и аппаратов, к которым Чача подключён. Она явно переживает, но не плачет. Осторожно садится на посетительский стул и берёт мужа за руку. Я даже отвыкла от такого за годы на Муданге.

Оставив её высиживать Чачу, я ухожу заниматься своими делами. Однако когда я через пару часов прохожу мимо интенсивной терапии и бросаю взгляд в окно, замечаю, что пациент бодрствует — полусидит в кровати, оперевшись на свёрнутый диль, и даже вроде бы разговаривает с женой. Я немедленно врываюсь внутрь посмотреть, что и как.

— Хотон-хон, — гнусавит Чача с трубками в носу.

— Ты как себя чувствуешь? — спрашиваю я, не скрывая изумления. Муданжцы, конечно, живучие и регенерируют быстро, но это и по их меркам крутовато.

— Как будто меня прожевали и выплюнули, — признаётся он. — Я умру?

Я качаю головой — у него ещё есть силы на поэтические сравнения! Проверив все показатели, заверяю Чачу, что скоропостижная смерть маловероятна, но напрягаться всё-таки не стоит. Вытаскиваю из-под него диль и поднимаю изголовье кровати повыше, показывая Камышинке, как это делать.

— Не надо было её привозить, — говорит мне Чача хмуро, но без запала.

— Ты сам Азамата просил, — припоминаю я.

— Я не просил их привозить, — выпячивает губы Чача. — Только позаботиться о них, если я…

— Ничего с тобой не случится, глупый, — воркует Камышинка, гладя его по щеке. — И я сама попросила тебя увидеть. Ты же как дитя малое, когда болеешь. Переживаешь больше, чем есть той болезни.

В её голосе столько нежности, что мне даже неловко это слышать.

— Ну правильно, а тебе на последнем сроке ездить — ещё и на унгуцах летать! — об этом я переживать не буду, думаешь? — ворчит Чача.