Целитель 11 (СИ) - Большаков Валерий Петрович - Страница 38

— Да мы там замерзнем! — капризно надула губки Настя, однако я чувствовал — сестричка рада скорой перемене обстановки.

— Ничего с вами не случится! — я решительно отмел возражения. — Хоть морем подышите, проветритесь…

— А Юлиус? — заколебалась Рита.

— Забирайте! — сделал я широкий жест. — Избавьте меня от этой плаксы!

— И ничего не плакса! — тут же решительно вступилась бабушка. — Очень даже спокойный ребенок! Описается — и то терпит.

— А и в самом деле… — Рита задумчиво навила локон на палец, глазами показывая на Настю. Я легонько кивнул. — Давайте, съездим? Хватит с нас этой степи!

— Правда что… Поехали! — залихватски махнула рукой мама.

— Полетели! — шепотом сказала Настя, прикладывая палец к губам, и впервые улыбнулась по-настоящему.

Четверг, 23 апреля. День

Вашингтон, Пенсильвания-авеню

Президент изображал из себя глыбу льда — подчеркнуто спокоен и невозмутим. Это означало, что «ковбой Ронни» находится в бешенстве. Он даже не бегал по Овальному кабинету, меча молнии, а торчал у окна, глядя на Капитолийский холм.

Первого Джентльмена выдавали пальцы. Сложив руки за спиной, он то сжимал кулаки, то разжимал их.

— Все газеты, все каналы — об одном и том же, — сдавленно произнес Рейган. — «Русский космонавт спас американских астронавтов!» Джек… Вы верите в эту… ч-черт… «спонтанную хроноинверсию»?

— Нет, — спокойно ответил Даунинг.

— Ага! — каркнул президент, оборачиваясь. — Значит, все-таки русские⁈

— А больше некому, сэр.

— Слава богу, — криво усмехнулся Рейган, — я в вас не ошибся!

— Но мы все-таки допустили промах, перейдя «красную линию», — осторожно выговорил директор ЦРУ.

— Да, да! Согласен! — раздраженно вымолвил президент. — Но меня беспокоит иное… Мы остались без шаттла! «Челленджер» будет готов лишь к будущему лету, а русские запустят собственный инвертор в начале мая! Причем, не как у нас, в стиле «лайт», а тяжелый, под девяносто тонн! — пройдясь мимо окон, он потоптался на овальном ковре, и резко спросил: — Что с «полумесяцем нестабильности»?

— Всё идет по плану, сэр, — церемонно ответил разведчик. — Русские ввели военное положение в Центральной Азии, и тамошние «джихадисты» ушли в подполье. Мы формируем вооруженные отряды на территории Казахстана, Узбекистана и прочих «станов». Боевые действия пока нерегулярны, но страху моджахеды нагоняют, недаром их полевых командиров в советской прессе называют «басмачами», по старой памяти. Мобильные группы нападают на военные части, устраивают теракты… В общем, мутят воду. А сейчас мы разворачиваем работу на Кавказе…

— Очень хорошо, Джек… Очень хорошо… — Рейган присел за стол, барабаня нервными пальцами по кожаной папке. — Но мало! — его лицо исказилось. — Пусть эти ваши басмачи помогут в нашей — опасной, да! — однако необходимой, а потому неизбежной операции! Пусть отвлекают на себя внимание — налетами на военные базы и аэродромы, рейдами по тылам советской армии, подрывами поездов, автобусов… Да хоть резней в школах! Лишь бы хаос и смута! Не мне вас учить, Джек, сами знаете, как это делается. Назовем операцию попышней, повнушительней… М-м… А там что, в этой Азии — пустыня или горы?

— В основном, степь, — подсказал Даунинг.

— Тогда пусть будет… «Щит степи»!

— Цель операции, сэр?

Лицо президента перетянуло злобной улыбкой, и он грохнул кулаком по столу:

— Разбомбить Тюратам!

Пятница, 24 апреля. День

Севастополь, улица Ленина

Гирин был и рад, и даже горд оказанным доверием. Ведь на Черноморский флот послали не командира БЧ-7, а его, как военспеца! Значит, он кой-чего стоит, и не даром флотский сухпай трескает…

Правда, когда его вызвали к самому Гокинаеву, Иван заробел.

«Доложите, товарищ мичман, о результатах второго спуска к 'Энтерпрайзу», — сходу потребовал каперанг.

Гирин, хоть и нервничал, но отрапортовал без запинки, как по писанному.

«Очень, очень неплохо, — покивал командир корабля. — А это правда, что вы за пять минут голыми руками деактивировали защиту на электронике „Си Игла“?»

«Так точно!» — отчеканил Иван, хоть и побурел слегка.

«Тогда вот вам предписание, товарищ мичман, — взял Гокинаев уставный тон. — Отбываете с вещами в Севастополь, в распоряжение Арсения Ромуальдовича Вайткуса. Свое звание и чин он вам сам сообщит, если посчитает нужным…»

…Гирин довольно вздохнул — и забыл выдохнуть. Навстречу ему шагала девушка… Прехорошенькая, стройная, длинноногая… Да мало ли красотуль дефилирует по Южному берегу Крыма! Но эта…

Она была особенной. Полным совершенством во всех отношениях. Иван восхитился изяществом гладкой руки, небрежно отмахнувшей золотистую прядь волос… И на него в упор глянули ясные и печальные глаза. Очи, в карей безбрежности которых хотелось видеть свое отражение — сегодня, завтра, всегда.

«А я не верил, что так бывает…» — одинокая мысль канула в блаженную пустоту.

Девичьи бровки слегка нахмурились, а губки дрогнули в досадливой гримаске при виде замершего мичмана, но не смогли удержать природной жизнерадостности — и явили улыбку.

«Ямочки на щеках…» — умилился Гирин.

— Вам поплохело, товарищ мичман? — с притворной заботой спросила красотуля.

— Да! — ляпнул Иван. — То есть, нет, что я говорю! Наоборот! Мне хорошо! Очень… — он шумно вздохнул. — Зря я не верил!

— Во что? — карие глаза распахнулись.

— Что так бывает… — запыхтел моряк, не зная, куда ж ему руки девать. — Ну, когда с первого взгляда…

Девушка строго погрозила пальцем, хотя во взгляде брезжил интерес.

— Но-но-но! Экий вы быстрый, товарищ мичман!

— Извините, пожалуйста! — Гирин испугался, и заспешил с оправданиями: — Я вовсе не хотел вас обидеть… Не ожидал просто, что вот так, сразу и вдруг… Только прилетел сегодня…

— И мы тоже! — оживилась незнакомка. — Мы с мамой в Ялте, а мой брат здесь где-то. Я его еще не видела, только что с автобуса… Меня зовут Настя.

— Иван! — вытолкнул мичман, бережно принимая узкую ладошку. Прикосновение пальцев к бархатистой коже будило в нем давнюю, полузабытую усладу. — Гирин.

— Как-как? — хрустально рассмеялась Настя.

— Гирин, — смешался мичман. — Иван Родионович…

— Ой, не обращайте внимания, Иван! — взмахнула кистью девушка. — Просто я — Гарина!

— Здорово! — восхитился моряк, все еще не веря удаче.

Дунул ветер, трепля девичье платье и длинный вязаный кардиган.

— А не подскажете, Иван Гирин, — затянула Настя, смешливо щурясь, — где тут Графская пристань? Ни разу не видела тамошние пропилеи…

— Конечно, конечно! — обрадовался мичман, неожиданно бледнея, и застенчиво спросил: — А можно… я провожу вас туда?

— Можно, — кокетливо ответила девушка этому рослому, широкоплечему, загорелому «молчелу» с обветренным лицом, робкому, как мальчик. — И туда можно, и обратно! У меня автобус в полчетвертого…

Воскресенье, 26 апреля. Утро

Севастополь, бухта Южная

«Новороссийск» был громаден. Его необъятный борт, окрашенный в шаровой цвет, вздымался высоко над причалом, и обычного покачиванья, когда корабль то тискается к тверди, скрипя кранцами, то отваливает, натягивая канаты, не замечалось. Что авианосному крейсеру какие-то волны?

«Или авианесущему?» — задумался я. Ну, не важно…

— Прошу на борт! — капраз Черных, командир ТАВКРа, гостеприимно повел рукой.

— О, это очень большой корабль! — впечатлено молвил Фейнберг. — Очень, очень большой!

— Да-а! — просиял каперанг, и светлые лучики морщинок вокруг его глаз, заметные на загорелом лице, ужались, пропадая.

Я первым ступил на трап, косясь на Джеральда. Обвык профессор, хоть и не обрусел. По крайней мере, акцент у него сместился в «прибалтийские октавы». А что вы хотите? Герман Берг, славный потомок остзейских немцев…