Андрей Капица. Колумб XX века - Щербаков Алексей Юрьевич - Страница 52

«Строительство Эльбрусской станции на поляне Азау осуществлялось благодаря огромной организационной работе Михаила Яковлевича Плама, ученика и помощника шефа (так часто называли сотрудники своего руководителя Георгия Казимировича Тушинского за глаза — гляциолога, доктора географических наук, профессора, основателя гляциологической школы МГУ и изучения снега на горных склонах и снежных лавин. — Прим. авт.), и Афанасия Абелевича Бобровицкого — заместителя Г. К. Тушинского по административным делам в лаборатории снежных лавин и селей»[217].

До сих пор, где бы туристы-горнолыжники ни поселялись в Баксанском ущелье Кабардино-Балкарии, в «Терсколе», «Итколе» или множестве новопостроенных гостиниц, они все обязательно идут фотографироваться у Эльбрусской станции — ее островерхих домиков с широкими альпийскими балконами на фоне грандиозного скального кулуара, спускающегося с Главного Кавказского хребта.

Рассказывает Вячеслав Иванович Никифоров, работавший с 1977 по 1982 год директором Эльбрусской станции: «Станцию построил Миша Плам. Он сейчас в Америке очень богатый человек. Он мне как-то по секрету сказал, когда-то мы с ним крепко дружили, вместе свадьбы играли, что построил станцию не он, а его мама. Она была врачом-венерологом в кремлевском Четвертом главном управлении при Минздраве СССР и всегда могла выбить необходимое количество денег для строительства станции. Это я знаю из первых рук, от Миши. Хозяйственная деятельность у нас — это всегда непросто».

Со временем в Азау стали проводить учебные и производственные практики для студентов МГУ и других вузов по широкому кругу научных дисциплин, связанных с географией. Так что можно сказать, что Андрей Петрович Капица создал географический практикум. Удивительно, как за такой короткий деканский срок ему удалось все на факультете поставить на широкую ногу!

А дело в том, что, будучи выходцем из знаменитой академической семьи, Андрей Петрович, в отличие от других деканов, был вхож к ректору МГУ Ивану Георгиевичу Петровскому и однажды даже привел его на Географический факультет — крупного математика, заведующего кафедрой дифференциальных уравнений механико-математического факультета МГУ, который, помимо ректорства, был заместителем председателя Верховного Совета СССР Николая Викторовича Подгорного! Визит ректора МГУ на Географический факультет — событие выдающееся, с тех пор ни разу не повторившееся. А политического деятеля Советского Союза такого ранга — вообще невероятное.

Юрий Гаврилович Симонов рассказывал: «Это было в конце 60-х—1969-й или 1970 год. Андрей стал деканом, когда Петровский был ректором уже почти двадцать лет. И видимо, он пришел к Андрею как к человеку своего круга. Может быть, обрадовался, что и на Географическом факультете теперь тоже есть академическая линия. Андрей тогда мне позвонил, ничего не сказал, пригласил к себе в кабинет. Я прошел приемную, заворачиваю в кабинет, а там — Петровский! Андрей сидел за своим деканским столом. А Петровский сидел от него слева сбоку, как гость, у деканского стола. Когда я вошел, Андрей встал. И Иван Георгиевич встал, очень вежливо сделал два шага мне навстречу. Академический клан! Иван Георгиевич был человеком интеллигентным.

Вдоль стены, примыкающей к приемной, в кабинете декана была библиотека. В ней стояли книги, которые дарили декану. И Андрей еще умудрился какие-то мои книги, которые к тому времени вышли, тоже на виду в шкаф поставить. Что, мол, дескать, Симонов — вот он какой: с корифеями в шкафу стоит!

Андрей тогда, конечно, не одного меня к себе приглашал. Он просто по очереди представлял Петровскому людей Географического факультета. Наверняка сначала спрашивал его, не хочет ли Иван Георгиевич познакомиться с таким-то человеком?

Петровскому, наверное, было гораздо интереснее, что я председатель университетского Комитета народного контроля: могу организовать группу и провести любую проверку. Это было Иван Георгиевичу интереснее в десять раз, чем кто я такой. До этого я лично с Петровским знаком не был и по делам Народного контроля общался с его заместителем, геологом Сергеевым (Евгений Михайлович Сергеев, академик АН СССР и РАН, основоположник инженерной геологии, лауреат Ленинской и Государственной премий, проректор МГУ по научно-учебной работе естественных факультетов. — Прим. авт.).

Но после этой встречи мы с Иваном Георгиевичем очень подружились. После окончания университета я стал всерьез изучать математику, увлекся и захотел ввести ее в географические исследования. Благодаря тому, что Андрей познакомил меня с ректором Петровским, мне удалось создать на факультете лабораторию математического моделирования.

Организовалась она, когда Капица еще был деканом. Я ее создавал как межкафедральную. Но межкафедральной она не получилась из-за того, что гидрологи, океанологи и метеорологи имели свою цель математизации. Они говорили, что они родом из физики и математики и к географии не имеют никакого отношения…

В университете тогда был создан вычислительный центр, в котором использовались машины МИНСК и БЭСМ, поколения которых сменяли друг друга. И хотя было много затруднений в подготовке данных к обработке, рабочее время машин было полностью занято. На факультеты выделили лимиты, а за часы (возможность использования вычислительных машин) приходилось бороться»[218]. «1968–69-й были годами такого всплеска научно-организационных дел на факультете! — вспоминает профессор Р. С. Чалов. — Как раз когда Андрей Петрович был деканом. Именно в эти годы на факультете были созданы несколько крупных научно-исследовательских лабораторий. В том числе и наша лаборатория — проблемная лаборатория эрозии почв, теперь лаборатория эрозии почв и русловых процессов имени Н. И. Маккавеева. А также проблемная лаборатория по освоению Севера — нынешняя лаборатория геоэкологии Севера, и лаборатория новейших отложений и палеогеографии плейстоцена. По крайней мере три из четырех крупных интереснейших проблемных лабораторий были созданы во времена деканства Андрея Петровича Капицы. Они и сейчас существуют и успешно работают. Это говорит о его организаторских способностях. Конечно, инициативы шли снизу: от Н. И. Маккавеева, иженер-контр-адмирала В. Ф. Бурханова — известного полярника, К. К. Маркова, но Андрей Петрович не мог не приложить к этому руку, иначе ничего бы не получилось».

Вдобавок в 1969 году на Географическом факультете, при кафедре гидрологии суши, открылись Международные высшие гидрологические курсы под эгидой ЮНЕСКО для повышения квалификации специалистов по водным ресурсам.

«Андрей… не только подписывал бумаги, — писал в своей книге Ю. Г. Симонов, — но часто сам ходил вместе с инициатором создания лаборатории по разным инстанциям… Но таким образом он брал ответственность лично на себя»[219].

Начиная с 1967 года Андрей Петрович проводил лето в Африке — в Южном полушарии тогда наступает зима и можно не только прятаться в тени, но и работать. Инициатором африканской экспедиции выступил его давний друг по университету — геолог Владимир Владимирович Белоусов, человек монументальной наружности и большой любимец студентов МГУ.

Рифты и вопрос, дрейфуют или не дрейфуют материки, были тогда новыми темами в геологии и географии. А Андрея Петровича неудержимо влекло к себе все новое. «Все началось тогда, — писал Андрей Петрович, — когда Владимир Владимирович, будучи президентом Международного союза геофизики и геодезии, в 1960 году выдвинул проект изучения верхней мантии Земли. Этот проект, подобно Международному геофизическому году (МГГ) и Году спокойного Солнца (МГСС), также должен был быть международным…»[220]

Вот как объяснили необходимость такой экспедиции сами ее участники в трехтомной монографии по ее итогам, которая выйдет в 1974 году: «В начале 90-х годов прошлого столетия Э. Зюсс, объединив разрозненные сведения, полученные в Восточной Африке отдельными путешественниками, впервые указал на наличие огромной зоны тектонических разломов, протянувшихся от гор Тавра на севере до устья реки Замбези на юге, то есть на протяжении около 6500 км. С тех пор этот колоссальный шрам на теле земной коры вошел во все учебники геологии. Аналогичными разломами, но значительно меньшего масштаба, оказались грабены Байкальский и Рейнский. Однако, хотя знания о последних двух грабенах и об огромном Восточно-Африканском рифте из года в год расширялись и углублялись, подобные структурные образования до 50-х годов нашего столетия казались уникальными и экзотичными, выпадающими из закономерной последовательности тектонических режимов.