Андрей Капица. Колумб XX века - Щербаков Алексей Юрьевич - Страница 26

Декан факультета К. К. Марков нас, фронтовиков, боготворил. И обычно спрашивал: „Чего это я уже два дня ничего не слышу о вас в ректорате?“ — „А чего надо слышать?“ — „Ну, вы всё чего-то придумываете этакое, чего на факультете нет“. Ну, Борис и придумывал! А мы ему помогали.

Андрей Петрович тоже был в этом деле. Он тогда получил такую закалку. Сейчас это себе даже представить трудно: когда бывали вечера на факультете, то весь верхний этаж гудел в пятом корпусе, где раньше был географический факультет. Вот в такую географическо-хаотическую обстановку пришел Андрюша из академической семьи! Такой манерный, в Англии собственный дом, говорил по-английски лучше, чем по-русски — ну, а когда познакомился со мной, я ведь его матом научил говорить! Хотя не один только я старался в его обучении.

Первый год был общий для всех. Но так как факультет географический, зимние каникулы и начало лета означали еще не конец учебе. Зимняя экспедиция — по желанию, но обязательная летняя практика, „поле“, практика на природе»[156].

Снова предоставим слово В. А. Скорнякову: «Первые зимние каникулы запомнились замечательной поездкой на Кольский полуостров, которую организовали легендарные в те годы фронтовики-старшекурсники Борис Беклешов и Костя Тихоцкий… В ней участвовали студенты от 1-го до 5-го курсов. Деньги на поездку пришлось просить у родителей. Но это была небольшая сумма, так как основная часть расходов прошла за счет факультета (уж не знаю, по какой статье они были проведены)… На геофаке Ленинградского университета состоялась встреча с тогдашним президентом Всесоюзного географического общества Львом Семеновичем Бергом (академик АН СССР, географ-энциклопедист: физикогеограф, геоморфолог, литолог, почвовед, климатолог, автор эволюционной теории номогенеза. — Прим. авт.). Для начинающих географов само общество и тем более его президент были понятием почти мифологическим. Днем посетили Эрмитаж, вечером смотрели в Мариинке балет „Жизель“, а ночь провели на столах в аудитории геофака, подстелив под себя собственную одежду… На станции Полярный круг участников, впервые пересекающих эту параллель (а такими были почти все), старшие товарищи хватали за руки и за ноги и бросали в снежный сугроб (такова якобы традиция). В Мурманске наибольшее впечатление произвело посещение траулера, где моряки накормили нас жареной треской. Это было так вкусно, что я до сих пор ее вспоминаю. Ночевали в гостинице в двух больших номерах, причем для экономии спали по двое на кровати (как о таком могли договориться наши организаторы, не представляю).

Из Мурманска мы переехали на существующую и поныне учебно-научную базу геофака МГУ вблизи г. Кировска. Отсюда мы совершили экскурсии на мрачный и сырой медно-никелевый рудник, в светлые и сухие штольни в апатито-нефелиновой горе, пешком поднялись к метеостанции на вершине горы Юкспор… При возвращении в Москву мы должны были пересесть на станции Апатиты из местного поезда Кировск — Апатиты на скорый Мурманск — Москва. Но едва не опоздали из-за задержки местного поезда. Однако приехавший заранее на лыжах Тихоцкий сумел задержать на несколько минут скорый поезд (!)».

А вот летняя практика была уже обязательной. «Завершался 1-й курс полевыми практиками. Сначала шла 5-дневная геологическая практика с маршрутами по Нескучному саду, Ленинским (ныне Воробьевым) горам и другим недалеким местам. До сих пор запомнился „пьяный лес“ на склонах долины Москвы-реки и обнажения темных юрских глин, из-за которых впоследствии пришлось принимать меры для устранения опасности сползания нового здания МГУ в сторону реки. Практику проводили молодые сотрудники геологического факультета.

За геологической последовала месячная геодезическая практика в поселке Красновидово в верховьях Москвы-реки. От Можайска до Красновидово наши вещи довезли на машине, а мы сами прошли пешком (16 км). Расположились в двухэтажном так называемом „белом корпусе“. Кормили нас до этого времени вполне прилично в отличие от студентов предшествующих лет, когда еще существовали продовольственные карточки. Преобладающее блюдо в тогдашнем их меню даже нашло отражение в песне студента Володи Максаковского „Прощальная красновидовская“ (1947 г.). В ней есть такие слова:

По вечерам ходили гулять в прославленную Березовую рощу, а на ступенях часовни, стоявшей на обрыве над Москвой-рекой, пели песни, в самой часовне иногда показывали так называемые „трофейные фильмы“, вывезенные из побежденной Германии (на больших московских экранах их не показывали). После создания в 1959 году Можайского водохранилища большая часть рощи и место, где стояла часовня, оказались под водой.

После красновидовской практики мы две недели отработали на стройке в районе ж.-д. станции Рабочий Поселок, где выполняли мелкие подсобные работы на территории, предназначенной, как нам сказали, для возведения поселка строителей нового здания МГУ. Это был самый начальный этап грандиозного строительства. Использовали нас крайне неэффективно, что нашло отражение в оплате нашего труда — по три с лишним рубля. Этого как раз хватило для компенсации наших затрат на проезд к месту работы на электричке.

И вот, наконец, наступило время самой увлекательной практики. Называлась она общегеографической и продолжалась без малого месяц. А в отношении ее места у нас был выбор: Кавказ или Хибины…»[157]

Не стоит сомневаться, что Андрей Капица был тоже продут географическим факультетом через все эти «огонь, воду и медные трубы».

Однако учеба учебой, а ведь у Андрея еще были важные дела у папы на даче! Где-то с осени 1948 года Петр Леонидович начал переоборудовать сторожку на Николиной Горе в лабораторию. «Два года, до сентября 1948-го, я с Петром Леонидовичем не встречался, — вспоминал его ассистент и электромонтажник С. И. Филимонов. — А в сентябре Капица пригласил меня приехать на Николину Гору. Показал „хату-лабораторию“, как он ее называл. Это было деревянное строение, включающее гараж, и при нем две комнаты приблизительно по 13 кв. м, кухня и коридорчик. Электропроводка была только для освещения и штепселя для настольных ламп. Отопление дровяное — две печки… Меня поразило, что хотя эта „хата-лаборатория“ ни в какое сравнение не шла с ИФП, Петр Леонидович говорил о ней, а как я потом убедился, и работал там с большим удовольствием и энтузиазмом… Я спросил Петра Леонидовича, кто ему помогает в лаборатории. Он ответил: Анна Алексеевна, сыновья — Сергей, Андрей…»[158]

Перед вторым годом на географическом факультете пошло традиционное разделение студентов по специализации. Андрей Капица записался на кафедру геоморфологии, самую многочисленную по количеству преподавателей и студентов на факультете. Сейчас она называется кафедрой геоморфологии и палеогеографии. Наука геоморфология изучает формы земной поверхности, их строение и структуру. Палеогеография пришла на эту кафедру только в 1987 году благодаря Капице, но об этом дальше.

Кстати, чуть раньше в повествовании вроде бы промелькнуло что-то про автомобиль «москвич». Откуда он взялся у профессора? Рассказывает Павел Семенович Оршанко, познакомившийся с Капицами в 1949 году с подачи М. М. Пришвина: «Охотились мы вблизи Николиной Горы. К полям и болотам ходили пешком. Проезд на машине к местам охоты затрудняло одно гиблое место у крайней дачи поселка, которое, как утверждал Капица, проехать нельзя. Я осмотрел это место и решил — проеду. И проехал. Когда я остановил машину… Петр Леонидович вышел из „Москвича“, обошел машину кругом, осмотрел, как бы увидев ее впервые, похвалил ее проходимость и сказал: