Ржевский 7 (СИ) - Афанасьев Семён - Страница 14

Но я-то знаю: с такими точно ласковыми лицами они в своё время меня бить принялись.

Кулаками. Не выбирая точек приложения ударов.

Получилось достаточно досадно и почти больно.

— Мы с Ржевским разговариваем, — неохотно морщится в адрес княгинь чин такой необычной разведки (потому что внутренней). — Вы бы не могли дать нам поговорить?

— На, — Наталья спокойно и непринуждённо упирает кукиш в нос переговорщика той стороны.

Сказать ей, что ли? Как бы это всё снаружи ни смотрелось, но данный разговор — самые что ни на есть переговоры противоборствующих сторон под белым флагом. Это если по содержанию.

А форма таких мероприятий может разной быть, на неё порой вообще внимания обращать не стоит.

С другой стороны, противная сторона меня всерьёз ещё не воспринимает, если Серёгу вместо принимающих решение прислать решила.

— На. Присоединяюсь к формулировке. — Второй кукиш в исполнении Виктории занимает место рядом со своим собратом от её кузины.

Воронцов пытается корчить хорошую мину при плохой игре.

Ух ты, а мне неожиданно становится приятно; прости, господи. Я думал, это только в мой адрес у них регулярно вылетает данная обесценивающая и донельзя обидная комбинация. Из трёх пальцев.

А оказывается, нет. Оказывается, это их стандартный приём в полемике. Видимо, с целью занятия верхнего положения в иерархии беседы.

— Дамы, что вы себе позволяете⁈ — брови графа ползут на лоб.

— Закройся, мурло, — с равнодушным видом предлагает рыжая. — Давно е*алом об стол не стучали? — затем уточняет. — Твоим? Так сейчас напомню, как оно выглядит. За этим дело не станет.

— Я буду участвовать, — нехорошо прищуривается блондинка. — Воронцов, личинка глиста, ты что, думаешь, мы не понимаем? Что за решёткой исключительно благодаря тебе и твоим коллегам чуть не оказались? Двойное беззаконие, если что.

— Вот не надо инсинуаций! Это исключительно третьего отделения прерогатива, — граф задумчиво тычет большим пальцем за спину в сторону зала. — Моя служба к прямому уголовному преследованию — никаким местом. Нас теоретические в природе нет, чтобы уголовные дела возбуждать!

— Не пи***, — отмахивается Вика. — У тебя, точнее, у твоей конторы над охранкой приоритет чётко прописан. Вы — мозг, они — руки и ноги.

— Дамы, оставьте нас наедине. — Воронцов обуздывает мимику и становится похожим на решительного школьника, проглотившего зачем-то метровую палку.

— Если к закону апеллировать, то мы — объекты происходящего уголовного процесса, — Наталья ведёт рукой вокруг себя. — И я нахожусь на собственном судебном заседании. Граф, вы явно хлебалом в стол нарываетесь. Прям задачу себе поставили, как я погляжу!

Одновременно с этими словами рыжая обходит меня по дуге и садится на моё левое колено.

Попой.

Вау. Хорошо-то как.

Скрестить пальцы, чтобы в имеющем место позитиве ничего в худшую сторону ненароком не исправить. А то у меня порой случается.

С целью зафиксировать одухотворённость происходящего, жизнерадостно бросаю ладонь на талию магессы: через мгновение я начну перемещать эту руку вниз, но стоит постараться провернуть номер незаметно. Начать, так сказать, с нейтральных точек: не сразу за жопу хватать, как говорит Мадина.

Ухаживание, символические игры, всё такое. Я хорошо помню её уроки, выводы тоже стараюсь делать правильные.

Чёрт, на каком бы языке сейчас сказать, что попа огневички не только красивая, а и упругая? Также приятная на ощупь, имеет совершенную геометрию и вообще в душе отзывается одними восклицательными знаками?

В хорошем смысле этого слова.

По-русски или по-французски если заговорить, поймёт Воронцов. А мне этого почему-то не хочется.

На всех других языках не поймёт уже Наталья.

Видимо, испытываемый позитив слегка ослабляет мой внутренний контроль, потому что всё это я произношу вслух. Последовательно. По-французски и по-русски.

Неловко получается, хотя с задних скамеек зала заседаний раздаются энергичные аплодисменты и поощряющие возгласы типа «Ржевский, ну ты зверь!». «Давай, напомни здесь свою фамилию! А то позабыли, гады!».

— Где-то даже обидно, — вздыхает Виктория, обходя меня с другой стороны и усаживаясь на мою правую ногу. — Представь, Дмитрий, я уже переживаю, когда ты пятернёй к чужой жопе тянешься! На людях! Настолько, что свою подставляю добровольно. Ты на нас плохо влияешь, — заключает она, чуть ёрзая по моему бедру, чтобы устроиться поудобнее.

— Излишне комментировать, где тотчас после твоих слов оказалась вторая рука Ржевского, — хохочет рыжая.

Понятное дело, на попе блондинки, я даже плечами пожимаю.

Чёрт, и эту фразу от избытка положительных эмоций выдаю вслух. Под повторный взрыв аплодисментов с галерки и под хихиканье фигуристых княгинь, оккупировавших мои ноги в качестве сидений.

— Серёжа, тут такое дело. — А вот серьёзное лицо Натальи не вяжется с её игривым пощипыванием моего плеча.

Эх, хорошо-то как! На сей раз радуюсь молча и про себя, вслух ничего не объявляю.

Если подумать — сижу на трибуне в удобном кресле, центр внимания. Народ мне рад — вон, хлопают и хлопают.

Переговорщика противная сторона прислала — получается, позиции их тесню.

И две красавицы на… так, кажется, предсказуемый и обусловленный физиологией ход мыслей пора притормаживать.

— Это не огурец! — шепчу смущённо по очереди каждой девице, поскольку те кое-что почувствовали и синхронно полезли руками туда, куда… неважно. — И это. Вы бы руки на стол положили? А то у меня сейчас настрой с переговорного сместится совсем в другую сторону! Ой, уже сместился, — констатирую, с досадой оглядываясь по сторонам. — Надо срочно корректирующие поправки вносить, сейчас прямо и займёмся. Уважаемые сограждане! — повышаю голос в сторону зала. — Нам троим, как сторонам процесса, надо срочно удалиться на пять минут в судейскую комнату для группового совещания! Пожалуйста, не расходитесь; мы быстро! Бац — и готово!

Барсуковы принимаются заливисто хохотать и хлопать друг друга и меня по плечам:

— Кому что, а лысенькому расчёска! Дима, ты неисправим!

— Звёзды не меняют своих орбит, — соглашаюсь, скромно потупившись. — Давайте, бегом неситесь в судейскую комнату, там упор в стену руками принять. Дело есть, я следом за вами.

Придумать бы ещё, чем перед своих штанов прикрыть, пока до дверей комнаты Веретенникова шагать на виду у всего зала буду.

Больно чувства вперёд выдаются.

Последние три предложения дамам я практически прошептал, стараясь, чтобы никто лишний не слышал. Однако Воронцов, падла, сидит рядом, потому от него утаить сокровенного не удаётся.

Его глаза открываются на ширину кофейных блюдец, а брови ползут ещё дальше, со лба на затылок:

— Ржевский! Ты в своём уме⁈

— Ой, иди нахер, — отмахиваюсь грубо, ибо уже не до политесов (организм кое-чего вот прям весьма настойчиво требует). — Если ты сам бесчувственный и чёрствый сухарь, а также неромантичная сволочь и постарел настолько, что уже духовные порывы тебя не касаются, то молчи себе в тряпочку и не гавкай! Мудила. А то мордой в стол тебя не девицы, а я оформлю. Травмой можешь не отделаться.

Чего-то подумалось: если и с его подачи такой произвол творится, возможно, и не надо в нём ничего личного видеть? И жалеть тоже не следует?

Если они все скопом молодых и классных девчонок беззаконно под суд отдать готовы?

Схема простая, но в голове почему-то сложилась только сейчас. Когда органы власти в практику возводят беззаконие, восстающие против оного отдельные граждане логично подвергаются ещё более жёсткому беззаконию, типа как этот суд: знак прочим.

Дескать, не вмешивайтесь (как княгини Барсуковы) в происходящие, а не то костей не соберёте. Хоть даже вы тысячу раз и правы, но власть над законом (и справедливостью) в приоритете.

— Дима, за тобой сейчас вся страна наблюдает, — оглушительным шёпотом выдавливает из себя Наталья, сотрясаясь от позывов смеха. — Да, звук в зале слышен фрагментами, но по артикуляции и по твоим красноречивым жестам всё более чем прозрачно! Ты мой зад уже до миллиметра исследовал, давай на нём и остановимся? Не нужно руку туда запускать, куда сейчас… я и так, в принципе, не против…